Николаю было не по себе. Нет, это не первые похороны, на которых он присутствовал. Первые похороны он помнил хорошо. Тогда еще не было столько снега. Тогда еще люди не перебрались окончательно в подвалы. В тот день хоронили его мать, умершую от черного дождя, состоящего из воды и радиоактивного пепла. Тот дождь погубил тогда полторы тысячи человек. Их всех хоронили вместе с его матерью. В одной глубокой яме, далеко в лесу. И все кто провожали их в последний путь, лили слезы в маски противогазов, без которых нельзя было хоронить убитых радиацией. Потом прошло много времени и радиоактивные, и токсичные осадки стали выпадать все реже. Но и мир стал мертвым и закованным в холод. И только копошащиеся как муравьи люди в своих подвалах и норах, да бродячие банды отморозков и людоедов напоминали о том, что на этой планете была когда-то разумная жизнь.
Разумная?
Николай никогда не мог понять, почему человечеству надо было сотворить такое с собственным миром. Сейчас он снова почувствовал остро пульсирующий в голове вопрос «ПОЧЕМУ?». Но вопрос этот всегда оставался без ответа, насаждая в душе только неописуемую горечь.
Нет, конечно, люди умирали и гибли всегда. Но сейчас, люди и не жили вовсе. И особо остро он это ощущал на похоронах.
Места, где были установлены ловушки, были отмечены флажками. Кусок тряпки на длинном шесте, с написанной на ней цифрой девять означал девятый кордон. Место, где жил Николай. Ловушки с другими номерами они не имели права очищать. Метрах в ста работали двое с пятого кордона. Еще дальше группа из центра. Васнецов и Сквернослов принялись разгребать снег лопатами, то и дело, поглядывая по сторонам. В носу все еще чувствовалась пыль, которую они выбивали до обеда из звериных шкур, после того как вернулись домой с похорон капитана. Николай морщился от неприятных ощущений, но продолжал убирать снег. Щелчок затвора автомата заставил его оторваться от работы. Он взглянул на Вячеслава. Тот смотрел в сторону леса, начинавшегося на том берегу Оки и держал свой Калашников наготове.
— Ты чего?
— Рысь, — коротко ответил Сквернослов.
Николай проследил за его взглядом и увидел вдалеке это животное. Совет общины строго настрого запрещал убивать этих хищников. Даже в случае нападения, предписывалось делать выстрел не по зверю, а рядом, чтоб отпугнуть. Только в крайнем случае человек мог покончить с рысью. Эти хищники успешно охотились на крыс, даже на крыс-мутантов. Бывало, что разоряли берлогу люпуса, похищая его детенышей. В сложившихся условиях рысь оказалась союзником человека, уничтожая злейших его врагов в животном царстве. В Надеждинске даже практиковался уход за найденными в лесу раненными рысями. Тоже самое относилось и к лисицам.
— Не вздумай стрелять. — Предупредил брата Николай.
— Да знаю я. Мало ли что.
Рысь некоторое время внимательно смотрела в их сторону. Затем понюхала снег вокруг себя и, развернувшись, медленно побрела в сторону леса. Эти дикие кошки с годами все больше чувствовали особое отношение людей к себе. Двуногие, оказавшись по собственной вине на грани вымирания, вдруг стали проявлять небывалую заботу о существах, которых когда-то бездумно истребляли. И животные словно понимали это. Бывали случаи, когда рыси приходили к древозаготовщикам и демонстративно наваливали прямо перед ними кучу. Или мочились на их сани. А потом так же медленно как сейчас, с гордо поднятой головой убирались восвояси. Но стоило человеку появиться одному и рысь непременно нападет. Природа никогда не упускала возможности нанести удар по человеку, словно мстила, за все проступки его вида против окружающей среды.
Проводив хищника взглядом, молодые люди продолжили откапывать ловушку. Это была обычная железная бочка с приваренными тремя ножками. Люди продалбливали в полуметровом слое льда полыньи и опускали туда эти бочки, которые наполовину уходили в лед, до воды, а другая половина торчала на поверхности, опираясь на ножки. Потом их обкладывали мешками с древесными опилками и золой и засыпали снегом. Такая защита позволяла несильно промерзнуть сетчатому чехлу, который крепился внутри бочки и уходил под воду. Чехол был около пяти метров в длину, и через каждые полметра его опоясывало стальное кольцо. Во многих местах к ячейкам сетки были привязаны крючки с наживкой в виде крохотных кусков мяса. В чехле имелось отверстие, и ловушку устанавливали этим отверстием против течения. Аккуратно очистив внутренность бочки ото льда, Вячеслав опустил в полынью багор. Нащупал первое кольцо и стал тянуть. Вторым багром Николай подхватил это кольцо и, втянув его в бочку, они насадили кольцо на специальные крюки, приваренные внутри бочки. Теперь надо было вынимать из ловушки рыбу и потом вытягивать следующую секцию.
— Коля, вылезь из ямы и смотри, чтобы зверье не набежало. А я рыбу буду тебе кидать.
— Погоди Слава, надо эколога позвать. Вдруг радиация.
— Да, блин, ну в прошлый раз ведь не было. И в позапрошлый раз тоже не было.
— Славик, ты же знаешь правила. Тем более что река-то течет подо льдом. Мало ли какую гадость течением принесет.
— Ладно. Зови. Но это пустая трата времени.
Николай выбрался из снежной ямы, подошел к их саням для рыбы, которые имели вид таза на лыжах, достал из кармана пустую автоматную гильзу и, прижав ее к нижней губе, со всей силы дунул. Раздался пронзительный и громкий свист.
Теперь стало видно, что под одиноким деревом на берегу реки сидел человек. Он медленно поднялся на ноги и побрел в их сторону. Это был эколог Матвеев. Когда-то он работал в местном лесничестве и, когда все началось, он на свое счастье решил перебраться в Надеждинск. Он был совсем старым и единственной обязанностью его, было проверять своим дозиметром добычу из реки и то, что привезут в общину древозаготовщики, охотники и искатели. Хотя у искателей были свои дозиметры, но дополнительная проверка уже в самой общине была обязательна. Когда-то на военных складах было море таких приборов, но в первые годы после катастрофы многие из них пришли в негодность. А многие были негодными еще задолго до войны. Еще, однажды, большую партию дозиметров похитила группа офицеров и прапорщиков и обменяла бандитам на еду и драгоценности. Очевидно, они полагали, что сложный послевоенный период быстро пройдет, и они окажутся на вершине своего благосостояния со своим никому теперь не нужным золотом серебром и драгоценными камнями. Их ожидания не оправдались. И еда оказалась не пригодной для пищи. Некоторые из этой преступной группы отравились и умерли. Погибли и некоторые члены их семей. Когда началось разбирательство, то их кража всплыла наружу. Зачинщиков преступления совет общины приговорил к смерти, по законам военного времени. И с тех пор, дозиметры стали оборудованием строгой отчетности. Их доверяли только командирам подразделений. Постам радиационного наблюдения. Искателям и экологической службе.
— Чего ребятки, откопали уже ловушку? — прокряхтел облаченный в армейский караульный тулуп, валенки со снегоступами и распущенную ушанку на голове старик. — Ну, давайте проверим.
Он положил возле большого овального таза с приделанными к нему лыжами небольшой чемоданчик и достал из кармана продолговатый стальной предмет, похожий на толстую авторучку. К предмету была привязана бечевка. Он снял теплую рукавицу с правой руки и, достав из чемоданчика резиновую перчатку от комплекта химзащиты, одел ее. Затем спустился к ловушке и рукой в резиновой перчатке опустил прибор в воду, придерживая за бечевку.
Поболтав ею несколько секунд в воде, он вернулся к своему чемоданчику и снова открыл его. Внутри лежал небольшой прибор зеленого цвета. Матвеев стряхнул с левой руки варежку и щелкнул парой переключателей. Тонкая стрелка на шкале прибора дернулась. После этого он вставил побывавший в воде предмет в специальное отверстие. Стрелка чуть качнулась.
— Норма, — удовлетворенно кивнул Матвеев.
— Точно? — переспросил Николай.
— Да точно я говорю. Норма. — Старик присел на край ямы. — Можете доставать.
Сквернослов натянул на руки резиновые перчатки и принялся опустошать ловушку. К Николаю падала брошенная Вячеславом рыба. Васнецов внимательно осматривал ее и кидал в таз. Вот эта без чешуи. Мутант какой-то скользкий. Не годится. Эта нормальная с виду. Пойдет. Эту с двумя хвостами долой. Опять нормальная. И эта нормальная. Эта без глаз…
