«Да, мешает!» – ответим мы и приведем простой пример на эту тему.
Набережная Москвы–реки недалеко от Автозаводского моста. Место в час пик напряженное, но пробок все же нет. Поток машин не стоит, но медленно движется.
Движется день, два, три. И вдруг, на четвертый день жуткая пробка. Поток машин наглухо встал.
В чем дело?
Оказывается, на участке расположились гаишники. И своим «постом» просто мешают движению.
Просто, элементарно МЕШАЮТ.
Через день этот пост исчезнет – исчезнут и пробки.
А кто такие гаишники? Они органичная часть российской государственной машины. По идее, они должны СПОСОБСТВОВАТЬ лучшей организации движения. А они МЕШАЮТ движению автотранспорта, что прекрасно видно на этом примере.
Повторим, это факт из жизни, а не некая придуманная, тенденциозно прокомментированная ситуация.
И таких примеров различных звеньев государственной машины, которые не способствуют (якобы для того и нужно все это государство), а мешают жизни страны и народа, можно привести сотни и тысячи.
Ну и кому они нужны, кроме самих себя, после этого?
И, повторим, это не только сейчас, и не только среди наиболее одиозных (типа ГАИ) агрегатов государственной машины. Таких примеров, когда государственная машина мешала народу жить, а стране нормально, без рывков, органично развиваться, можно привести массу, черпая их из любого периода российской истории.
Но возникает вопрос: а как же тогда эта страна стала великой при таком дебильном управлении с помощью этой замкнутой только на саму себя машины?
Да за счет истощения народа, черт побери! Русского народа, в первую очередь.
Вот такая дурная бесконечность. Истощаемый народ и жиреющее, несмотря даже на совершеннейшую хроническую бездарность управления, государство, которое совершенно не за что любить представителю данного народа.
В чем автор и признается.
Я его не люблю. Не стесняюсь этого и не собираюсь скрывать.
И поэтому говорю обо всех проблемах этого монстра с нескрываемым злорадством. Не исподтишка, а открыто.
С поднятым забралом.
«Но наш народ любит свое государство и готов защищать его!» – воскликнет иной патриот.
Кто бы спорил. Но этот феномен отнюдь не вызывает у нас сомнений в нашей правоте. Ибо не содержит в себе никаких психологических парадоксов. Сейчас, слава Богу, не позапрошлый век, и психологи давно описали и объяснили подобный феномен. И называется он «стокгольмский синдром».
Это когда взятые террористами заложники начинают отождествлять себя не с освободителями, а с террористами. Они начинают искренне любить своих захватчиков и раздражаться усилиям освободителей.
Источником своих бед они начинают считать именно активность освободителей, а не террористов.
Разумеется, у взятых заложников этот синдром развивается в режиме реального времени. У народа, испытывающего «стокгольмский синдром» по отношению к взявшей над ним власть антинародной государственной машине, такой синдром развивается за историческое время.
Можно спорить, когда этот синдром развился в русском народе и окончательно закрепился после формирования по православно–византийским лекалам антинародной государственной машины России. Но это вопрос второстепенный. Важно констатировать, что сейчас этот синдром закреплен.
Поэтому для нас не аргумент то, что русский народ любит российское государство. Не аргумент в пользу того, что это государство антинародно и является таким же врагом русского народа, как террорист для захваченного им заложника.
Впрочем, «стокгольмский синдром» – термин современный. Есть некоторый «бытовой аналог» этого феномена, применительный к русскому народу. Это известное «У России женская душа».
Уточним данное утверждение: коль скоро Россия это государственная машина, женской души она иметь не может. А вот у русского народа в некотором роде женская душа.
Но и тут надо сделать уточнение. Если говорить так, то душа не женская, а бабья. Сколько таких забитых созданий в русской глубинке, которые тащат своего ничтожного муженька – алкаша, безработного и импотента! Тащат, терпят издевательства этого ничтожества, но смертельно боятся «остаться одной». Господи, как же расцветают такие женщины, решившись на развод!
Они сразу становятся привлекательными, интересными, с куражом и интересом к жизни. Они из баб становятся женщинами.
Так что не совсем правильно утверждение «У России женская душа». Не у России, а у русского населения. И не женская, а бабская.
Но так же, как не все несчастные женщины России хотят во что бы то ни стало оставаться бабами, так и отнюдь не все русские жаждут оставаться в плену стокгольмского синдрома.
Не устанем повторять, есть русские и русские. Есть неадекватно возлюбившие своих губителей и есть те, кто не боится хотя бы в душе признать реалии и назвать террористов террористами. Те, кто хотя бы мечтает о спасении.
И даже борется за него.
Многие подданные российского монстра не задумываются ни о чем и просто выживают как могут. Их нельзя за это винить. Как, впрочем, не стоит и оправдывать их пассивность. Это надо просто констатировать как факт.
Забегая вперед, скажем лишь, что просто, без затей, выживающие в монструозной российской действительности не вызывают никаких негативных эмоций. Любая борьба с болезнью может вызвать уважение к больному. Если, конечно, больной ведет себя тактично и не пытается выглядеть героем– любовником и олимпийским чемпионом.
В противном случае имеют место другие оценки. И брезгливое отторжение вызывают выживающие, которые при этом хотят ощущать себя чем–то большим, чем просто жертвы, борющиеся за существование. Этакие «гордящиеся» своим положением в стаде и «морально осуждающие» попытки из этого стада уйти.
Это те, кого социально активные жители нынешней России называют «овощами».
Но речь сейчас не о них, а о людях с более активной позицией. Весьма распространенной стратегией для таких людей становится стремление стать сначала «идеальным заложником», а потом, быть принятым в число «террористов» «за заслуги перед террористическим отечеством».
Надеемся, что читатель понимает, что мы пользуемся аналогиями «стокгольмского синдрома».
Итак, в данном случае мы описали позицию «российских патриотов». Омерзительность такой позиции и ее моральная ущербность становится ясна как раз в свете именно этой аналогии – аналогии ситуации «стокгольмского синдрома».
В самом деле, насколько нам была бы омерзительна позиция части заложников, не просто чувствующих извращенную «любовь» к террористам, но перешедших на их сторону и помогающих им действием.
Другая позиция прямо противоположна. Ощущая террористичность, монструозноость и антицивилизационность российского государства, многие социально активные его подданные начинают всячески бороться с ним. Если не реально, то хотя бы виртуально. Они начинают ненавидеть Россию всей душой.
Но при этом они видят, что значительная часть русского народа пассивна. Другая часть не просто пассивна, но и пытается «гордиться» своим рабским положением. А третья вообще яростно стремиться пополнить собой ряды насильников.
Такое осознание не может не способствовать появлению негативных эмоций уже не только к
