территорией станции просто по определению не может быть безопасным? Японцы, несмотря на свою преданность старшим, люди деликатные и законопослушные, и представить себе грубейшее нарушение трудового законодательства в виде принудительной отправки на работу в опасном районе им непросто. Когда министр промышленности и экономики Банри Каиэда пригрозил пожарным увольнением в случае отказа выходить на работу (пожарные машины использовали в охлаждении раскаленных реакторов), это вызвало скандал, дошедший до премьер-министра Наото Кана, а Каиэде пришлось извиняться за свои жесткие слова. О «добровольно-принудительных» методах СССР, где десятки тысяч людей со всей страны без разговоров отправлялись к воспалившейся чернобыльской ране, там даже помыслить сложно, хотя этого-то для эффективного решения проблемы и не хватило. Тем не менее новость об эвакуации всех работников со станции в связи с резким ростом радиации была воспринята с плохо скрываемым недоумением – а работать-то кто будет? Ведь ясно было, что предоставленная самой себе станция станет еще опаснее, потому что повлиять на происходящие в ее недрах процессы будет уже совсем никак нельзя, а процессы эти явно очень недобрые. С другой стороны, повышение предельной дозы радиации для работников АЭС со 100 до 250 миллизивертов тоже было воспринято с возмущением – мол, ради сохранения своей собственности, пострадавшей от собственных же ошибок, компания TEPCO жертвует здоровьем своих работников. В общем, компании остается только винить саму себя – она настолько потеряла собственное лицо (самое страшное для японцев) своими неумелыми действиями, что в дальнейшем уже любой шаг с ее стороны вызывал раздражение. Вот ее директор Масатака Симидзу и не появлялся на публике несколько недель – ничего хорошего из этого все равно бы не вышло.
О самих же ликвидаторах информация была противоречивой и неподтвержденной. Поначалу говорили, что их на все реакторы всего пять десятков – отсюда и «50 самураев Фукусимы», потом их количество подняли до 170, а вскоре оно приблизилось к четырем сотням. Правда, было несколько непонятно, что именно за специалисты участвуют в ликвидации и являются ли они профессионалами в своем деле (хотя профессии «ликвидатор ядерных аварий» в нашем мире пока еще, слава богу, нет). Родственники одного из них, по имени Синго Канно, рассказали журналистам, что он был не ядерщиком, а простым строительным рабочим на станции. Канно вернулся домой после аварии, но вскоре его снова вызвали на работу, где он и присоединился к отряду «ядерных камикадзе». Воображение журналистов дошло даже до версии, что в качестве ликвидаторов на станцию отправляют… бомжей.
Чуть позже появились некоторые подробности о жизни ликвидаторов, хотя СМИ продолжали сгущать краски. Среди них были и добровольцы – в основном это люди, потерявшие свои дома и семьи после цунами и бросившие все свои силы на борьбу со стихией и радиацией. Большинство работников станции жили поблизости от нее, в прибрежных районах, поэтому все они так или иначе пострадали от бедствия. Дома кого-то из них оно не затронуло, но семьи все равно были вынуждены уехать, так как к этому времени уже была определена 20-километровая зона эвакуации. Многие остались без какой-либо связи с близкими. Кроме того, к работе на аварийной АЭС были привлечены некоторые сотрудники находящейся неподалеку «Фукусимы-2».
Бытовые условия фукусимских «самураев» были спартанскими: так как любая хозяйственная деятельность вблизи от станции была прекращена, организовать их снабжение питанием и необходимыми вещами оказалось непростой задачей. В ход шли только продукты длительного хранения, причем в минимальных количествах. На завтрак работники получали пачку сухих галет и банку фруктового или овощного сока, на ужин – банку рыбных или куриных консервов и рис с овощами быстрого приготовления. Обед не предусмотрен. Ликвидаторы постоянно одеты в защитные костюмы, каски и капюшоны, на руках резиновые перчатки, на ногах – резиновые сапоги. При себе или поблизости всегда есть клейкая лента, которой необходимо заклеить любые отверстия или щели на одежде, как только они появились. В первые дни двое рабочих пострадали от недостаточно продуманной экипировки – их сапоги оказались слишком низкими, и, ступив на залитый радиоактивной водой пол, они промочили себе ноги, получив немедленный радиационный ожог, а вместе с ним путевку в госпиталь. После этого случая за экипировкой рабочих стали следить более тщательно. Каждый день после работы она сдается на проверку и очистку, а наутро рабочим выдавали новый костюм, чтобы избежать накопления радиации.
В темноте работы не производились, поэтому работники станции должны были максимально использовать световой день, вставая ежедневно в 6 утра и не высыпаясь. Под матрас и сверху одеяла ликвидаторы клали специальные простыни со свинцом, чтобы защититься ночью от радиации; спали прямо на бетонном полу. Некоторых посменно отправляли ночевать на соседнюю «Фукусиму-2», где радиационный фон был несравнимо меньше, остальные спали в отдельном строении прямо на территории станции. Мыться на станции было негде, поэтому много дней приходилось обходиться обтираниями спиртовыми салфетками.
Люди работали в подобном режиме несколько дней (продолжительность смен менялась), после чего на работу заступали новые работники, однако отработавшие свое «самураи» в большинстве своем продолжали сохранять анонимность и молчание, невольно подогревая интерес прессы и публики к своим персонам. Тех, что получали предельно допустимую дозу радиации, освобождали от работы досрочно (и уже на всю жизнь).
В конце марта влиятельная американская газета The Wall Street Journal получила в свое распоряжение три письма, представляющих собой переписку работников на станции с головным офисом в Токио, и немедленно их опубликовала, удалив имена. Впервые со страниц прессы зазвучал голос непосредственных участников ликвидации фукусимской аварии. Компания TEPCO сразу признала подлинность писем. Вот они:
Письмо 1.
«Это (
Рад был получить от Вас письмо. Я писал в надежде, что многие люди поймут, какая ситуация складывается на месте аварии.
Меня ободрило преисполненное поддержки сообщение от (
Мне просто хотелось бы, чтобы люди понимали, что на АЭС есть множество людей, которые борются с аварией в суровых обстоятельствах. Это все, чего я хочу.
Плакать бесполезно. Если мы оказались в аду, то все, что нам доступно, – это ползти в сторону рая.
Пожалуйста, будьте начеку и помните о скрытой мощи, которой обладает ядерная энергия. Я обязательно добьюсь того, что мы обеспечим восстановление работы.
Я хотел бы попросить вас и дальше поддерживать нас.
Большое спасибо.
От работника с Фукусимы.
Письмо 2 (ответ на первое из Токио).
Прочел Ваше письмо, адресованное мне.
То, что Вы мне написали, соответствовало моим ожиданиям. Но слов нет, меня лишь душат слезы.
Но мне, как человеку, живущему в Токио, где есть электричество, сейчас плакать некогда. Люди в Токио то мечутся перед запланированными отключениями электричества и запасаются впрок, то расслабляются, а потом снова нервничают по поводу распространения радиации. Странная какая-то обстановка.
Я чувствую, как гнев всей страны устремляется в адрес TEPCO. Подозреваю, что менеджеры TEPCO достаточно отчетливо ощущают его.
Но все здесь выказывают уважение и склонили головы в молитвах за тех, кто несет главное бремя и сражается на передовой в окружении врагов.
Хоть и не мне такое говорить, но умоляю вас держаться там.
Мои возможности ограниченны. Но когда придет время, мы встанем на защиту вас всех. И не потерпим неудачу. От работника из Токио.
Письмо 3.
Спасибо за ваш тяжелый труд.
Я уверен, что у вас в кризисном штабе слишком много дел, чтобы читать почту. Но хотел бы изложить