Славик обогнул Нинкин дом, оглянулся, перелез через забор, пронесся, пригнувшись, через двор, влетел в кукурузу. Его уже ждали. Все были в походных комбинезонах, но без шлемов.
— Летим? — вместо приветствия спросил он. Больше всего на свете, Славик боялся, что ему скажут: нет. Что по каким-то причинам полет отменяется или откладывается.
— Летим, — ответил Грипа, — мы же договорились. — И скомандовал: — Экипаж, по стартовым местам! А ты, Славик, садись на крышу.
На крыше корабля лежала отсыревшая за ночь подушка. Наш космонавт перевернул ее, отодвинул и сел на середину крыши. Корабль чуть гудел, под собой Славик почувствовал легкую вибрацию. Он не знал, как удержится на летающей тарелке.
Питя уже влез было внутрь, но вдруг обратился к командиру:
— Грипа, а можно я со Славиком? Ему ведь будет одиноко и страшно в отсеке.
Командир посмотрел на землянина. Тот, хоть и храбрился, в самом деле выглядел сейчас не очень уверенно.
— Правильно, — сказал он, — я должен был сам об этом догадаться.
Питя спрыгнул с лесенки, ведущей в люк корабля, Славик подхватил малыша и тот вмиг оказался на его коленке.
— Поднять крышу грузового отсека! — приказал Грипа.
Сзади Славика раздался знакомый уже шелест, он оглянулся и увидел, как на него наезжают с двух сторон половинки прозрачного полушария.
— Не страшно? — спросил Питя. Они оба были уже под прозрачной крышей, но дышалось по- прежнему легко.
— Нет, — ответил землянин почему-то шепотом.
— Положи подушку под спину и под голову. Вот так. А я устроюсь на тебе.
— Как дела? — услышал он голос командира, словно тот находился рядом.
— Нормально, — произнес Славик космонавтское словечко.
— Тогда — старт!
Гудение в корабле стало сильнее. Питя взглянул на друга и положил крохотную ручонку на его руку. Диск качнулся… Еще раз… И медленно начал отрываться от земли. Кукуруза пошла вниз. Славика вдруг прижало к подушке, а ладони притянуло к металлической крыше корабля, как магнитом. Дыхание перехватило, в животе что-то оборвалось, затошнило и так стало больно в ушах, что он чуть не вскрикнул. Глаза закрылись сами собой, в них завертелись оранжевые круги. Питя, лежавший у него на животе, стал тяжелым, как свинец.
Еле-еле через какое-то время Славик смог с трудом вздохнуть, но глаза так и оставались закрытыми, словно кто-то нажал на веки пальцами.
Но вот стали приходить перемены. Сначала вернулось нормальное дыхание. Отлипли от крыши ладони. Он пошевелил коленями. Открыл глаза. И тут же закрыл их, потому что подумал, что еще плохо видит. Небо над ним было темно-синее, а когда взлетали, оно было уже голубое.
Заметно полегчавший Питя пошевелился.
— Набрали высоту. Ты как?
— Но-нормально, — выдавил из себя Славик и снова открыл глаза. Небо было по-прежнему темно- темно-синее. — Какая сейчас высота?
— Километров, по-вашему, сто.
— А сколько времени мы летим?
— Минут десять.
И тут Славик снова испугался. Питя, по-турецки сидевший у него на животе, вдруг оказался в воздухе, поднятый, как факир, неизвестным чудом. Руками, правда, он помахивал в воздухе, как балерина. Землянин хотел уже спросить у Пити, что с ним случилось, но подумал, что, может быть, случилось что-то не с Питей, а с ним самим. Небо почему-то он видит в пять с небольшим утра синим, почти черным, а нормальный человечек Питя парит в воздухе…
Славик с трудом произнес:
— Питя, а… — и не договорил, потому что сам оторвался от подушки и крыши корабля, легонько стукнулся сперва лбом, а потом и коленями в прозрачную крышу отсека. Стал почему-то поворачиваться набок.
— Питя, — крикнул он, — мы падаем?
Малыш оттолкнулся от оболочки, вытянулся в воздухе, как пловец в воде, подлетел-подплыл к нему. Он смеялся во весь рот.
— Это ведь невесомость, Славка! Разве ты не видел ее по вашему телевизору?
— Так мы не падаем?
— С чего бы вдруг?
— Мы летим на остров Пасхи?
— Куда же еще!
— А что сейчас под нами?
— Сейчас спрошу. Щипан! — окликнул он штурмана. — Славик интересуется, что сейчас под нами.
— Африка. — раздался хорошо знакомый голос. — А точнее — пустыня. Какая она огромная! И это все песок?
— Это, наверно, пустыня Сахара, — вспомнил Славик.
— Скоро начнется океан.
— Атлантический…
— Как ты себя чувствуешь?
— Нормально! — в третий раз произнес это любимое слово космонавтов землянин. И только сейчас начал смотреть по сторонам.
Нормально! Над головой почти черное, чуть только синеватое небо со звездами. А далеко-далеко внизу, под белыми утренними облаками, просыпается его Земля.
Нормально! Сзади и чуть слева над голубой до изумления полосой — вот бы сюда Кубика! — красно- оранжевое солнце разливает цвет пожара — ну кому, кому показать эти краски?
— Ух ты! — только и сказал Славик. — Питя, а?
— Что? — Питя. схватившись за пуговицу его рубашки, подтянулся к Славику, снова устроился на его животе, тоже посмотрел на солнце. — Нравится? Мне тоже. У вас на Земле, конечно, интересно, но в космосе не хуже. Правда?
Славик кивнул. Такого солнца он никогда не видел.
Грипа снизу крикнул:
— Начинается океан!
Сначала под облаками было просто что-то темное, потом в нем блеснул металл или тусклое зеркало. И вот океан зазеленел, заголубел, и Славик вспомнил то утро, когда он впервые увидел, как просыпаются краски.
— Славик, — раздалось снизу, — до Южной Америки далеко, расскажи нам подробнее об острове Пасхи.
— Сейчас, — ответил землянин, — я только еще погляжу на Атлантический океан.
Славик решил, что все-все должен запомнить — ведь он потом все равно будет рассказывать о полете Кубику и Стасу.
Минуты три или пять он смотрел вниз, в просветы между облаками, стараясь разглядеть океан. Громадина Атлантики то металлически серая, то вдруг голубая, катила на себе волны — их тоже было видно по белым воротникам. Кажется, увидел он и пароход, но не успел разглядеть — негустое облако закрыло игрушечный кораблик с длинным белым хвостом. Теперь и впереди, и позади был океан. Скоро Южная Америка, а за ней…
— Те-Пито-о-те-Хенуа! — неожиданно для себя и для всех громко сказал Славик. — Пуп Вселенной!
— Это кто? — Питя смотрел на друга с удивлением и даже подозрительно: что, мол, с тобой? Не
