— Будут твоими, — уверил вампира царь.
Когда Лайел совершил набег на замок королевы демонов, чтобы ограбить ее сокровищницу, он убил демоницу, а потом нашел в ее постели Зейна, ожидающего ее, обнаженного и умащенного, подготовленного для ее удовольствия. Было очевидно, что физически его не принуждали там находиться, но его облегчение при новости о смерти королевы было почти осязаемым.
Лайел не знал, почему он там был, казалось, добровольно. Он знал лишь то, что ненависть воина была практически столь же сильна, как и его собственная.
Широкие плечи Зейна слегка расслабились. Но затем оба мужчины заметили проблеск синих волос в нескольких футах от них.
Обладательница этих волос была видна лишь частично, ветви деревьев и кустарников скрывали ее, в то время как она искала… оружие? Место для ночевки? Нет, размышлял Лайел, первое предположение было верным. Он бы поставил свою жизнь на это. Его предательское сердце заколотилось быстрее. Знала ли она, что он был поблизости? Вероятно.
— А что по поводу маленькой Амазонки, которую ты чуть не съел? — злобно прошептал Зейн. — Я бы не отказался прикончить ее тоже.
Лайел неожиданно ощутил вспышку гнева.
— Она моя. Я сам о ней позабочусь.
— Это я понял. Но ты собираешься поиметь ее, или прикончить? Ты выглядел так, будто хотел сделать и то, и другое, когда она оседлала тебя.
— Сам как думаешь? — уклонился вампир от ответа, потому что не хотел лгать своему товарищу.
— Я же сказал, я думаю, что ты хотел бы сделать и то, и другое.
— А я думаю, что ты опасно близок к тому, чтобы вызвать мой гнев.
И это было правдой.
— Это не новость. — Зейн равнодушно бросил еще один камень, и тот запрыгал по поверхности воды. — Возможно, — все-таки ответил он, — ты мог бы так и поступить.
Это ведь не тоска сквозила в его тоне?
— Нет. — Лайел пробежал языком по своим зубам. Один из клыков расцарапал нежную плоть, и вкус крови, наполнившей рот, напомнил, что хотя он и пресытился во время битвы с драконами, но никак не мог избавиться от жажды крови Делайлы. — Нет, — повторил он на этот раз уже для самого себя.
«Слишком бессердечно», — добавил он уже мысленно. Слишком по отношению к Делайле, и даже дня него самого.
— Ты когда-нибудь пробовал Амазонку на вкус? — спросил Зейн.
— Нет.
Каждая раса обладала уникальным вкусом. Драконы были с привкусом серы. Демоны — гнили. Кентавры — сладковатыми, словно подслащенные медом. У минотавров был сильный, пикантный вкус. Нимфы отдавали амброзией. Но Амазноки? Какими бы они — она — оказались на вкус?
«Ты никогда этого не узнаешь», — поклялся он себе. Он лучше умрет, прежде чем погрузит любую часть себя в эту женщину. Пришло время сменить тему.
— Пошли. Время выходит. Мы сделаем копья, кинжалы и стрелы.
— Что планируешь из этого испробовать на девчонке?
— Голые руки, — ответил Лайел. Но даже когда он произносил это, то страстно хотел использовать свои руки в других целях. Для удовольствия, а не для причинения боли. Чтобы дарить наслаждение, а не смерть. Но, ни того, ни другого он не мог допустить. Сам факт, что он все еще желал этого, безо всяких сомнений убеждал, что он должен избавиться от нее, как и запланировал.
Зейн выдал очередную из своих жутких улыбочек.
— Тогда, до вечера.
Лайел угрюмо кивнул.
Глава 5
Посейдон, бог морей, парил в своем коралловом дворце, собственноручно выстроенном на дне океана, вглядываясь в величественное, подернутое дымкой зеркало. Сквозь эту дымку был виден Райский сад и его строптивые новые обитатели, от которых он не мог оторвать взгляда.
— Они в замешательстве, — пробормотал бог. Он только недавно их покинул, после того, как предстал перед ними в своем величии и велел ни о чём не тревожиться — не так ли? — однако, их паника только возросла после этого.
В коридорах дворца послышался приглушенный звук голосов.
— Да…, - донеслось до него. Голоса говоривших были удивительной смесью возбуждения, решимости и безразличия.
Четыре других бога прошли сквозь портал на Олимпе и присоединились к нему. Посейдон повернулся и изучал их так же пристально, как атлантов в зеркале. Арес, бог войны, нрав которого был намного хуже, чем у самого Посейдона. Гестия,[5] невзрачная, но при этом необъяснимо обольстительная, хотя ее умение очаровывать значительно потускнело из-за того, что она всеми силами стремилась завоевать себе доброе имя. Аполлон, улыбающийся лучезарнее солнца, владыкой которого он являлся, был горячо предан тем, кого любил. И, наконец, Артемида,[6] сестра-близнец Аполлона, такая же необузданная, как дикие полевые цветы — и холодная, словно лед.
По случаю их прибытия Посейдону пришлось осушить свой дворец, чтобы он подходил для менее совершенных легких, чем его собственные. Теперь воды океана плескались снаружи, ударяясь во внешние стены и крышу. Через каждые несколько секунд капли соленой воды падали с усыпанных драгоценными камнями канделябров и разбивались о пол черного дерева.
Гестия презрительно поглядывала на эти капли.
Если она не умерит свое высокомерие, он ее, пожалуй, утопит.
Посейдон проводил века в своем подводном мире, окруженный морским народом, забытый обитателями Земли, и чрезвычайно скучающий. По правде говоря, ничто больше не могло его развлечь. Ни созерцание мира и процветания, ни бури, ни голод и война. А потом, пару месяцев назад по атлантическому календарю, две русалки рассказали ему о расколе в Атлантиде. Это было место, абсолютно преданное забвению на многие годы, о котором они все позабыли, но которое им принадлежало.
Бог перенесся туда, и некоторое время незаметно наблюдал, скрытый от глаз. К своему удивлению Посейдон обнаружил, что жители Атлантиды процветали. Гадая, какой будет их реакция на его появление, он, наконец, явил себя. Все ещё страдая от скуки, он начал сталкивать их друг с другом, перемещать, словно шахматные фигуры. Стравив драконов с нимфами, он наблюдал, как эти сильные, благородные воины были вынуждены прибегнуть к войне, чтобы защитить своих женщин и свои дома. Однако, вопреки его ожиданиям, они, в конце концов, не поубивали друг друга. Даже по-настоящему не поссорились. Они заключили мир, чем совершенно сбили его с толку.
Такая непредсказуемость была восхитительна. И, в конце концов, всю его скуку как ветром сдуло.
Другие боги, так же изнывавшие от однообразия своей жизни, заметили неожиданные изменения в его настроении. Посейдон не мог этого скрыть. Выдавали воды океана, неожиданно тронутые штилем, тогда как обычно они волновались и бурлили. Четыре его гостя не заставили себя ждать и нагрянули, желая узнать причину такого благостного состояния его духа. «Мне следовало им солгать. Рассказать о чем угодно, только не об Атлантиде», — думал расстроенный бог.
Судьбоносный день их прибытия был выжжен у него в памяти.
— Вы не можете вот так легко и просто заявиться, — говорил он после своего признания и моментально вспыхнувшего у них желания развлечься также, как и он — тогда как он хотел сохранить свою новую любимую игрушку только для себя.
