свойский парень, ловкий пройдоха, которого, кстати, прозвали 'плутом'. Под конец войны он оказался в Мюнхене и занимается здесь своим прежним ремеслом, правда уже в дневное время. У него масса знакомых, широкие связи, так что вчера я с ним посоветовался. И, знаешь, не зря. Мы быстро договорились. Из Мюнхена он отвезет тебя в одно пограничное местечко. Все согласовано, и он ждет моего звонка по телефону. Через родителей его жены — а она как раз оттуда родом — он без труда организует твой дальнейший маршрут. Там, по его словам, немало проводников, знающих удобные и безопасные переходы. Короче, положись на 'плута', он устроит все в лучшем виде'.
Я с благодарностью пожал руку моего друга и сказал: 'Что бы я стал делать без тебя? В такой трудный момент моей жизни ты направляешь меня по единственным рельсам, ведущим к спасению'.
После моего освобождения из тюрьмы полиция установила строгое наблюдение за моим домом, следила, когда я прихожу и ухожу. Зная это, я решил больше не возвращаться к себе. Было бы глупо попасться в самую последнюю минуту. Я позвонил жене и попросил ее приехать ко мне в Мюнхен. Мы встретились в одном кабачке, пропахшем пивом и табачным дымом. Я ей коротко сообщил, что собираюсь в этот же вечер покинуть Федеративную республику и домой уже не поеду. Бедная Гизела! Как нелегко было ей в полном одиночестве вернуться в Кемпфенхаузен, уложить для меня два чемодана и привезти их обратно, в ту же ресторацию. Тем временем Герман занялся последними приготовлениями к моему отъезду.
Точно в назначенное время, в 20 часов, мы подъехали к началу автострады, где 'плут' уже поджидал нас в своей машине. Я перегрузил в нее чемоданы и после горестного, поистине душераздирающего прощания с Гизелой двинулся в путь, к границе ГДР.
Много километров мы проехали молча. Наконец мой спутник обратился ко мне па приятном, чуть грубоватом берлинском диалекте. Желая отвлечь меня от мрачных дум, он поведал мне свои автомобильные заботы — мы ехали на старой машине 'опель-капитан'. Его простой и дружелюбный тон понравился мне, вскоре мы разговорились и вспомнили целую кучу знакомых нам берлинских ночных гуляк. Беседа с 'плутом' немного рассеяла меня, слегка ослабила нервное напряжение после этого мучительного, жестокого дня.
Я совершенно не представлял себе толком, как все пойдет дальше. Но я сидел в машине и ехал к границе — это успокаивало. Еще в ту же ночь должно было решиться, удастся ли мне мой прыжок в мир безопасности и свободы. Невольно я выпрямился на сиденье, для успокоения взял предложенную мне сигарету. Словно угадав мои мысли, 'плут' (его настоящего имени я так и не узнал) спросил меня: 'А вы уже знаете, чем будете там заниматься? Или вас там ждут?' На оба эти вопроса я мог ответить только отрицательно. Все было покрыто мраком неизвестности, и во всем, что касалось моего ближайшего будущего — или, как я говорил себе, 'переходного периода',— я, естественно, полагался только на самого себя...
Наконец мы прибыли на место. 'Плут' отправился к родителям своей жены, и около часа я прождал его невдалеке от их дома. 'Вам здорово повезло! — сказал он, вернувшись ко мне. И шепотом добавил: — 'Через полчаса мы доедем до развилки, где вас ожидает другая машина'. Я молча пожал ему руку.
Мы медленно подъехали к месту встречи и в лучах фар увидели 'незнакомца', стоявшего около автомобиля. Нам было достаточно нескольких слов, чтобы 'опознать' друг друга. Я снова перегрузил чемоданы и быстро простился с 'плутом'. 'Ну, значит, ни пуха вам ни пера', — вполголоса проговорил он и исчез в темноте.
Мой новый водитель, невысокий и крепкий с виду мужчина лет сорока, приветливо сказал мне: 'Прежде всего садитесь и устройтесь поудобнее. До рассвета еще много времени. Главное, вести себя спокойно и не натворить глупостей. Если сделаем все правильно, дело выгорит. Сейчас проедем несколько километров до одного лесочка, а там я вам все объясню'. Мы поехали. Сначала говорили о каких-то пустяках, потом он рассказал мне увлекательную историю о своей первой встрече с политическими эмигрантами. 'Должен вам сказать, что переброской беженцев я занимаюсь в исключительных случаях и вовсе не ради заработка, — сказал он. — Но отказывать людям нельзя: очень уж у нас много всякой несправедливости и насилия, вот и помогаешь, когда можешь, Понимаете?'
Забравшись в глубь леса, он заглушил мотор и выключил подфарники. С этой минуты мы стали вести себя как два охотника в засаде: не курили и говорили только шепотом, хотя окна машины были закрыты. 'С первым проблеском на горизонте мы тронемся, — сказал мой новый друг. — Ехать отсюда ровно семнадцать километров. Там ручей. Пока доедем, как раз уже будет достаточно светло, чтобы не свалиться в воду. Придется идти подлеском. Земля неровная, не паркет — сами понимаете. А тут у вас два чемодана — значит, не торопитесь, иначе вываляетесь в грязи. Так что твердо запомните: идти надо очень спокойно! Я еще немного подвезу вас, потом остановлюсь и поставлю чемоданы точно в нужном вам направлении. Через пятьдесят метров увидите одинокую ель, пойдете прямо на нее. Сразу за елью ручей. Повернете направо — и тридцать шагов вдоль берега. Тут увидите переход. Точно считайте шаги, а то еще промахнете мимо него и начнете нервничать. Перейдя ручей, сделаете опять-таки тридцать шагов в обратную сторону и снова выйдете на дорогу. Запомните — справа, в четырехстах метрах, домик западногерманского погранпоста. Поэтому держитесь левее и не выходите из низкого сосняка, пройти через него нетрудно. Еще примерно двести пятьдесят метров — и вы у контрольной полосы, вспаханной вдоль границы ГДР. Ну а дальше действуйте самостоятельно. И главное, не бойтесь, этот ранний час — самый надежный для такого предприятия'.
Когда мы наконец доехали и быстро, стараясь не производить никакого шума, выбрались из машины, мой водитель спокойно и уверенно подхватил мои чемоданы и поставил их, словно два указателя направления. Мое сердце здорово колотилось. Не тратя времени на торжественные прощальные слова — он еще в машине напутствовал меня добрыми пожеланиями, — я взял свой багаж, распрямился и как только мог тихо зашагал в сторону одинокой ели. Все получилось удачно, если не считать довольно трудный переход через ручей, разбухший от осеннего паводка.
Продолжая свой путь, я то и дело призывал себя к спокойствию и выдержке. Забитые вещами кожаные чемоданы оттягивали руки, точно свинцовые чушки, но я не решался поставить их на землю и передохнуть. Обливаясь потом, я вошел в густой лиственный лес. Судя по описанию моего проводника, это уже была территория Германской Демократической Республики, и я решил ненадолго остановиться и перевести дух.
Я не успел сделать и пяти вдохов, как в кустах что-то зашелестело и меня окликнули. Тут же передо мной выросли три пограничника ГДР. Никогда в жизни не забуду встречи с этими солдатами. Я был спасен!
Никогда еще я не ощущал с такой остротой различие между двумя мирами: преследуемый и затравленный, я вдруг оказался под защитой друзей. Это было ранним утром 31 декабря 1954 года. Я отказался от предложенного мне в знак приветствия глотка коньяку — боялся охмелеть и окончательно расчувствоваться.
Вскоре за мной приехала машина, доставившая меня в штаб, где мне любезно помогли продолжить путь в Берлин. Ожидать пришлось недолго, все делалось быстро я четко. Я переживал минуты какого-то большого, настоящего счастья, непередаваемую радость, охватывающую человека, которому удалось избежать большой опасности. Во время долгой автомобильной поездки я чувствовал то тревогу перед неизвестностью, то полную опустошенность. Страх, конечно, исчез, и я вновь свободно дышал, но ведь самые прочные корни моего бытия я пустил в Баварии, а здесь предстояло начать все сначала. Это будет очень и очень сложно, раздумывал я, здесь все другое — и условия жизни, и взгляды на нее. И все-таки я не сомневался, что сумею собственными силами преодолеть все трудности.
Прибыв в Берлин, я решил не останавливаться в отеле. Это значило бы выдать свое местонахождение и тем самым натравить на Гизелу полицию.
Передо мной встал вопрос: куда податься в 18 часов, в начале новогоднего вечера? Куда пойти незваным гостем? Наконец я разыскал по телефону одного хорошего друга, в чьем доме нашел приют. Мне даже удалось вполне достойно проводить этот решающий для меня год и с добрыми надеждами вступить в новый.
Я боялся, что жители Кемпфенхаузена заметят мое отсутствие уже в новогоднюю ночь. К сожалению, эти опасения подтвердились, о чем мне впоследствии рассказала жена. Она не стала скрывать факта моего отъезда, и сразу же ее со всех сторон обступили всякого рода 'доброжелатели', уговаривая ни в коем
