Поняли ли они это?»
Что Христос требовал от них этого понимания, ясно указано в Евангелии. Ибо когда два Его ученика, сыны Зеведеевы, пришли и добивались, что Он должен посадить их справа и слева возле Себя, то Он сказал им:
«Вы не знаете, чего домогаетесь. Можете ли вы пить чашу, которую Я пью, или креститься тем Крещением, которым Я крещусь?» (10, 38).
Ученики тогда похвалились, что смогут. То, что Христос Иисус этого от них требует, — ясно обозначено. Что могло тогда произойти? — Двоякое. Первое — эти избранные ученики прошли бы вместе с Ним все то, что совершилось как Мистерия Голгофы, что связь между этими учениками и Христом сохранилась бы вплоть до Мистерии Голгофы. Это одно, что могло бы случиться. А что произошло не это, а совсем другое, мы видим со всей отчетливостью, в особенности в Евангелии от Марка. Когда Христос был взят под стражу, разбежались все; и Петр, который хвалился, что его ничто не поколеблет, трижды отрекся от Него прежде, чем дважды прокукарекал петух. Это изображено со стороны апостолов. А как представляется это со стороны Самого Христа?
Перенесемся со всем благоговением — ибо это должно быть так! — в Душу Христа Иисуса, которая до конца пытается сохранить образовавшуюся связь с душами апостолов; перенесемся, насколько это возможно, в Душу Христа для дальнейшего прослеживания хода событий. Тогда эта Душа могла поставить всемирно-исторический вопрос: «Могу ли Я сделать так, чтобы души хотя бы самых избранных учеников поднялись до такой высоты, чтобы они вместе со Мной пережили все то, что должно тут произойти вплоть до Мистерии Голгофы?» Перед этим вопросом стоит Душа Самого Христа. Это — грандиозный момент, когда Петр, Иаков и Иоанн выведены Им на Оливковую гору и Христос Иисус Сам хочет присмотреться — сможет ли Он удержать их, самых избранных? И на пути к Голгофе Он испытывает страх. Да, мои друзья, думает ли кто, или, вернее, смеет ли кто думать, что Христу стало страшно перед смертью, перед Мистерией Голгофы? Что на Оливковой горе у Него выступил кровавый пот из-за приближающегося свершения Мистерии Голгофы? Так думать — значило бы мало понимать Мистерию Голгофы! Может быть, это теологично, но — бессмысленно. Почему скорбит Христос? Он не дрожит перед крестом. Это само собой разумеется. Он содрогается, прежде всего, перед следующим: «Смогут ли те, кого Я взял сюда с Собою, усто ять в тот момент, в который должно решиться, — захотят ли они своими душами идти со Мной, захотят ли пережить вместе со Мной все, вплоть до распятия на кресте?» — Останется ли состояние их сознания настолько бодрствующим, что они вместе с Ним переживут все, вплоть до распятия на кресте — вот это должно решиться. Это и есть та «чаша», которая к Нему приближается. И Он оставляет их одних, чтобы они могли остаться «бодрствующими», то есть быть в таком состоянии сознания, в котором они могли бы вместе с Ним пережить то, что Он должен. Тогда Он идет и молится: «Отец, да минует Меня чаша сия; но не Моя воля, но Твоя воля, да свершится!» Это значит: не дай Мне еще испытать, что Я стою совсем один как Сын Человеческий, но что и другие идут со Мной. И Он возвращается обратно, а они спят. Они не смогли удержать то бодрствующее состояние сознания. И Он снова делает попытку, и они опять не выдерживают. И Он делает это еще раз, и они опять-таки не выдерживают. Тогда стало Ему ясно, что Он стоит один — что они не идут вместе с Ним вплоть до распятия на кресте. Эта чаша не миновала Его. Он был обречен в одиночестве, в душевном одиночестве свершить Свое деяние.
Мир возымел Мистерию Голгофы; но в то время, когда это происходило, люди еще не имели понимания для этого события. Даже самые выдающиеся из них и самые избранные не оказались на такой высоте. — Это о первом роде понимания. Как чудесно художественно это выражено, если за тем, что явлено в Евангелиях, суметь почувствовать реальные оккультные «кулисы»!
Теперь зададим вопрос о втором роде понимания. — Спросим, как руководители евреев поняли Того, Кто из рода Давидова должен был выступить как лучший цвет древнееврейской эволюции? Одно из первых мест, где нам указано, какое понимание приносил еврейский народ навстречу Тому, кто происходил из дома Давидова, находим мы в 10-й главе Евангелия от Марка. Это момент решающего значения, когда Христос приближается к Иерусалиму и должен был быть узнан древнееврейским народом как Тот, Кто примыкает к дому Давида.
«И пришли они в Иерихон, и когда Он вышел из Иерихона с учениками и многими сопровождающими, сидел сын Тимея Вартимей, слепой, как нищий у дороги.
И когда он услыхал, что это Иисус из Назарета, начал он восклицать: «Иисус, Ты — Сын Давидов, сжалься надо мной!»
И многие бранили его, чтобы он замолчал. А он кричал еще громче: «Сын Давидов, сжалься надо мной!» (10, 46–48).
Выразительно передан здесь этот крик слепого: …«Ты, Сын Давидов», — значит только он пришел к пониманию «Сына Давидова».
«И Иисус остановился и сказал: «Позовите его сюда». И они позвали слепого и сказали ему: «Мужайся, встань. Он зовет тебя!» Тот же сбросил свой плащ, вскочил и подошел к Иисусу.
И Иисус сказал ему: «Чего ты хочешь от Меня?» Слепой же сказал Ему: «Раввуни, чтобы я прозрел!»
И Иисус сказал ему: «Иди, твоя вера помогла тебе». И он тотчас стал зрячим и последовал за ним по дороге». (10,49–52).
Это значит, что Он требовал только веры. Не стоит ли задуматься почему среди других рассказов есть это исцеление слепого? Почему оно стоит особняком? Из композиционного строя Евангелия люди должны были бы чему-то научиться. Дело вовсе не в этом исцелении, а в том, что из всех людей только один этот слепой из всех сил взывал: «Иисус, Ты — Сын Давидов!» Видящие не распознали Его. Слепой, который физически не видит, узнает Его. Так что здесь показано, как слепы другие, и этот человек сперва должен был ослепнуть, чтобы Его узреть. В слепоте, а не в исцелении здесь дело. И этим одновременно показано, как мало понимали Христа.
В ходе дальнейшего вы можете везде найти, как Он говорит о том, что Космическое вживается в человечески индивидуальное; как Он фактически говорит о Космическом, когда Он (и это опять-таки важно, что это композиционно дано в связи с тем моментом, когда Христос должен явиться как «Сын Давидов») говорит о бессмертии: что Бог — есть Бог живых, а не мертвых; что Бог есть Бог Авраама, Исаака и Иакова (12,26-7), ибо Авраам, Исаак и Иаков, каждый из них живет в следую щем, продолжает жить в других формах, потому что Бог живет в их индивидуальности. Но еще сильнее это обозначено там, когда Он описывает человека — то, что в нем дремлет и должно быть пробуждено. Сказано, что речь идет не просто о физическом Сыне Давидовом, ибо сам Давид говорит о нем как о «Господе», а не как о физическом «сыне» (12,35–37). О «Господе» в индивидуальности человека, о том, Кто должен произойти из рода Давидова, говорится везде, когда влияние космического Христа идет на убыль.
На одно место надо особенно указать (ищите его в Евангелии от Марка ближе к концу) — на место, которое легко не заметить при чтении без понимания, но которое потрясающе действует на душу, если его понимать. Это там, где Христос предан светской власти, должен быть осужден, и подыскивают основания, чтобы Его осудить. Этому предшествовало описание того, что Он сделал в храме, где изгнал менял и опрокинул их столы, где Он, проповедуя, должен был сказать совсем особенные слова, берущие за душу. За это ничего Ему не было. И Он теперь выразительно обращает на это внимание: «Все это вы слышали, а теперь, когда Я стою перед вами, вы ищете ложных обвинений против Меня, взяли Меня под стражу по навету предателя, как человека, совершившего тяжкое преступление. А тогда вы ничего не сделали, когда Я стоял среди вас в храме». — Потрясающее место! Потому что нас приводят к пониманию того, что на самом деле Христос везде действует так, что ничего против него сделать нельзя. Почему же? Он действительно поступает так, что в недопускающем сомнений смысле указывает на то, какой великий поворотный момент наступил в ходе мировой эволюции, когда говорит: «Первые станут последними, а последние — первыми» (9, 35). Учения, которые Он бросает им, должны быть ужасны с точки зрения вероучения и понимания Ветхого Завета — и ничего не происходит тогда. После этого Его во мраке ночи берут под стражу при помощи предателя, и получается впечатление, что при этом аресте происходит какая-то потасовка. Это потрясающее место:
«Но предатель дал им знак и сказал: «Кого я поцелую, Тот и есть; схватите Его и ведите под надежной охраной».
И когда пришел, тотчас подошел к Нему и говорит: «Равви, Равви,» и поцеловал Его.
