кто умеет обратить свой взор от чувственного к сверхчувственному, откуда должны притекать силы для преображения мира для ближайшего будущего, — тот может представить себе, что в этой области, а также и в других может быть введено в жизнь духовнонаучное, введено тем, что честно и искренне в конкретном будет проработано то, к чему духовная наука может дать импульсы. Вы видите, что в том смысле, в каком мы часто говорили и в каком мы все снова будем говорить, нет необходимости гнаться за визионарным ясновидением, а нужно только с внутренним пониманием постигнуть человека, как подобие мировой духовности, тогда придет и духовность. Невозможно понять и пронизать взором человека в его целом, не проникнув в то, что лежит в основе человека, как духовное и не считаясь с этим. Но одно необходимо — я часто на это указывал: отказ от одного недостатка, который в настоящее время так страшно распространен в отношении всех вопросов миросозерцания: отказ человека от стремления к удобству в познания. Все наше духовнонаучное исследование показывает, что необходимо, шаг за шагом идти вперед, что нужно иметь склонность к вниканию в частности, к построению целого из этих частностей, что для восхождения в сверхчувственное необходимо исходить из самого близкого нам чувственного. В этом самом близком чувственном почти осязать руками сверхчувственное. Ибо кто в состоянии надлежащим образом взглянуть на человеческую голову, тот увидит в ней то, что образовано из всей Вселенной, а в остальном человеческом организме увидит, в свою очередь то, что вырабатывается во Вселенной для того, чтобы снова вернуться из Вселенной в следующей инкарнации. Можно совершенно правильно придти к сверхчувственному, если только надлежащим образом рассматривать внешнее чувственное. Но необходимо примириться с неудобством и отдать человеку должное, признав за ним по отношению к познанию, по крайней мере то, что признают, например, за часами или за другим совсем обыкновенным предметом. Никто, если он хотя бы немного знает, как совместно действуют части механизма, не станет утверждать, что он может понять часы, не считаясь с тем, как в часах связаны между собой колеса и так далее. О человеке же говорит каждый, не предъявляя подобных требований и при этом каждый думает, что он может говорить и о высшем существе человека и часто основывается на мысли, будто истина должна быть «проста», обвиняя духовную науку в том, что она слишком сложна. Может быть, человеческое желание и стремится к тому, чтобы в пять минут, а может быть и вообще вне времени усвоить себе то, что необходимо для познания высшего существа человека. Но человек — существо сложное, именно в этом и заключается его величие во Вселенной, что он сложное существо и если действительно мы хотим проникнуть в существо человека, то нужно при познании преодолеть стремление к удобству. И в ваше время нельзя понять того, что вам нужно, если не стремиться к тому, чтобы, по крайней мере, в предчувствии проникнуть во всю сложность человеческой природы. Ибо развивая только головное знание и не желая всем человеком проработать то, что познала голова, да и не давая голове того, что может быть проработано всем человеком, мы вводим человека в социальный порядок таким образом, что мы не хотим сделать человеческую жизнь отображением сверхчувственной, духовной жизни. Мы страдаем удивительным раздвоением, но оно не таково, как другие раздвоения, о которых я теперь говорил, но это вредное раздвоение, которое мы должны преодолеть.
Человеческая жизнь изменилась в ходе развития. Чтобы установить это, достаточно оглянуться на четыре истекших столетия и даже меньше. Кто знает жизнь не из ходячей истории литературы, а из истории духа, из его действительности, знает, как бесконечно отличны жизнь и мышление XVIII века от жизни и мышления XIX века. Достаточно нам только несколько оглянуться назад, чтобы увидеть, как за эти четыре века изменилась вся человеческая жизнь. Все человеческое мышление, которое изменилось, таким образом, в XX веке постепенно пришло к выработке все более абстрактных понятий. Все больше стало появляться головных понятий. Если мы возьмем полные жизни понятия людей в XIII и XIV столетиях, если мы бросим взгляд на естествознание этих столетий, окажется огромная разница, по сравнению с абстракцией, с сухой закономерностью современного естествознания. Есть очень известная книга, приписываемая Василию Валентину: в ней есть очень интересные вещи. Недавно один шведский ученый написал книгу «О материи» и цитировал в ней Валентина и вот его суждение о нем: «Пусть понимает его, кто может: понять его нельзя». Мы очень охотно верим, что он ничего не может понять из этой книги Валентина. Ибо если читать Валентина с теми понятиями, которые теперь приносят с собой из физики и химии, его совершенно невозможно понять. Это связано с тем же, с чем, например, связан и тот факт, что старое, доброе, мудрое изречение «Morgenstunde hat Goft and Gold im Munde» с течением времени превратилось в иное изречение: «Morgenstunde hat Gold im Munde». Таким образом добрая европейская «Morgenstunde hat Goft and Gold im Munde» превратилась в американскую «Morgenstunde hat Gold im Munde».
Та древняя эпоха была в смысле описания и понимания природы пронизана тем, что идет из всего человека. Теперь это — головное знание. Вследствие этого оно с одной стороны абстрактно, сухо и не наполняет человека в течение всей его жизни, а с другой — оно все же очень духовно. Мы стоим перед двойственностью, что мы, собственно, создаем в наше время самое духовное: эти абстрактные понятия самое духовное, что можно себе представить. Но они не способны охватить дух. Очень легко усмотреть, к какому раздвоению приходит человек с теми духовными понятиями, которые он себе выработал. Именно в этих духовных понятиях стал он странным образом материалистом. Но если бы понятия были верными, на них никогда бы не возник материализм. Уже самое существование абстрактных понятий есть первое опровержение материализма. В этой двойственности живем мы. Мы невероятно одухотворялись в течение последних четырех столетий и в этом духовном, которые мы владеем только абстрактно, мы снова должны найти живое духовное. Мы поднялись до обладания только предметными понятиями, но мы снова должны придти к имагинации, инспирации, интуиции. Мы отошли от того, что нам было передано в ранней, древней наследственной мудрости в имагинациях, инспирациях и интуици-ях. Мы должны это снова приобрести после того, как мы так отдалились от полного жизни знания всего человека. Это может наполнить человека серьезностью по отношению к духовной науке. И если эти две лекции, которые я вам прочел, являлись скорее вступительными, то моим намерением было показать, как из самого внешнего рассмотрения человека может исходить импульс к работе над тем, что духовно лежит в основе мира. Следуя этим импульсами и идеям, человечество придет к тому, что ему в наше время так не достает: к внутренней правдивости. Невозможно подлинно плодотворно, стремиться к духу, если не стремиться к нему с внутренней правдивостью и мы никогда не ошибемся, если жизненным опытом постигнем познание, что действительная гармония между знанием головы и знанием сердца возможна только в том случае, если мы действительно правдиво поставим себя в жизни. Ибо современные люди именно потому не хотят перевести знания головы в знание сердца, что знание сердца не только требует более продолжительного времени, но и потому, что оно реагирует на знание головы, отталкивает его, если оно неправдиво. Тогда остальная часть человека дает почувствовать себя, как своего рода совесть. Этого боится склонное только к знанию головы современное человечество.
А теперь, в заключение, так как мы таким образом бываем вместе, для вас всегда вопрос должен быть в том, чтобы определить положение нашего духовнонаучного устремления (которое мы характеризуем так, как мы сделали это сегодня и в предыдущий раз) во всем мире — в заключение сделаем несколько замечаний, которые вытекают для вас непосредственно практически.
Духовная наука может процветать только при условии, если серьезно относиться к правдивости в ней, ибо именно в наше время должна она подойти к самым глубоким нуждам человечества: она должна подвергнуться тем мукам совести, которые очень легко могут возникнуть, когда сердце говорит голове — нет. Ибо сердце всегда говорит голове нет, когда ищут недуховного или же когда к знанию стремятся только из эгоизма, вожделения или честолюбия и т. д. Поэтому необходимо было не допустить в ходе развития духовной науки даже самых незначительных компромиссов ни в каком бы то ни было направлении. Духовная наука должна культивироваться положительно из нее самой. Нельзя вступать в компромиссы с половинчатыми, четвертичными или осьмушечными правдами: сейчас это слишком серьезный вопрос.
После того, как мы сделали вступление, мы можем привести несколько указаний, которые будут сказаны не в личном смысле, хотя и связаны с личным. Большую часть враждебностей к духовной науке можно понять только, приняв во внимание их возникновение и их становление. Например, там или здесь кто-нибудь самым резким образом выступает против духовной науки. Бывают и другие случаи, чем тот, который я имею в виду, но во многих случаях противодействие духовной науке исходит из подобного тому, что я сейчас приведу, как конкретный случай.