чернобыльской аварии, но и традиционную японскую аккуратность.
Но кроме конструкционного важнейшую роль сыграл и человеческий, или, если так можно выразиться, «управленческий» фактор. Во-первых, в Японии просто отсутствовала система управления кризисами на АЭС – некий заранее очерченный круг людей, принимающих решения и обладающих полномочиями, вступающими в силу в экстренной ситуации. В России такая система есть после чернобыльской аварии, японцы же на чужих ошибках решили не учиться и дождались своих – в самый ответственный момент решения принимать оказалось просто некому. Вся ответственность свалилась на управляющую компанию Tokyo Electric Power, которая вообще-то занимается энергетическим бизнесом, а не техногенными катастрофами; если так можно выразиться, она больше похожа на министерство финансов, чем на МЧС. Впрочем, оправдывать TEPCO тоже не стоит, в крупной компании, занимающейся столь серьезным делом, как атомная энергетика, должна быть продумана модель действий в кризисной ситуации. Видимо, продумана она не была, так как практически все эксперты (а тем более общественное мнение) сходятся в том, что компания действовала медленно, нерешительно и неэффективно. Люди, работавшие на станции, не могли не понять, что произойдет в момент отключения электроэнергии. Соответственно, в этот же самый момент, пока работали запасные генераторы и никакой аварии с выбросом радиации еще не случилось, а значит, на станции беспрепятственно можно было проводить любые работы, должно было начаться подключение к альтернативным источникам электроэнергии любой ценой. Времени на это было, по позднейшим заключениям экспертов, не меньше 15 часов. Для страны с такими технологическими и экономическими возможностями, как Япония, это не должно было стать проблемой. Несмотря на официальное отсутствие армии, численность японских Сил самообороны достаточно велика, к ним еще можно прибавить пожарных, полицию – людей, кому государство может приказывать, и в демократической Японии предостаточно. Транспортное сообщение, дорожная сеть – на уровне самых развитых стран мира, мобилизацию и переброску к месту аварии можно было бы осуществить за несколько часов, ведь специалисты-ядерщики уже тогда понимали, что страна стоит на пороге крупнейшей ядерной катастрофы. Вместе с людьми к станции могли бы быть подогнаны мобильные генераторы электроэнергии (или плавучие – станция на берегу моря). Пока они бы вырабатывали свой ресурс – новые. Одновременно со всем этим производилось бы восстановление постоянного электроснабжения и подключение станции к единой энергосистеме. После этого система охлаждения могла бы вернуться к стабильной работе, и реакторы постепенно были бы охлаждены до нормального безопасного состояния вообще без выброса радиации. На этой стадии о «Фукусиме-1» уже даже перестали бы говорить в новостях – это совершенно рабочий, рядовой процесс. Но, к сожалению, в этом сценарии слишком часто встречается частица «бы». В реальности же всех этих действий предпринято не было. Ответственных не нашлось, инструкций – тоже, а без этого работники станции и руководство TEPCO в буквальном смысле сидело и смотрело, что же будет дальше. В первые часы, когда все можно было поправить, вообще не предпринималось никаких действий. Попытки аварийного охлаждения начались только когда реакторы действительно нагрелись до опасного состояния – как будто инженеры на них думали, что «а вдруг пронесет». Попытки подведения запасного электричества начались слишком поздно – уже после нескольких аварий с выбросом радиации, после которого работать на АЭС в нормальном режиме уже было нельзя. Когда же электричество худо-бедно было подключено, оказалось, что реакторы уже настолько разрушены из-за все это время шедших в них процессов, что запитывать ими, по сути, уже нечего – приходится продолжать заливать воду из насосов и пожарных машин, которая потом сама создает новые проблемы, вытекая из реактора уже сильно «пропитанной» радиацией.
Примером эффективного урегулирования ситуации, сложившейся в Фукусиме, может стать кризис на Армянской АЭС в 1988 году, где, кстати, были установлены реакторы, аналогичные японским. Тогда, 7 декабря в 11.41, на северо-востоке Армении произошло землетрясение, которое позже будет названо Спитакским (по названию города, который оно полностью разрушило) и унесет жизни 25 тысяч человек, а в первое время известное всем просто как «землетрясение в Армении». Во время бедствия почти весь персонал покинул станцию, хотя серьезных повреждений она не получила и угрозы не представляла. Но атомная станция, пущенная на самотек, опасна даже в отсутствие каких-либо признаков природных катастроф. Совет Министров СССР и Минатом для предотвращения аварии из-за возможного перегрева реакторов оперативно перебросили на обезлюдевшую станцию работников других АЭС, причем большей частью с Кольской АЭС в Мурманской области, откуда до Армении, скажем так, несколько Японий. Эти люди быстро восстановили подачу воды и спасли реакторы. Впоследствии по решению Совмина Армянской ССР станция была остановлена из-за сохранявшейся сейсмической опасности и вновь открыта только уже властями независимой Армении.
Армянскую АЭС, а вместе с ней и жителей окрестных городов и сел спасло четкое понимание ситуации ответственными руководителями и их решительные действия. «Административный ресурс» у руководства СССР был велик, и в данном случае – как это и бывает в кризисных ситуациях – он оказался жизненно необходимым. Японии же понимания ситуации и этого ресурса не хватило, последствия чего нам теперь хорошо известны.
Вот что по поводу действий управляющей компании сказал «Росатому» зам. директора Института проблем безопасного развития атомной энергетики Валерий Стрижов: «У меня сложилось впечатление, что система управления неадекватна ситуации. Наверное, она хороша для нормальных условий, но не годится для тяжелой аварии, когда нужна мгновенная реакция. Японские коллеги говорили, что они выносят рекомендации, но результатов не знают: слишком длинная, многоступенчатая система согласований. Полномочия по ликвидации аварии передавались из рук в руки – сначала эксплуатирующей компании TEPCO, потом Министерству экономики и торговли, и, наконец, ситуацию взял под контроль премьер- министр. Вот после этого работы на площадке несколько активизировались.
Персонал делал свою работу как положено, пытаясь в невероятно тяжелых условиях возобновить охлаждение реакторов. Правда, мы сильно удивились, когда во вторник объявили, что 250 сотрудников станцию покидают и остаются только 50. Возможно, это было вызвано необходимостью поменять команду, которая пребывала в шоковом состоянии.
Но вот если оценивать работу по ликвидации аварии с точки зрения внешнего управления, особенно в первые дни после случившегося, когда им занималась компания TEPCO, то я бы поставил три с минусом или даже двойку. Потеряна площадка, что самое плохое. Первые дни она была чистая, там бы спокойно работали люди, стягивалась бы техника. А после выбросов уже пришлось защищать персонал».
Второй Чернобыль?
Как только начались первые признаки чего-то непонятного, но очень тревожного и опасного, что происходит на АЭС «Фукусима-1», с экранов телевизоров и из уст обычных людей стало доноситься страшное слово – Чернобыль. Это и понятно – с чем еще ассоциируется у простых обывателей атомная катастрофа, как не со взрывом на Чернобыльской АЭС 26 апреля 1986 года. Сразу посыпались рассуждения и спекуляции на тему, похожа ли японская авария на то, что случилось в свое время в Киевской области, достигнет ли она ее масштабов, сколько людей и какие страны окажутся жертвами нового радиационного облака, подобного тому, что накрыло тогда Восточную Европу. СМИ с радостью подхватили подзабытую за 25 лет тему Чернобыля и вновь ввели в обиход такие щекочущие нервы понятия, как «зона отчуждения», «саркофаг над реактором» и «доза излучения в столько-то рентген или бэр», хотя общепринятой единицей измерения уже стал зиверт и его производные. И хотя полученное работниками станции облучение можно перевести в бэры, а строительства саркофага и появления долговременной зоны отчуждения вокруг станции действительно не избежать, между авариями на ЧАЭС 1986 года и на «Фукусиме-1» 2011 года на самом деле больше различий, чем сходств. Попробуем в них разобраться.
Первое и ключевое – на этих двух станциях использовались разные типы реакторов. В Чернобыле – реактор типа РБМК (реактор большой мощности канальный), водо-графитный, что во многом и предопределило масштабы последствий чернобыльской аварии. На фукусимской же станции стоят кипящие водо-водяные энергетические реакторы (ВВЭР), гораздо более безопасные.
