концов все выложила, предварительно взяв с Ваньки слово, что он не будет смеяться.
Сашка закрутила роман с женатым мужчиной, красавчиком и душкой Эдуардиком, скрипачом симфонического оркестра. Эдик не был первой скрипкой, но его откровение было в другом. Для начала он завел сложные противоречивые отношения со всем женским народонаселением оркестра. Скрипачка Анечка забеременела от Эдуардика и ушла из оркестра. Арфистка Соня тоже забеременела от Эдика, но осталась в оркестре. Потом вышла замуж. Виолончелистка Ася после неудачного романа с Эдиком ушла из оркестра, а сменившая ее у инструмента и в постели Эдуардика виолончелистка Алина – осталась. И пианистка Ира осталась. И Юлия Викторовна, кавалерственная дама, тоже оркестра не оставила.
Покинутые Эдуардиком женщины сбились в отряд ополчения и начали вести против местного бабника партизанскую войну ничуть не хуже Дениса Давыдова и его отряда. Атмосфера вокруг Эдика сгущалась с каждым днем. И он предпринял ход конем. Эдик женился. И старался вести себя в окружении сослуживцев, как примерный семьянин. После репетиций заходил в супермаркет за продуктами, на гастролях интересовался женской одеждой сорок восьмого размера. Он больше не представлял интереса как мишень для обманутых им женщин, и те со временем зарыли топор войны. А Эдик дал зарок не заводить романов на работе и стал находить себе любовниц в других местах.
Саньку он как–то подвез до дома. Хорошенькая и самоуверенная Сашка просто не представляла, как можно ее не любить. Не понимала, как можно ради нее не забыть обо всем и всем не пожертвовать. Это был ее первый настоящий роман, и семейное положение Эдика придавало ситуации пикантную остроту. Она даже не расспрашивала Эдуардика о его отношениях с женой. Для нее не было принципиально важным: спит ли Эдик в супружеской постели или на коврике под дверью. Имеет сексуальные отношения с женой или нет. Санька была просто уверена: если она поманит Эдуардика своим нежным пальчиком с французским маникюром, то он бросит жену и пойдет за ней на край света. Но пока она наслаждалась самим фактом романа с женатым мужчиной. Это подтверждало Санькину умозрительную теорию, что «жизнь – сложная штука». И она встретила эту взрослую жизнь во всеоружии и к девятнадцати годам завела непростые отношения.
Рядом с инфантильным Эдиком она казалась себе жутко взрослой. Со временем Александра даже привыкла опекать своего «эфирного и одухотворенного». Несчастная никогда в своей жизни не встречала афоризма, сказанного не помню кем и не помню где, но очень правильно: «Любовник может быть воздушным созданием, но муж – существо из плоти и крови». Поскольку Эдуардик являлся и тем, и другим, — в смысле, и мужем, и любовником одновременно – ему приходилось совмещать обе роли, но у него вполне получалось добиваться иллюзии пылкости и душевной тонкости, находясь рядом с Сашкой; рядом с женой, видимо, скрипач формировал другую иллюзию – физической хрупкости. Удобно! Обе бабы о тебе заботятся, их любовь и ответственность обволакивает тебя душистым облаком, а ты наслаждаешься и расслабляешься. Главное – не терять контроль над иллюзиями, то есть над ситуацией. Во всяком случае, в свете произошедшего поведение Эдика выглядело именно так.
И все было очень неплохо до сегодняшнего дня. Утром Эдик вернулся из месячного гастрольного тура по городам России и решил обильно вознаградить себя радостями жизни. Он принял душ, с аппетитом позавтракал, проводил жену на работу, позвонил Сашке и пригласил ее к себе. Соскучившаяся Санька примчалась к Эдику по первому зову. Счастливые любовники сплелись в объятиях и упали в супружескую кровать Эдуардика. Но счастье их длилось недолго. Пространство квартиры прорезал настойчивый звонок, потом еще и еще. Пришельцем оказалась Эдикова жена. Она отпросилась с работы по случаю приезда мужа. Очевидно, тоже надеялась провести этот день с пользой и удовольствием.
Эдик, не теряя времени на панические метания, ловко запихнул Саньку вместе с одеждой под кровать, натянул трусы и футболку и пошел открывать дверь жене. Жена Эдика чрезвычайно обеспокоилась, найдя среди бела дня постель разобранной, а мужа тяжко дышащим и неодетым. Эдик закатил глаза и объяснил, что в дороге его продуло, у него поднялась температура, он принял аспирин и лег в постель. Жена ахнула и принялась хлопотать вокруг благоверного: уложила мужа в кровать, растерла его и принялась варить куриный бульон. Эдик искал предлог, чтобы выпроводить супругу из дома. Все его попытки закончились неудачей. В отчаянии он выпил два литра горячего молока – все, что было в доме. И стал просить или даже умолять жену сходить в магазин и принести новую порцию молочных продуктов – литров пять, с запасом. А та, наивная, еще что–то прибирала, предлагала вызвать врача, заводила с изменщиком душевную беседу…
Сашка все это время провела под кроватью, боясь пошевелиться. Она ненавидела женские ноги в клетчатых домашних тапочках, периодически возникавшие у кровати Эдика. Когда Сашка с Эдуардиком пробовали заговорить друг с другом, жена прибегала из кухни с вопросом: «Дорогой, ты меня зовешь?» Прошло четыре часа, прежде чем она вышла из дома. Как только за ней закрылась дверь, перед Санькой возникло перекошенное лицо Эдика и прохрипело жутким истерическим шепотом: «У тебя пять минут!» Санька вылезла из–под кровати. Затекшие руки и ноги ее плохо слушались. Пока она пыталась одеться, Эдик, вместо того, чтобы помочь, суетился вокруг нее и шипел: «Не тяни, не тяни, шевелись!» Потом всучил Александре смятое пальто, выпроводил на лестничную клетку и с облегчением захлопнул дверь за Сашкиной спиной. Санька, как сомнамбула, вышла на улицу. Поняла, что находится недалеко от Ванькиного дома, и на автопилоте добралась до дядюшки. И, как сказано у Марка Твена: «Опустим же завесу милосердия над концом этой сцены»[62]. Тем более, что продолжения не последовало.
Эта история сильно подорвала Сашкину самооценку. Она посчитала, что недостаточно хороша, если Эдуардик позволил себе такое обхождение. По ее мнению, единственно приемлемым поведением для Эдика было бы встать по стойке «смирно!» и отрапортовать жене, что он любит Сашу, то есть Александру, не подумай ничего такого! Вот, знакомьтесь, Сашенька, а это моя жена, теперь, вероятно, бывшая. Очень приятно… Простой вопрос, чем обернулся бы для Саньки с Эдиком этот абсолютно безумный поступок, просто не умещался у Александры в голове. Почему она залезла под кровать и согласилась пролежать там все «присутственное» время, если ей оскорбительна сама мысль о подобном времяпрепровождении, Сашка тоже объяснить не могла. Несоответствие образу роковухи повергло ее в шок. А все мои попытки ее утешить Санька воспринимала как проявления тупости и душевной черствости. Эдик просто трус? Она никогда бы не связалась с трусом! Она скоро забудет этот досадный инцидент? Нет, она будет помнить его до конца жизни! Может, ей принять горячую ванну, чтобы не заболеть пневмонией? Только себялюбивая эгоистка в такие минуты может думать о своем здоровье!
- Тебе бы побывать в моей шкуре! – запальчиво закричала на меня Сашка, — Посмотрела бы я, как бы ты запела!
- Совсем по–другому, – вздохнул Ванька, — если бы Лялька была бы на твоем месте, Эдик со страху запихнул бы жену под кровать, предварительно заткнув женин рот кляпом, а Ляльке бы отрапортовал, что холост и даже невинен. Потому что боялся бы Ляльку гораздо больше, чем жену.
- Дядь Вань, ты сильно преувеличиваешь.
- Я знаю, о чем говорю. И гораздо лучше, чем ты можешь себе представить. Я сам вчера поздним вечером побывал на месте Эдика. Правда, я не запихнул девушку под кровать, а довез до дома на машине, но у меня и времени было побольше.
- Ты с Лялькой так вчера поступил, а сегодня вы сидите вместе как ни в чем ни бывало?
- Ты не поняла. Не с Лялей, с другой.
- И ты тоже?!
- Что поделать, все мужики сволочи. Тебе пора взрослеть, ребенок.
- А мне пора домой, — поднялась я.
- Можешь засунуть ее в машину и отвезти домой, — буркнула Санька, — а я пока посплю.
Если бы не величие моей души, я бы треснула эту маленькую тупую сучку по маленькой тупой головке. Какого лешего она переносит на меня свое разочарование в мужчинах? Сама же под кровать полезла, ведь не я ее туда толкала!
- Ты извини Сашку за хамство, — Ванька интуитивно просек мое раздражение и решил выступить в роли миротворца, — Она сегодня натерпелась. Вообще, чувствовать деспотизм того, кого любишь — очень тяжело.
- Вань, я же извинилась…
- Да ты–то ни при чем. Я сам все так устроил: ты – моя сверхценность, а я – твоя перспектива. И
