Откинувшись на бархатную спинку старинного низкого кресла, Женя размышляла:
«Нина Андреевна на совещании. Если в школе педсовет, то это надолго… Тогда и Тамара Петровна до ночи не вернется. И нечего ждать, нечего к ней бегать: неужели я не смогу сама с девочками помириться?
Нет, надо отправляться домой, вот что… Прийти и самой все рассказать девочкам, все как есть… Они поймут, они не станут смеяться… Не может быть, не такие они. Бабушка просто так, для острастки сказала, что они меня разлюбили… И зачем я ушла? Ксения Григорьевна, конечно, уже хватилась меня, перепугалась… Надо скорее домой!»
Женя уже хотела встать и уйти — и тут только заметила на столе большой серый конверт. Ах да, письмо!.. То самое письмо, о котором говорила Нина Андреевна. Она вынула из жесткого, негнущегося конверта большой лист белой плотной бумаги, и в глаза ей бросились слова:
«…сестра Жени Максимовой Зина погибла…»
Она смотрела на лиловые строчки, ничего не понимая. На минуту оцепенела. Потом порывисто поднесла бумагу к глазам, пытаясь проникнуть в смысл того, что там было написано по-мужски твердым размашистым почерком.
«Да, теперь уже установлено, что Васильевна, когда фашисты ее допрашивали: «Куда и зачем шла, где партизаны?» — неизменно отвечала: «Шла в лес бросить ребенка. А про партизан ничего не знаю!»
То, что девочка действительно была оставлена Васильевной в лесу, теперь уже не подлежит сомнению»
Женя уронила письмо на стол. Она боялась читать дальше. В глазах потемнело, дыхание перехватило. Но она взяла себя в руки и снова впилась в ровные строчки:
«Бесспорность этого факта и безуспешность тщательных длительных поисков говорят о том, что сестра Жени Максимовой Зина погибла.
Но глубокая вера в советского человека поддерживает меня в моих поисках. Погубить ребенка? Васильевна никоим образом этого сделать не могла. Нет, оружие нельзя складывать! Помните, мы с вами толковали о том, чтобы еще раз, уже вместе, просмотреть немецкую кинопленку о лагере смерти? Придется это сделать. Зрелище столь страшное, что я могла что-нибудь пропустить. Приеду в Москву и сразу же вам позвоню.
Вы понимаете, что Жене пока ничего говорить не следует».
Женя долго сидела за столом, как оглушенная, не шевелясь, стиснув виски ладонями. Она поняла только одно: погибла ее Зина, погибла!
Наконец Женя поднялась. Молча положила листок на место, оделась и вышла из комнаты.
Она тихо шла по широкому оживленному Садовому кольцу. «Теперь уже установлено… — сама того не замечая, повторяла она про себя. — Теперь уже установлено…» И словно опять увидела эти лиловые строчки.
Да ведь это же письмо Анны Игнатьевны, которого все так ждали! Оказывается, оно давно уже пришло. Только Тамара Петровна ничего Жене не сказала, а отдала его Нине Андреевне, которая тоже очень беспокоилась о Зине.
И тут Женя наконец поняла, почему Тамара Петровна не позвонила тогда Журавлевой — она не хотела звонить при Жене, чтобы зря ее не растревожить. «Жене пока ничего говорить не следует…»
Выходит, что она нечаянно наткнулась не на то письмо, о котором говорила Нина Андреевна. Потом Жене стало очень стыдно перед учительницей, но сейчас ей было не до того.
Женя шла, ничего не видя. Она торопилась домой, поскорей к Лиде, Шуре, Нине. Какой мелкой и ничтожной казалась ей сейчас ее прежняя обида! И как она виновата перед всеми!
Не успела она позвонить, как дверь отворилась:
— Женечка! Девочки, Женя пришла!
Лида снимает с нее ушанку, Кира и Майя стаскивают пальто.
— Девочки… Постойте, я сама… пустите… — сбивчиво говорит Женя и обнимает сразу всех и Лиду, и Майю, и кого-то еще.
Девочки потащили Женю в зал.
Вдруг они расступились. К Жене быстрым шагом подошла Ксения Григорьевна.
— Нашлась, беглянка! — с облегчением сказала она. — Ну, я вижу, вы уже помирились как будто…
— Помирились! — крикнула Майя.
А у Лиды лицо вдруг стало строгое.
— Женя, — сказала она, — мы тебя прощаем с условием: расписание должно быть сейчас же на месте!
Лида хорошо знала, что составить расписание не так-то просто. Тут надо учитывать, когда и где кто дежурил. Попробуй кого-нибудь назначить на одну и ту же работу несколько раз подряд — Мария Михайловна так отчитает! Слишком часто дежурить нельзя. А пропустишь кого-нибудь — тоже поднимется спор. Дежурить в вестибюле — почетно, на дворе — весело, а у тети Оли на кухне — да что может быть интересней! И вдруг все спутается…
— Женя, неужели ты расписание выбросила? — тихо спросила Шура.
— Хорошо, девочки, я принесу… все сделаю… Только потом… после… Девчата, моя Зина… — Голос Жени сорвался.
Девочки снова встревожились. Со всех сторон посыпалось:
— Что, что случилось?
— Что, Женечка, скажи!
Женя опустила голову и еле слышно сказала:
— Моя Зина… вот которую вы искали… ее не надо уже искать…
— Почему? — послышались испуганные голоса.
— Потому что… она погибла, — ответила Женя и разрыдалась.
Глава восемнадцатая. Васильевна
А Витя с Маринкой, которых сейчас все искали, преспокойно ехали в поезде.
После обеда Витя пошел в кино в Дом пионеров, но до начала сеанса оставалось еще пропасть времени, и он завернул в мастерскую. Витя только что кончил строить моторную лодку, и ему не терпелось спустить ее на воду.
В мастерской было полно ребят. Витя проверил мотор и уже хотел спустить лодку в бассейн для испытания, но сзади кто-то тихонько дернул его за рукав:
— Ребята, не мешайте!
Снова его кто-то затеребил. Он сердито буркнул.
— Да ну вас! — Обернулся и увидел Маринку: — А, это ты! Здорово!
Витя ничуть не удивился: в Доме пионеров они часто встречались.
— Виктор, поди сюда. — Маринка потянула его в сторону. — Мне посоветоваться… Я у Жени была.
— У Жени? — Витя сразу забеспокоился. Он ведь до сих пор никак не мог понять, что это с ней сегодня стряслось. Она была такая странная, а бабушка ее еще бранила.
— А что с ней? — спросил Витя.
Маринка подняла очки и потерла пальцем переносицу.
— Надо про Зину узнать, вот что! Про Женину сестру. Тамара Петровна что-то знает, а сказать не хочет. Я обещала пойти в управление сегодня, может Журавлева уже вернулась. А у тети Клавы зачет, и она сейчас не может. Как же теперь быть? С кем мне пойти?
Витя подумал минуту и решительно сказал:
— Со мной! Пошли, только быстро!
— Сейчас? Постой, а как же кино?
