наконец приказал поиски прекратить.
— Мы в ловушке, — спокойно объявил он. — А я старый дурак, что сразу не понял, чья это затея. Никакой это не ребенок. Так навки да лярвы морочат ночным путникам головы. Раз они здесь, то плохо наше дело. Сама по себе эта жалкая мелочь неопасна, но она состоит в свите той, чье имя я даже произносить сейчас не решаюсь. Значит, не успели мы тихо уйти. Приготовьтесь! — скомандовал он. — Оружие к бою и двигаемся к раненым!
Послышался лязг стали и булата. В руках ратников появились мечи и топоры. Вышата перехватил свой посох пониже и держал его на манер дубины. Тихо, крадучись, двинулись они в обратный путь. Ратники почти дошли, когда внезапно раздался звук выстрела, а следом за ним крик Живосила: «На помощь! Все сюда! Они нападают!» И тут же, в единый миг, взорвалась лесная недолгая тишина.
Изо рта мертвого толстяка показалась блестящая головка крупного насекомого. Оказалось, что это громадная отвратительная мокрица размером с ладонь взрослого человека. Она шлепнулась на землю и, всё больше раздуваясь, быстро побежала в сторону людей. За ней последовала сороконожка длиною в метр, не меньше. А уж потом словно прорвало! Из трупа, один за другим, лезли и лезли наружу отвратительные насекомые, и все невероятных размеров! Пауки, сороконожки, жуки, скорпионы, слепые черви длиной с удава-анаконду: вся эта несусветная мерзость уже кишмя кишела возле трупа толстяка и словно ожидала чего-то. При звуке выстрела, прикончившего мокрицу-разведчицу, всякое движение на секунду прервалось, словно насекомых разом парализовало, но прошло мгновение — и всё это месиво из мохнатых и хитиновых туловищ, уродливых лапок, отвратительных жвал и челюстей потоком хлынуло туда, где Живосил застрелил тварь, увеличившуюся со времени своего появления изо рта толстяка до размеров крупной собаки.
Отряд во главе с Вышатой подоспел как раз вовремя, иначе несдобровать было бы раненым. Увидев армию гигантских насекомых, Вышата поднял свой посох над головой, и тот с ослепительной скоростью стал вращаться, образуя своего рода круглый белый щит. От краев щита во все стороны бил горячий, животворящий свет, и поток его лучей, изогнувшись к земле, образовал защитную сферу над людьми. Армада чудовищ, достигшая краев этой сферы, не могла пройти дальше. От соприкосновения со светом насекомые цепенели, начинали гореть и плавиться, но им на смену лезли все новые и новые! Грохоча хитиновыми панцирями, суча мохнатыми лапами, гремя острыми зубами и жалами твари нагромождались одна на другую, всё выше поднимаясь по стенам сферы и в скором времени накрыв собой всю ее.
— Это Навьи твари! — закричал Вышата. — Мне их долго не сдержать! Прорубайте проход, выносите раненых, бегите к лесу! Я следом за вами!
Двое ратников подняли Алексея, который смотрел на всё происходящее совершенно осознанно, не думая, что это: сон или явь. Помимо парализованного тела Спиваков почувствовал, что мозг отказывается воспринимать окружающую реальность, тем самым защищая своего обладателя от умопомрачения. Лёше даже не было страшно, точно он не в первый раз столкнулся с подобной чертовщиной, достойной гоголевского «Вия». Лёша внушил себе, что у него галлюцинации: ужасные, но неопасные. Что до Виктора, то он закрыл глаза и шептал какую-то молитву. Четверо человек: Светлолик, Темнозор, Богумил и Добродей, которым свет не причинял ни малейшего вреда и они свободно прошли сквозь него вооруженные мечами, прорубали проход сквозь толщу насекомых. Это оказалось небыстрым делом, поскольку на сферу налип слой тварей высотой метра в три! Нижние были мертвы и оплавлены непереносимым для них жаром, те, что были над ними, еще копошились, но свет также вредил им, поэтому насекомые были не столь активны и еле двигались. С самой яростной мерзостью ратникам пришлось столкнуться, прорубившись к последнему слою. Здесь на них посыпались ядовитые каракурты, гигантские скорпионы вздыбили свои жала, и было видно, как сочится по ним мутно-желтая, смертельная отрава. Мечи заработали, словно ножи в мясорубке!
Четверо воинов с упрямством, достойным того, чтобы назваться подвигом, рубили направо и налево, прикрывая друг друга от ядовитых жал и смертоносных челюстей. Вышата шел позади всех, обливаясь потом, изнемогая под тяжестью многометрового слоя чудовищ. Он совсем не был похож на могучего Атланта, держащего небо на своих плечах.
— Живосил! — закричал Вышата. — Лей воду на землю! Заговори воду! Иначе нам всем конец!
Тот сорвал с пояса свою солдатскую флягу, бросил ее на землю, из фляги хлынула, именно не полилась, а хлынула вода. Сначала это была лужица, потом лужа, потом лужища, а потом воды стало столько, что это больше походило на небольшое озеро. Отряд сражался по колено в воде, а твари от соприкосновения с ней немедленно скрючивались до своих обычных, крошечных размеров, иссыхали, гибли… Наконец все прекратилось: Вышата перестал вращать свой посох, и они, вместе с Живосилом, осторожно выбрались из сферы, державшейся на нижнем слое из дохлых, расплавленных тварей, образовавших монолитный купол. Невообразимое сооружение простояло недолго и с шумом рухнуло в воду, обратилось в ничто. Вышата перевел дух, оглядел, все ли целы. У Темнозора через всю спину шла глубокая царапина, Живосил зачерпнул прямо с земли живой воды, сбрызнул рану, и она мгновенно затянулась, остался лишь багровый рубец. Все остальные видимых повреждений и ранений не имели.
— Сколько живу, — фыркая и с отвращением осматривая клинок, покрытый вязкой бурой слизью, прорычал Громобой, — а такого не видывал, чтобы паук был размером с лошадь! Что это за нечисть, ума не приложу?!
— Мы еще удачно отделались, — проворчал Вышата. — И как мне сразу не пришло в голову залить тут всё живой водой?!
— Думаю, если бы не вода, нам всем несдобровать, — отозвался Боригнев, выливая воду из сапога.
— И я никогда раньше не видел ничего подобного, — признался Богумил, убирая свои топоры. — Мне в какой-то момент стало страшно, хоть я и понимаю, что эти твари питаются нашим ужасом и оттого становятся крепче и больше. Откуда они взялись в таком количестве?
— Это порождения Навьего мрака, — пояснил Вышата, осматривая свой посох, от которого шел дым, настолько сильно его раскалило трение о воздух. — И нашего мира, для того чтобы раздуться до таких размеров, им мало. Они питались неиспаренным страхом и кошмарами жертв, души которых всё еще остаются возле своих тел, оплакивая самих себя. Лучше не думать о том, кто на самом деле явился перед нами в образе пауков и червей. Подлинный облик этих тварей намного страшнее, но они еще не могут принимать его в нашем мире. А проникли они сюда сквозь Навьего слугу.
— Ты того жирного умруна имеешь в виду, учитель? — Живосил указывал на почти полностью обглоданный насекомыми труп без ноги.
— Его, сердешного, — без тени улыбки согласился Вышата. — При жизни был большим негодяем, многих людей сгубил ради наживы да нечестности своей, вот и стал по смерти Навьим колодцем, а душу его теперь мучают так, что словами этого и не опишешь.
Отряд покинул место катастрофы. Луна скрылась за ночной, невидимой тучей. Над водой, залившей место массовой гибели несчастных, появилось слабое, зеленоватое свечение. Подул холодный северный ветер, вода застыла, и пошел снег. Он становился всё гуще, сглаживая страшные подробности трагедии и укрывая непогребенные тела погибших холодным белым одеялом. До срока…
Глава 10
Киренга — река непростая, как и любая, наверное, река в Сибири. Суровый край — то зной, то лютая стужа — и реки ему под стать: пороги, неожиданные повороты, петли, возвращающие путешественников почти в то же самое место, что и днем ранее, коварные отмели.
Чуть отклонился от зыбкого фарватера, и даже буксир, с его небольшой осадкой, сядет на мель так, что ничто уже его не стронет. Такие суденышки: брошенные, затянутые песком, нечасто, но попадались им навстречу, напоминая, что с водной дорогой, как и с любой, проложенной по земле, шутить не стоит: цена беспечности может измеряться в жизнях. Берега пленяли своей красотой: поросшие соснами и кедрами
