— И что? Он тебе ничего не сделал, а? Расскажи!
Геолог с живым интересом смотрел на своего проводника.
— Ничего не сделал. Прошел мимо.
— Как так — мимо?
— Так.
— А ты? Испугался и побежал?
— Я тоже прошел мимо.
Этот простой, лишенный всякого драматизма ответ вызвал на лице геолога разочарование. Но паренек внезапно оживился и начал рассказывать, придавал своим словам особый смысл.
— Здесь много медведей. Как увидят, что человек один, бросаются на него. В этих горах одному лучше не появляться. Задерут.
— А тебя-то как не задрали, Райчо?
Паренек немного смутился:
— Так я… был тогда не один…
— А ты сказал, что один.
— Двое нас было, тот шел позади…
— Когда зверя не трогаешь, он бежит от человека.
— Здешние медведи не бегут.
— Так ведь нас двое, а с мулом даже трое…
— И кабаны есть, — добавил паренек, поняв, что его сообщение о медведях не подействовало на геолога.
— И они такие же страшные, как медведи?
— Еще бы! Как увидят тебя одного, так и бросаются, клыками норовят кишки выпустить. Ты не знаешь здешних кабанов.
Говоря это, он напирал, главным образом, на слово о д и н.
— Кабанам траву подавай и желуди, а мы все больше по скалам да по ущельям лазаем, — заметил геолог. Он перекинул за плечи сумку, чтобы она не мешала при ходьбе, и снова зашагал.
Тени, отбрасываемые высокими скалами, становились длиннее. Солнце склонилось к горизонту, небо на западе пламенело. Вдалеке синели мягкие очертания гор. После обеда геолог ни разу не спросил о границе, но паренек не мог успокоиться. Он гадал, удалось ли ему напугать геолога своими рассказами о медведях и кабанах, прислушивался, не раздадутся ли два выстрела из карабина, на возвышениях украдкой оглядывался назад, всматриваясь до боли в глазах, не покажутся ли там люди. А что, если они выйдут к Медвежьей реке не там, где надо? В этих горах не то что люди, поезд затеряется, как иголка в сене. Медвежья река — скалистая горная расселина — тонула далеко впереди в зареве заката. По ней хоть целый день иди, все равно конца не достигнешь. Беспокойство паренька росло. Горы стояли безмолвные и безлюдные.
Они вошли в глубокое русло еще одного небольшого потока. По обе стороны от них вздымались параллельно идущие гряды, смыкавшиеся где-то там, впереди, гигантской аркой. Склоны были почти совсем голые, лишь местами рос реденький кустарник, кое-где зеленела трава. Геолог почти непрерывно стучал по скалам молотком, временами карабкался, насколько было возможно, вверх. Видно, его особенно заинтересовали эти скалы. Он перепрыгивал через каменные глыбы, под которыми струйками пробиралась вода, и медленно двигался против течения. Мулу здесь идти было особенно трудно, и паренек, обмотав повод вокруг его шеи, пустил его одного. Из этого закрытого со всех сторон, словно коридор, ущелья геолог, при всем желании, не мог бы легко и незаметно выбраться.
Вечернюю тишину внезапно нарушил резкий крик хищной птицы, который оборвался прежде чем его подхватило и многократно повторило эхо. Быстрые, прозрачные струи воды звенели, вспениваясь на стремнинах и, образуя бесчисленное множество крохотных водоворотов и заливчиков, пробирались под обломками скал, шумели возле редко встречавшихся цветов и, трав и бежали дальше. Над успокоившейся в заливчиках водой вились мошки. Там, где еще не легла мрачная тень высоких скал, заходящее солнце отражалось в воде тысячью красных отсветов.
Что это? Паренек подскочил, словно выпущенная из рук пружина. Выстрел, или ему так показалось? Он прислушался, подняв голову кверху. Геолог постукивал молотком по скалам. Набитая камнями сумка тяжело свешивалась с его плеча. Мул позади фыркнул. Паренек все ждал, но выстрел не повторился. Неужели ему показалось? А может, он услышал только второй выстрел? Время шло. Геолога уже не было видно. Мул тоже скрылся за камнями. Вокруг стояла мертвая тишина. Внезапно, снова что-то щелкнуло — неясно, глухо, словно звук шел из-под земли, разорвало на миг тишину, как далекий ружейный выстрел. Но на этот раз, обратившись в слух, паренек не ошибся. Легкий, едва уловимый треск исходил от скал. Раскалившись за день, к вечеру они излучали тепло, издавая при этом слабый треск, и казалось, что это стонали, жалуясь на боль, великаны. Паренек прикусил нижнюю губу и побежал вдогонку за мулом и геологом. Солнце почти зашло. В ущелье стало сумрачно. Паренек догнал мула и подтолкнул, его, чтобы тот шел побыстрее. Под копытами захрупали мелкие камешки.
Геолог стоял, прижавшись спиной к теплому камню, и поджидал их, чтобы взять рубашку.
— Холодно становится, Райчо. Давай-ка выбираться отсюда и искать место для ночлега.
Райчо посмотрел по сторонам и подумал: «Пока мы отсюда выберемся, солнце совсем зайдет. Хоть бы уж поскорее наши пришли…»
На плато они поднялись совсем запыхавшиеся и усталые. Здесь два гребня сливались в огромный каменный узел. Под ним бил прозрачный родник, вода которого, перескакивая с камня на камень, стекала вниз ручейком. Геолог остановился в немом изумлении. На западе небо купалось в золоте. На востоке синева его приобрела лиловатый оттенок. Огромный кроваво-красный шар заходящего солнца стер черту горизонта. Со стороны ближайшего леса тянуло прохладой. Разгоряченный от тяжелого подъема, геолог зябко повел плечами, но продолжал стоять, позабыв обо всем, и только тогда, когда верхняя точка солнечного диска потонула за синеватой полоской земли, потихоньку двинулся дальше. Начало быстро смеркаться.
С последней надеждой паренек осмотрелся вокруг. Ему показалось, что позади мелькнула тень человека, но как он ни всматривался, больше ничего не увидел. Напрасно он напрягал зрение, напрасно прислушивался. Снова вспомнил слова председателя сельсовета: «До захода солнца» и в отчаянии посмотрел на запад, где сгущалась ночная тьма. Геолог медленно шел к лесу, А что, если он вовсе не собирается переходить границу? Если отправился в горы только затем, чтобы собирать разные камни? Или, может, за кладом? Ему трудно было поверить в это — ведь весь день он был убежден в обратном. А вдруг он хочет бежать ночью? Пожалуй, так оно и есть. А люди, посланные председателем сельсовета, что-то не появляются. Следов их не нашли, что ли? Нет, местные жители, зная, где они, не могут не найти их. Им помогут и следы копыт, и смятая трава. Правда, они много плутали по ущельям и теснинам, где не остается никаких следов.
«Надо развести большой костер, чтобы они увидели нас издалека».
Принятое решение немного успокоило его. Он натянул повод и заторопился за геологом. Выбрал ровную полянку возле леса, расседлал мула, привязал повод к его передней ноге и отпустил пастись. Потом отвязал от седла веревку, снял топор и отправился за дровами. Немного погодя весело заплясало, пламя, затрещали сырые ветки, кора на них лопнула, и оттуда с шипением начал вытекать сок. Кверху взвился, исчезая в темнеющем небе, легкий дымок. Паренек подтащил к костру трухлявые пни и толстые сучья и положил их на горевшие ветки; костер получился внушительный. Но он все не унимался, сновал по опушке леса и подтаскивал новое топливо.
— Люблю сидеть у костра, — мечтательно сказал геолог.
Паренек молча посмотрел на костер и, удостоверившись, что пламя достаточно высокое, сунул топор за ремень и пошел за водой.
— Нарви сухого папоротника, чтобы постелить в палатке! — крикнул ему вдогонку геолог.
Вскипятив чай, они сели ужинать. Паренек застенчиво взял несколько ломтиков колбасы, которые геолог настоятельно совал ему в руки. Поели, натянули палатку и снова подсели к огню. Геолог расстегнул сумку и высыпал на землю все, что собрал за день.
Паренек часто видел подобные камешки, попадались ему и разные кристаллы, но сейчас он просто
