красоте и величию окружающего мира, проявляет понимание и интерес ко всему, что горит в сердцах других или к тому, чего другие лишены. Подъемом чувств, развивающих понимание, живое участие в окружающем мире, мы образуем жизненные силы в мире наших собственных чувств. Здесь мы преодолеваем узкий эгоизм, поднимая и обогащая наше Я, приводя его в гармонию с окружающим миром в истинном эгоизме. Это выражается главным образом там, где принимается во внимание человеческое воление, собственно душа сознательная. Пока человек желает только для себя, пока его волевые импульсы устремлены лишь на то, что полезно ему самому, он постоянно будет чувствовать себя неудовлетворенным. Только увидев во внешнем мире отражение своего волевого решения, реализацию своего волевого импульса, он сможет сказать, что привел свое желание в гармонию с тем, что происходит в окружающем мире. Тут в действительности дело обстоит так, что наши способности и силы развиваются не тогда, когда мы желаем чего-то для себя, а когда желаем для окружающего мира, для других людей; тогда наша воля реализуется и возвращается к нам как отражение. И как свет образовал в нас орган зрения, так и наша душевная сила образуется в нас миром наших поступков, наших деяний.
Таким образом, мы видим: человек как самосознающее существо, правильно постигая свое Я, свое эго, достигает гармонии с внешним миром, пока не перерастет себя, совершив то, что мы можем назвать рождением высшего человека, как растение на низшей ступени порождает из себя новое существо, когда ему угрожает опасность засохнуть. Так следует понимать сущность эгоизма. Именно то Я, которое дает окружающему миру оплодотворить себя и на вершине своего бытия производит новое Я, созревает для того, чтобы перелиться в деяния, которые иначе выразились бы в ничего не стоящих моральных требованиях и нравственных постулатах. Ибо только познание мира зажигает волевую деятельность, которая может вновь вступить в связь с миром. Посредством всевозможных программных пунктов какого-нибудь общества невозможно достичь выполнения нравственных требований, даже если множество обществ поставят первым пунктом своих программ общечеловеческую любовь. Всякая обычная проповедь любви к ближним ничем не отличается от обращения к печке в холодной комнате: «Милая печка, твой нравственный долг — обогревать комнату!» Вы можете час за часом, день за днем обращаться к печке, но она и не подумает обогреть комнат) . Так и людям, столетиями слушающим проповеди об обязанности любить ближних, не придет в голову полюбить их. Но соедините человеческое эго со всем объемом мира, предоставьте человеку принимать участие в том, что физически проявляется в цветке, во всех красотах природы, и Вы увидите, что это участие станет основой того высшего участия, которое человек может принять в человеке. И, учась познавать человеческое существо, человеческую природу, человек, стоя лицом к лицу с другим, учится понимать его недостатки и достоинства.
Такая мудрость, рожденная из живого понимания мира, переходит в плоть и кровь, в поступки, в волю. И из этой мудрости рождается то, что называют любовью к ближнему. И так же как не стоит разглагольствовать перед печкой о ее обязанности обогревать комнату, а надо просто положить в нее дрова и зажечь огонь, так и людям надо дать дрова и огонь, который воспламенит, согреет и охватит светом их души: живое миропознание, вмещающее в себя понимание человеческой природы и гармоничное созвучие человеческого эго с остальным миром. Тогда возникнет и живая любовь к ближнему, текущая от сердца к сердцу и объединяющая людей, которая учит, что дела, которые мы совершаем только для себя, умерщвляют и опустошают нас, но что дела, полезные для других, суть отражения, возвращающие нам затраченные силы. Так, благодаря правильно понимаемому эгоизму наше Я становится богатым и способным к развитию, если мы как можно больше проявляем свою самость в самости других, если мы развиваем не только личные чувства, но и — насколько возможно — чувства, общие с другими. Так духовная наука рассматривает сущность эгоизма.
Все, кто всерьез размышлял о жизни, прежде всего проявляли глубочайший интерес к сущности того, что мы сегодня затронули. Сущность эгоизма должна была интересовать передовых людей своего времени именно тогда, когда человек уже порвал определенные связи с окружающей средой. Именно в XVIII веке человеческая индивидуальность вырвалась из окружающей среды. Одним из тех, кто занимался проблемой эгоизма, человеческого Я, был Гете. И в качестве примера из области своих размышлений о сущности эгоизма Гете оставил нам подлинно поэтическое изображение эгоизма. Это его роман «Вильгельм Мейстер».
Как «Фауст», так и роман «Годы учений Вильгельма Мейстера» и его продолжение «Годы странствий Вильгельма Мейстера» сопровождали Гете в течение всей его жизни. Уже в 70-е годы XVIII столетия Гете почувствовал внутреннюю необходимость изобразить необычную жизнь Вильгельма Мейстера как своего рода отображение собственной жизни. И в преклонном возрасте, на закате своих дней, он завершил этот роман «Годами странствий». Конечно, нас слишком далеко завело бы подробное рассмотрение «Вильгельма Мейстера». Тем не менее я еще немного займу Ваше внимание тем, как Гете решал проблему эгоизма.
В своем Вильгельме Мейстере Гете, можно сказать, изобразил довольно рафинированного эгоиста. Родом он из купеческого сословия, но достаточно эгоистичен, чтобы не продолжать, как того требовал долг, дела своего отца. Чего же он, собственно, хочет? Оказывается, он хочет как можно полнее развить свою личность, достичь в ее рамках наибольшей свободы. В нем живет смутное стремление стать своего рода совершенным человеком. И Гете, проводя Вильгельма Мейстера через различные испытания судьбы, показывает, как жизнь действует на «ту личность, чтобы поднять ее на более высокую ступень. Правда, Гете было совершенно точно известно, что Вильгельм Мейстер, пройдя через всевозможные жизненные испытания, все же не достигнет определенной цели. Поэтому он называет его в одном месте «неудачником», но одновременно выражает уверенность в том, что человек, хотя он и должен пройти через ошибки и заблуждения, благодаря определенным силам, которые, несомненно, присутствуют в мире, все же придет к определенной цели или по меньшей мере пойдет по определенному пути. В глубине души Гете всегда был уверен, что человеческая жизнь не управляется одним случаем, но, так же как и все остальное, подчиняется законам, а точнее, духовным законам. Поэтому он говорит: весь человеческий род следует рассматривать как одну огромную развивающуюся личность, достигающую господства над случайностью.
Гете хотел показать, как Вильгельм Мейстер постоянно стремится возвысить, обогатить, усовершенствовать свое эго. Но одновременно он попадает в такие условия, которым, в сущности, не хватает почвы реальной жизни. Правда, учитывая характер XVIII столетия, мы можем понять, почему Гете увел героя от реальной жизни и привел в сферу театрального искусства. Стало быть, он не должен следовать по одному реальному жизненному пути — ему следует вращаться в тех кругах, которые представляют лишь видимость, подобие жизни. Ведь само искусство в определенном отношении есть такое подобие жизни. Оно не погружено в непосредственную действительность, а возвышается над ней. Гете хорошо понимал, что тот, кто, подобно художнику, остается наедине с искусством, рискует потерять твердую почву действительности под ногами. Хорошо сказано, что хотя муза и сопровождает художника, но не ведет его по жизни. Сначала Вильгельм Мейстер полностью отдается водительству сокрытых в искусстве сил — и притом сил, особенно проявляющихся в искусстве прекрасной видимости, театральном искусстве.
Если мы представим себе жизнь Вильгельма Мейстера, то увидим, что фактически им попеременно владеют чувства неудовлетворенности и радости. Для понимания первой части «Вильгельма Мейстера», «Годов учения», особенно важны два эпизода. В актерской среде герой подвержен резкой смене неудовлетворенности и радости. Наконец, ему удается дать в некотором роде образцовое представление «Гамлета», что приносит ему определенное удовлетворение в той сфере, в которую он вовлечен. Благодаря этому он возвышает свое Я. Два эпизода, вставленные в «Годы учений Вильгельма Мейстера», очень хорошо показывают, что было у Гете на уме: сущность эгоизма.
Сначала следует эпизод с маленькой Миньоной, которую Вильгельм встречает в несколько сомнительном обществе. Ее чудесный образ некоторое время сопровождает его. Весьма примечательно, что Гете в преклонном возрасте сказал как-то канцлеру фон Мюллеру многозначительные слова о Миньоне. Приведя слова мадам де Сталь — все сказанное о Миньоне, собственно, лишь эпизод, не имеющий отношения к роману, — Гете продолжил: это действительно эпизод, и тот, кому интересен лишь внешний ход повествования, может пропустить его. Но считать историю Миньоны лишь эпизодом было бы неверно, полагал Гете, поскольку весь «Вильгельм Мейстер» написан ради этого удивительного образа. Это радикальное высказывание, которое не следует понимать буквально, прозвучало в частной беседе. Но если мы рассмотрим его внимательнее, то поймем, что Гете имел в виду. В образе этого или этой Миньоны —
