все были свидетели, как он давал мне деньги, и что вы со мной заодно!'
Что вам сказать — во дворе стало шумно. Кто-то заглянул на Лейтенанта Шмидта, одиннадцать, но увидел, что здесь, кажется, идет отчетно-перевыборное заседание домкома, и завернул назад.
— 'Так я вас спрашиваю, соседи, — маленький дядя Моря стоял рядом с шахтером, как под скалой, — я вас спрашиваю: вы идете к нашему гостю в свидетели или вы остаетесь на месте?'
— 'Какие деньги? — заговорил тут дворик. — О каких деньгах речь? Вы что-то видели, Рая? А вы, Фира? А ты, Степа? Говорить плохо на Одессу! Нас вообще не было дома!'
И этот суд присяжных величиной с амфитеатр одесского дворика выносит такое решение:
— 'Молодой человек! — сказали громко со второго этажа. — Вы сильно ошибаетесь, что нас можно взять голыми руками, даже если вы шахтер. Конечно, в Одессе кто-нибудь смотрит время от времени крупные суммы, но мы лично их не видели. Как и ваших денег. И дядя Моря честный человек, хотя иногда что-то имеет себе на уме. Так что ваш Донецк нам не указ и мы вам не свидетели!'
И дядя Моря сказал тогда гостю:
— 'Идемте, товарищ шахтер, я вам верну ваш чемодан, чтобы вы не подумали, что Одессе нужны галстуки из Донецка'.
Шахтер был так растерян, что послушно пошел за дядей Морей.
И вот за ними закрылась дверь, но не плотно, а так как я сидел рядом с этой дверью, я услышал:
— 'Вот вам ваши деньги, чтоб вы мне были здоровы! Как можно про людей думать такое! Что они могут взять деньги, добытые под землей каторжным трудом! Вот вам ваши деньги, можете идти в ресторан и пить за чье-нибудь здоровье'.
— 'Как же так? А я уж думал… Ну, оказия! Я уж думал, что домой пешком пойду! Ну, дела… Мне говорили, чтобы я был осторожнее в Одессе… ну, Марк Иосифович! Рассказать — не поверят!
А чего ж ради, скажите мне для бога, такой переплет? Ничего не пойму…'
— 'Переплет, вы сказали? Пусть будет. Вы спросили, ради чего? Я вам отвечу… Я просто хотел довести, хотел довести вам, какие у меня соседи! Чтобы и вы знали, как я тут живу! Вы всё поняли или вам нужна еще одна, как вы сказали, оказия?'
ВСЕМУ ВИНОЙ КЛЕНОВЫЙ ЛИСТ
Всему виной был, наверно, красный кленовый лист. Он слетел с дерева и планером стал писать широкую спираль осеннего водоворота; мы с дядей Мишей зачарованно следили за его полетом; снизившись, лист совершил классическую посадку у самых наших ног и замер. — Вот и все, — сказал старик. — Но как красиво умер! Ответить дяде Мише можно было только молчанием, и я помолчал, не сводя глаз с кленового листа. — Я подумал как-то о себе, — продолжал говорить он, — что представляю собой все же некоторую ценность… — Я повернулся к нему, увидел знакомую лукавинку в глазах и приготовился слушать. — Ценность, — повторил он. — Но только… для врачей. У меня столько хороших болячек, что на мне можно заработать миллионы, если я протяну еще десяток лет. 'Вам какую? — спрошу я у доктора. — Вот эту? У вас хороший вкус… Завернуть?'
Рассказ 'пошел', я принял удобную позу, я был весь внимание. — Мысль эта — что я какая-то там ценность — покатилась как колесо, и я стал думать дальше. Но уже по делу. У нас в семье возникла проблема. Сын хочет сменить мебель (старая у него почти вся с гарбича) и мечтает о машине. Он только об этом и говорит. Раньше я полез бы в сундук и вынул деньги, а сейчас? Я делаю вид, что не слышу. Но думать-то я думаю! Я прикидываю, что в самом деле можно продать, имея в наличии только себя, такого, как я есть. Задача, скажу вам, не из легких! Размышлять я могу и так и этак, и кто мне запретит мозговать 'этак'? Я увидел следующую картину — называйте это как хотите — идеей, замыслом, комбинацией… Я иду по улице, и какой-то молодой человек шагает мне навстречу
Он смотрит на меня внимательно и вдруг подходит. 'Здравствуйте!' 'Здравствуйте, — я отвечаю, — вы не ошиблись адресом?' 'Не ошибся, — говорит он, — я имею к вам предложение'. И вот мы с ним садимся, как с вами, на нашу скамейку, и для начала он делает мне комплимент: — Я, — он мне открывает глаза, — видел, конечно, морщинистые лица, но такого, как у вас, не встречал. — Спасибо, — я отвечаю, — у вас прямо талант говорить приятные вещи.
Молодой человек не обижается. — У меня другой талант. Я хирург и делаю пластические операции. Я открыл новый метод. У меня есть уже кабинет, но нет еще рекламы. Мне позарез нужен пациент, который доверил бы мне свое лицо. Не каждый на это согласится, а женщина — тем более. Поскольку, на мой взгляд, вам терять нечего, хотя вы еще, крепенький, тьфу, тьфу, дедок… — Слово 'позарез' вы сказали очень к месту. — Я тут пошарил по карманам. — Таки да, — говорю, — терять мне нечего… — … а кое-что найти вы не против… — Не против. — … я вам предлагаю лечь ко мне на стол… -Что я могу найти лежа на столе? — … и получить за это неплохие деньги. — Уже ложусь, — я ему говорю, — когда деньги? И что меня еще немного интересует — сколько?
Он называет сумму — ее как раз хватает на новую мебель и на не самую дорогую машину. — А гонорар вы получаете — или тот, кому вы доверите получить, — молодой хирург тут поморгал, — сразу после операции. Ваши фотографии 'до' и 'после' будут помещены в газетах, значит, еще и прославитесь. Наверно, я сниму еще и фильм. Согласны? Нет, кроме шуток. — Разве шутят, говоря о деньгах? Я почти согласен. Вы правы: терять мне нечего, а насчет находить — так мне никогда не везло… — Вот вам мой номер телефона. Через сколько дней вы мне позвоните? — Дайте мне минуту роздыху… Фу-у-у… Я думаю, трех дней мне на эту головную боль хватит. — Договорились. Таких великолепных морщин я еще не видел! Класс! — и молодой хирург как-то хищно потер руки. С этим его последним словом я и остался на скамейке. — Класс, — я повторял как заведенный, — класс, класс… — И все же начал размышлять. Так. 'Морщины — это вам не бородавка. Они на моем лице — как реки на карте: избавишься от них — получишь пустыню Сахару! Вот эти, — трогал я одни, — они за войну. А эти я получил, когда воевал за квартиру. Следующие — когда у сына был 'трудный' возраст. Эта прорезалась, когда заболела Мария. А здесь у меня целая их сетка — она легла на лицо, когда жизнь вдруг стала немила и хотелось только пить водку. Прямо не биография, а география! Со всеми горами, реками, омутами, болотом и пропастями… Эту географию, так я спасительно отвлекался от главной мысли, наверно, преподают в своей школе старые цыганки с указкой в руке. А на стене висят 'два полушария' — два человеческих лица, под одним написано 'Болезни', под другим — 'Невзгоды'. — 'Смотрите, — говорит будущим гадалкам старая ведьма и тыкает указкой, — это первая жена, это — вторая. Вот здесь вот — язва желудка. А эти крестики — алименты…' Так что будет, если я избавлюсь от морщин?.. Сахара, Сахара!.. Вот как затейливо я размышлял, уважаемый товарищ Вадим (так он меня называл), и не скажу, чтобы мне светило какое-то открытие. Мне нужно было только выбрать из двух одно. — Что вам сказать! — подвел некую черту в рассказе дядя Миша. — Что вам сказать!.. В Америке может случиться что угодно. Я здесь с этой историей не самый оригинальный человек, где уж мне! Я как-то прочитал объявление в газете, запамятовал, правда, в какой: 'Бывший карточный шулер (пальцы уже не те) разыскивает тоже бывшего шулера, чтобы поговорить за профессию'. Или еще: 'Чудо в перьях ищет свою Бабу-Ягу'. Представляете эту пару? Ее только рисовать тушью!
Или еще: 'Пожилому человеку требуется молодой хоуматтендант, который смог бы подпевать песням Гражданской войны'… Что было или, вернее, что будет дальше. Я выбрал из двух одно, я выбрал сынову мебель и его новую машину. Из уличного телефона я звоню доктору, что согласен, мы договариваемся на завтра. Спрашиваю, на что мне пожаловаться дома, чтобы за мной приехала машина. Он сказал. Ночью я охаю и стону (так. — В.Ч.) и хожу на кухню пить воду. Там я чищу картофелину и разрезаю ее на две половинки. Утром эти половинки я запихиваю за щеки — и я готов. Шамкая, я звоню доктору. Сын убегает на работу и успокаивает меня: флюс, папа, это чепуха. Он тебе даже идет. Я еду на машине врача, Мария остается дома — она из-за меня всю ночь не спала и еле жива. В своем офисе доктор меня фотографирует, сестра готовит к операции. Звонит Марии: 'Вашему мужу придется на сутки задержаться: воспаление десен, температура, требуется хирургическое вмешательство, уход. Не беспокойтесь, вернем старичка лучше прежнего'. Хорошо (дядя Миша как всякий одессит говорит 'хорошё'). Я ложусь на стол, мне что-то колют в руку. — Хотя бы нос вы мне оставите, — я спрашиваю, — чтобы я себя после узнал?
— Да, — говорит доктор и расплывается. Я просыпаюсь, хирург сидит рядом. — Передумали, доктор?
