берегу было много людей. Никто не купался. Лодки лежали на берегу, многие были перевернуты вверх дном еще с зимы. Вокруг играла детвора. Мы стали строить предположения о причинах таких перемен на реке. Очевидно, грязную воду несло откуда-то издалека, с верховьев и притоков. Вдруг сквозь говор окружающих, детский гомон и шум воды до нас донеслись крики с середины реки. В несущейся с мусором и щепками воде мы заметили голову человека, то появлявшуюся над водой, то опять исчезавшую. Все заволновались: 'Человек тонет!' Мария Николаевна крикнула: 'Сережа, ты плаваешь!'. Сергей мгновенно одним броском очутился около ближайшей лодки, одновременно Юрий Николаевич и я оттеснили игравших детей и спустили лодку на воду. Мария Николаевна в первую минуту, очевидно, еще не понявшая всей драматичности момента, успела лишь крикнуть: 'Сережа, новые часы!' Но Сережа уже на ходу сбрасывал с себя ботинки, а мы с братом Юрием прыгнули в лодку и погребли на середину реки. Сергей бросился в воду. Мы остались ждать на веслах. Наконец Сережа вынырнул, но один, и снова исчез под водой. Лодку тем временем сносило куда-то в сторону. Новая попытка, опять всплыл, кричит: 'Ничего не вижу!'. И снова ныряет. Лодку уже давно отнесло от того места, где в последний раз видели тонувшего. Вероятно, и его сильным течением уносило далеко вниз. На берегу все вскочили, метались, кричали, давали какие-то советы. Жена (т. е. — я, М.Р.) схватила детей — Светлану и Адриана — и увела наверх, к деревне, чтобы избавить их от страшной картины. Сережа нырял снова и снова — безрезультатно. Потом уже спасатели, объявившиеся с большим опозданием, объясняли нам, что при таком быстром течении спасти утопающего было почти невозможно, а смельчак Сережа мог погибнуть и лодка могла бы опрокинуться, а ведь гребцы — мой брат и я — плавать не умели. Но в тот момент мы думали только о том, как спасти человека. Когда вечером собрались на даче за столом с керосиновой лампой, только и было разговоров, что о происшедшей трагедии. Все гордились Сережей, его юношеским благородством, его способностью принимать мгновенные решения, его мужеством'.
Между тем библиотечная жизнь продолжалась. Одновременно с подготовкой квалифицированных кадров преподавателей и переводчиков через ВКИЯ, Библиотека в этот период вела большую работу по обслуживанию массового читателя. Мы старались привлечь нового читателя — рабочих и инженерно- технический состав предприятий. Интересным почином явился 'выход' Библиотеки за стены читальных залов и непосредственное обслуживание заводов и фабрик. Библиотека обратилась в ВЦСПС и ЦК профсоюзов металлистов с просьбой сообщить, на каких предприятиях особенно требуется знание иностранных языков. Мы выясняли также, на каких предприятиях есть рабочие, знакомые с иностранными языками, и рабочие- иностранцы. Наладив контакт с культкомиссиями завкомов, ГБИЛ в 1928 году предложила 39-ти предприятиям Москвы организовать у них передвижные библиотеки иностранной литературы. С 1929 года такие передвижки были созданы на АМО, АУКС, 'Спартаке', СИМП, Шарикоподшипнике, Электрозаводе и других предприятиях Москвы. Причем книги систематически менялись, на передвижки посылались рекомендательные стенды 'Что читать', поддерживалась связь между научными сотрудниками ГБИЛ и заводскими библиотечными работниками.
Летом 1929 года ГБИЛ организовала первый филиал в Центральном парке культуры и отдыха в Москве, где, помимо выдачи посетителям парка литературы, Библиотека занималась популяризацией иностранных языков. Проводили прослушивание записей на граммофонных пластинках. Читателям предлагались образцы художественной литературы, наговоренные лучшими иностранными дикторами и артистами. Контингент читателей филиала был разнообразен, но главным образом его посещали рабочие соседних с парком предприятий.
Значительному расширению деятельности Библиотеки послужило решение ЦК ВКП(б) 1928 года о необходимости овладения партактивом иностранными языками. Были организованы передвижные библиотеки с учебными пособиями для работы в учреждениях, а в читальном зале были отведены особые часы для консультаций партактива МК ВКП(б) по вопросам изучения иностранных языков.
К этому времени Библиотека хорошо себя зарекомендовала в обучении иностранным языкам через кружки, ВКИЯ, филиалы на предприятиях и т. п. Тысячи людей овладели иностранными языками с помощью ГБИЛ. Перестали требовать закрыть Библиотеку, соединить и т. п. Вопрос о существовании Библиотеки был снят. Какое-то время мы могли жить спокойно. Нам даже стали выделять больше иностранной валюты на закупку книг и периодики. Мы начали выпускать газету 'Литература зарубежных стран', расширили выставочную и лекционную работу.
В начале октября 1928 года нашу семью постигло большое горе. Скоропостижно скончалась любимая всеми семилетняя дочка Юрия Николаевича и Ольги Яковлевны, Светлана. Смерть была мгновенной и настигла ее во время прогулки с воспитательницей, матерью пианиста Льва Оборина, рядом с их домом в Большом Ивановском переулке на Солянке. Оказалось, у нее было редкое заболевание вилочковой железы, в то время мало изученное. Родители девочки были совершенно убиты. До нового, 1929 года они жили у нас на Мясницкой.
Командировка в Париж и Берлин
С конца октября и по конец декабря 1928 года я находилась в двухмесячной научной командировке Наркомпроса во Франции (Париж) и в Германии (Берлин). Вернулась перед самым новым, 1929 годом.
Я знакомилась с библиотечным и издательским делом этих стран и методикой преподавания иностранных языков, а также выясняла возможности получения и выписки иностранной литературы и закупала некоторое библиотечное оборудование. В Париже и Берлине посетила все основные библиотеки и несколько крупных издательств, в том числе 'Hachette', беседовала с их руководителями. Но я очень волновалась о судьбе Библиотеки, поскольку как раз в это время встал вопрос о немедленном переселении из Исторического музея в другое помещение. Я разрывалась между Парижем, Берлином и Москвой. Командировку прерывать было нецелесообразно, но и страх за Библиотеку одолевал меня все больше и больше. Напряженная работа и непрерывные волнения привели к тому, что я очень устала и в конце командировки заболела. Все это нашло отражение в моей переписке с 'библиотечными', т. е. сотрудниками ГБИЛ, и Василием Николаевичем, который жил моими проблемами и всегда поддерживал меня советами.
