красные пятна. — Ты будешь опять, по-старому смотреть за Ниной. Женя, оказывается, не может быть шефом. И мы это обсудим! — Она обернулась к Жене: — Как тебе не стыдно!
Женя взяла щетку, нагнулась за совком, стала подбирать сор. Губы ее были плотно сжаты, брови нахмурены. Вот они какие — Зину не ищут, а Нину отбирают!
— Ладно, Женя, ты не сердись, — мягко проговорила Лида. — Там видно будет.
— Что значит «видно будет»! — Шура вскочила. — Уже сейчас все видно. Она совершила поступок, недостойный пионерки. И Нину мы ей доверить не можем!
Женя побледнела, потом покраснела, совок в ее руке задрожал. Недостойна быть пионеркой? У нее даже сердце захолонуло. Так вот они какие!
— Не буду я прибирать, если так! — Женя швырнула совок и щетку, мусор разлетелся по всему паркету. — Ни за что не буду!
— Как не будешь? Женя, так нельзя. Ты дежурная, ты за вестибюль отвечаешь!
— Ты же член совета, — спокойно сказала Валя, которая пришла на шум. Уходя, Тамара Петровна просила ее понаблюдать за Женей, развлечь ее. «Вот и понаблюдала!» — подумала вожатая.
— И пускай член совета! Не хочу, и всё! — крикнула Женя и выбежала из вестибюля.
В пионерской было темно. Женя не стала зажигать свет. Она с ногами забралась на диван, забилась в самый угол и прижалась щекой к холодной клеенчатой спинке.
А еще говорят, здесь все девочки — сестры. Вот тебе и сестры!
Она думала о своей маленькой Зине, и о маме, и о том, что она теперь одна в целом свете, и никого у нее не осталось. Один дядя Саша, но и он далеко. Он все только обещает приехать!
Женя резко повернулась на другой бок, и пружины дивана жалобно застонали.
Нет, не будет она прибирать вестибюль! И прощения просить не будет!
Кто-то тронул ее за локоть.
— Женя, что с тобой? Пойди помирись с Ниной. Извинись перед ней, скажи, что больше не будешь. — Лида села возле нее на край дивана. — Потом ведь сама будешь жалеть. Иди, Женечка, я тебя прошу, по- хорошему… И кончай прибирать вестибюль, пока Тамары Петровны нет.
Но Женя лежала, все так же уткнувшись в спинку дивана, и не проронила ни слова.
Лида ушла. Прибежала Аля:
— Женя, какая тебя муха укусила?
Она теребила Женю за платье, пробовала обнять, заглянуть в глаза. И чего эта Женя заупрямилась? Аля жалела и Женю и Нину, хотела их скорее помирить, чтобы все пошло опять по-старому, по-хорошему. Точно совсем маленькую, она гладила Женю по непокорным волосам, заплетенным в две косички. Ишь какие теперь гладкие!
— Женя, девочки обижаются. Тебе попадет! Лучше иди скорей, прибери и извинись.
Но уговоры не помогали. Наоборот, чем больше Женю упрашивали, тем больше она упрямилась. Веселая болтовня Али только раздражала ее.
— Не приставай! — крикнула Женя. — Не буду я извиняться!
И даже когда вожатая позвала ее к директору, Женя не шевельнулась и продолжала лежать на диване, пряча лицо в подушку. Только услышав легкие, быстрые шаги завуча, она нехотя поднялась.
Тамара Петровна зажгла свет:
— Почему ты в потемках, Женя?
Женя мрачно оглядела свое измятое платье, провела ладонью по волосам.
— Что ты здесь делала? — ласково спрашивала Тамара Петровна, и Женя подумала: «Неужели она еще ничего не знает?»
А Тамара Петровна, убирая с дивана невесть как сюда попавший квадратик с большим печатным «П», продолжала:
— Ты теперь председатель учебной комиссии. Пора тебе быть в числе лучших учениц. Хочешь опять каждый день со мной заниматься? Давай завтра после школы посидим часок.
Женя подняла голову. И вдруг вспомнила, какой была Тамара Петровна только что, когда звонила Журавлевой. Сердитая, словно чужая, она махала на Женю рукой. И в Жене снова вспыхнула обида. Она вскочила и, сама путаясь того, что делает, дерзко посмотрела на завуча и отчеканила:
— А я завтра в школу не пойду!
Заложила руки за спину и круто повернулась.
Тамара Петровна стиснула картонный квадратик, который все еще был в ее руке, медленно разжала пальцы и уронила его на стол.
— Ты учишься не ради меня, — сказала она тихо. — Успокойся и подумай об этом. И обо всем подумай. Остынешь, тогда поговорим.
Тамара Петровна ушла. Женя выключила свет и снова улеглась на диван.
В пионерской стало совсем темно. Никто больше сюда не заходил, никто Женю не тревожил.
Что же теперь будет? Аля права, ей попадет… Интересно, что же они для нее придумают? Первоклашку можно не пустить в кино. А ведь старшим только объясняют. Вызовут к директору или — и это самое страшное — на совет. Сейчас, конечно, ей будут объяснять, чем ее поступок плох. И если она не извинится… Женя кулаком взбила подушку, сунула под голову.
Она ни за что не извинится!
Тогда они, чего доброго, исключат ее из пионеров.
Женя зажала на груди узел галстука. «Не отдам! Лучше уйду! К дяде Саше уйду! Вот он скоро приедет и заберет меня, а галстук не отдам!»
Женя понимала, что сейчас Лида уже, конечно, побежала к завучу.
И верно, Лида в это время пошла к Тамаре Петровне. Только не одна, как думала Женя, а вместе с Шурой.
— Мы к вам, можно?
— Да, девочки, заходите, я вас жду. — Тамара Петровна посмотрела на девочек своими большими светлыми глазами. Она была расстроенная, огорченная. — Садитесь.
Лида продолжала стоять. Она волновалась, она не могла сидеть на месте.
Тамара Петровна повторила:
— Возьми стул и сядь.
Лида нехотя села, но сразу вскочила:
— Мы с Шурой сами чуть не перессорились. Я говорю — Женю надо простить, Нина кого угодно до белого каленья доведет!
— А я говорю — нет, — спокойно возразила Шура.
— А что тогда делать? — вспыхнула Лида.
— Не знаю, — так же негромко и сдержанно ответила Шура.
Лида пристукнула ладонью по спинке стула:
— Что же ты предлагаешь, в конце концов?
— Пока еще не знаю… А помнишь, что дядя Ваня говорил, когда ее принимали в пионеры? Настоящие пионеры должны дружно жить и дружно работать. Но только прощать нельзя. И сплеча рубить тоже нельзя. Надо понять, что с Женей, что у нее на душе. Мы должны быть чуткими, а вместе с тем и твердыми. Принципиальными.
Тамара Петровна с уважением посмотрела на начальника штаба.
— Шура права, — сказала она. — Совету и штабу надо все взвесить. С одной стороны, Женя Максимова — хорошая девочка, которую мы все любим. Надо понять ее состояние. Но, конечно, она виновата, и потакать ей мы не имеем права. Женя должна и перед Ниной извиниться и вестибюль прибрать. А если Женя не сможет заставить себя… Что ж, наказывайте, это ваше право. Больше того: это ваша обязанность.
— А если она не захочет? — вырвалось у Лиды. — Я знаю, она упрямая. Скажет «нет», и кончено!
— Не захочет?
Тамара Петровна поднялась. Ей и самой было тяжело наказывать Женю. Тамара Петровна понимала, что Женя сейчас не просто упрямится. В этом как будто неожиданном взрыве сказалось то огромное горе,
