приклада и каменистой почве алели капли еще не свернувшейся крови. Но Ибрагим все еще не верил. На цыпочках подошел поближе, наклонился, схватил дуло обреза и выдернул его резким движением. Голова Незифа беспомощно откинулась в сторону. Зрачки его холодных стальных глаз были недвижны — пуля продырявила лоб под самым козырьком кепки. Ибрагим облегченно вздохнул и выпрямился. К нему тотчас подбежал встревоженный паренек.
— Пошли скорее к пограничникам! — испуганно воскликнул он.
— Подожди. Не оставлять же нам его здесь, — ответил Ибрагим.
Они оттащили труп в щель между скалами и закидали камнями. Затем Ибрагим взял свой карабин, подал обрез Незифа пареньку и решительно сказал:
— А теперь пошли за твоим геологом.
Глава девятая
Бывший майор
Для бывшего майора Цветана Кунчева эта ночь была одной из самых неспокойных.
Он проснулся еще затемно. В закрытой палатке почти ничего не было видно. Англичанин слегка похрапывал на своей походной кровати. Бывший майор закрыл глаза и попытался заснуть, но сон не шел. Он злился на себя и еще больше на англичанина.
«Если бы он не вмешивался, я бы развязал ему язык», — думал он, и недовольство его с каждой минутой росло. Равномерное дыхание человека, спавшего рядом, раздражало майора.
«Пусть он моей бабушке рассказывает, что он геолог. Все это сказочки».
После ужина англичанин попросил майора, чтобы тот перевел ему все до последней строчки из бумаг и документов, найденных в рюкзаке и брезентовой сумке геолога. Они перебрали их по листочку. Хью Бреф подробно записал содержание листков, которыми были обернуты образцы пород. К блокноту и документам особого любопытства не проявил. Зато у бывшего майора они возбудили самый большой интерес. Он изучал каждую букву, просматривал страницы на свет, прогревал их при помощи зажигалки. В коротеньких строчках, в адресах и датах, записанных на листках самого обыкновенного блокнота, какие носят с собой многие люди, ему чудились условные знаки, шифрованные обозначения, какие-то тайны. Вспоминая сдержанные и обдуманные ответы геолога во время допроса, он старался вывести из них убедительное доказательство, что этот человек совсем не тот, за кого себя выдает. Подозрительный ко всем и крайне осторожный, майор заранее видел в этом юноше, который так неожиданно появился в селе и сразу же отправился в горы, врага, опасного разведчика. А врага он был готов рвать зубами и ногтями, чтобы выжать из него признание. Когда-то в казарме он сам вел допросы солдат, заподозренных в коммунистической деятельности. Молодые пареньки, незадолго до призыва в армию впервые соскоблившие нежный пух со своих щек, превращались в его руках в бескровные привидения с переломанными костями. Дважды ему ставили в вину то, что он убивал людей, не доведя до конца следствия. Но зато всегда, когда следствие слишком затягивалось из-за того, что жертвы молчали или же говорили не то, чего от них требовали, их передавали майору.
Его боялись и офицеры, и солдаты. И, очевидно, он был обязан этой славе тем, что ему предложили командовать одним из жандармских отрядов, организованных для борьбы с партизанами. Он отказался.
— Я солдат его величества, а не полицейский, — заявил он тогда.
Но когда против партизан были брошены войсковые части, в том числе и его подразделение, он проявил больше жестокости, чем самые свирепые жандармы. Солдаты прозвали его Страшилищем.
После народной победы 9 сентября 1944 года ему удалось скрыться. Несколько месяцев он прятался у родственников, всю зиму никуда не показывался, а весной ушел в горы.
Скоро он стал активным членом тайной военной организации, состоявшей из уволенных и еще не уволенных из армии царских офицеров. Организация эта была связана с владельцами фабрик и крупными торговцами. По поручению центра майор ездил по городам страны, передавал указания доверенным людям, сплачивал их на борьбу. Встревоженные и озлобленные тем, что народная власть ограничивает их деятельность, но все еще сильные благодаря своим капиталам, богачи охотно принимали майора и помогали ему. Они тряслись за свои богатства и жаждали вернуть утерянную власть, он же думал о царе, которому присягал на верность. Самые горячие и нетерпеливые из сообщников требовали оружия и решительных действий. И ему поручили переправиться через южную границу, чтобы связаться с американцами и англичанами.
Всю войну он ненавидел союзников, но теперь беспрекословно отправился в горы, встретился с перебежчиками, установил связь с представителями иностранной разведки. Так был создан первый канал, затем второй. Поглощенный этим делом, он не замечал того, что происходит на его родине. Но когда люди, прежде встречавшие его с радостью, начали просить его подыскать себе другую квартиру, так как они, мол, уже на подозрении, он понял, что положение осложняется. Одну из центральных организаций раскрыли. Удар был тяжелым. Несколько его ближайших друзей попало в тюрьму. Но это только удвоило его энергию. Однако многие двери уже не открывались перед ним так услужливо, как раньше. Все чаще ему жаловались, что власти ограничивают источники доходов и что с каждым днем все труднее выделять средства на организацию. Требовали, чтобы союзники как можно скорее пришли на помощь. Инструкции же извне гласили: «Только начните, и мы немедленно вмешаемся». Но начать было не так-то легко. Заговорщики постепенно становились менее активными под предлогом, что нет достаточно оружия. Он снова отправился в горы, чтобы ускорить переброску оружия и боеприпасов. Избегал мест, где мог встретить человека, шел больше лесом, горные хребты переходил ночью. Дважды при этом сталкивался с людьми, представителями новой власти. Первая его встреча была с молодым лесничим. Когда в прохладной тени леса навстречу лесничему, маркировавшему подлежавшие рубке деревья, вышел незнакомый человек, он громко крикнул ему: «Стой!» Бывший майор поспешил укрыться за деревьями, но лесничий направил на него, ружье и предупредил: «Стрелять буду!» Вокруг не было ни души. Майор поднял руки. По тому, как молодой лесничий держал ружье, он понял, что тот не из искусных стрелков, и, чтобы выиграть время, миролюбиво спросил:
— В чем дело? Ты что со мной, как с разбойником, разговариваешь?
Скользнул своим наметанным глазом по ружью и радостно вздрогнул. Лесничий забыл освободить предохранитель.
— Документы! — сказал лесничий.
Майор не счел нужным больше сдерживать свою ненависть.
— Молоко у тебя на губах еще не обсохло, чтобы стрелять! Посмотри на свое ружье! Ты даже предохранитель не освободил!
Лесничий глянул на затвор. В тот же миг правая рука майора сделала молниеносное движение, в ладони блеснул пистолет. Листья деревьев качнулись от двух выстрелов. Лесничий пошатнулся, словно хотел шагнуть вперед, но на это ему не хватило сил. Ружье выпало у него из рук и мягко стукнулось о настил опавшей листвы. Руки его взметнулись в стороны, судорожно ища опоры, и он тут же рухнул на землю.
Майор презрительно сплюнул и зашагал дальше, даже не подняв ружья.
Во второй раз его обстреляли два объездчика. Это были немолодые, видавшие виды люди. Они сразу же направили на него, свои ружья и приказали остановиться. И прежде чем майор сообразил, как ему поступить, мимо головы его просвистели первые пули. Лес загремел от выстрелов. Он бросился на землю, ползком добрался до ближайшего дерева и, яростно рыча, направил на них свой пистолет. Те тоже залегли. Майор выпустил в них половину обоймы и отполз назад. Объездчики ответили ему новыми выстрелами. Пули их тупо ударились о соседние стволы, почти бесшумно входя в мягкую древесину. Он выпустил всю обойму, перепрыгнул низкий кустарник и бросился бежать, на бегу заряжая пистолет.
Наступила третья весна его беспокойной жизни. Майор, не дожидаясь, пока с горных вершин сойдет снег, покинул город, где провел зиму. Ему надоело слушать осторожные намеки тех, кто его укрывал. «Время идет, — говорили они по самым различным поводам, союзники медлят, а новая власть крепнет. Что делать? Становится опасно».
