прелести окружающего мира, я осознал, что парю в воздухе. Мое тело, словно опоясанное невидимыми тросами поднималось вверх, прямо к раскрытому люку платформы. Попытки пошевелиться остались безрезультатными. Осмысление того, что я во власти неведомой силы, вызвало волну паники. Хотелось вырваться из объятий невидимого противника. Но в место этого я снова отключился…
…Следующий обрывок памяти застает меня в таком же парящем положении. Только теперь я в каком-то огромном, мерцающем разными световыми пятнами зале. От бесконечного действа мерцающего света, пусть даже и тусклого, я прикрываю глаза. Пытаюсь понять: где я? Мысли блуждают в хаотичном порядке, и выстроить их в правильный ряд не получается. Не получается пошевелиться. Руки и ноги скованные невидимыми путами. Остается только всматриваться в неестественную красоту зала. Таких залов нет на всей территории Пустоши. Он не реален. Человек Пустоши никогда не сможет создать нечто подобное. Казалось, светящиеся пятна нескончаемой вереницей поднимались от плоского, идеально ровного пола, рождаясь из ниоткуда. Потом, разгоняясь, уходили вверх, к сферическому своду. В этом светопреставлении я не замечаю, что кто-то появился в зале. И лишь почувствовав на себе чей-то тяжелый взгляд, поворачиваю голову. Надо мной склонился высокий силуэт: узкие плечи, длинная шея, белое, почти прозрачное лицо с неестественно зелеными глазами и абсолютно белые волосы.
Альбинос? Доминант?
Существо было облачено в светлую хламиду. В изящных руках обитателя платформы виднелся какой- то сверкающий отполированной сталью предмет, больше похожий на медицинский инструмент. Он что-то говорит, но я не слышу его!.. Я падаю, падаю! Но в место крика немая тишина. Невыносимая. Почти ощутимая. Боль в руке простреливает раз за разом. Шепот … Назойливый писк… Слова: «программа запускает восстановление! подтвердите команду! команда подтверждена! система запускает необходимые ресурсы». Вспышка. Этот неистовый свет слепит. Мне кажется, что я умираю…
Глава 11. Побоище
Рев моторов вернул меня на поляну перед заброшенной фермой. От приземистого амбара не осталось и следа, о нем лишь напоминали поднимающиеся к ночному небу клубы дыма.
Рев моторов?
Шаман резко вскочил, скинув с плеча арбалет на широком кожаном ремне. Выудил из расшитого узорами колчана на бедре болт. Вставил в ложе самострела. Его глаза бегали из стороны в сторону, пытаясь уловить появившуюся так кстати угрозу. Это был мой шанс, и упускать его я не собирался. Надо было действовать и действовать немедленно.
Зажав в кулак всю волю и собрав все силы, я с трудом приподнялся, упираясь в песок трясущимися руками. Поршенек в титановом предплечье издал противный скрежет. Слабость, таящаяся внутри, тут же проявила себя, с лихвой обдав меня потом. Его бусинки стекали по высокому лбу, безжалостно щипая глаза. Мир на мгновение пошатнулся. Поднатужившись, я все же поднялся на ноги и сделал пробный шаг. Движение получилось неуверенным, как у пьяного батрака, который вывалился из шумного борделя, пропив заработанную монетку. Меня занесло в сторону, и я по чистой случайности избежал падения, широко расставив ноги. Тело не слушалось. Боль в груди стала невыносимой. Стиснув зубы, я выхватил топор из-за пояса, готовый броситься на кочевника.
Темноту разрезал подрагивающий луч света. Над пригорком у покосившегося забора выскочил мотоцикл с восседавшим на нем кетчером. Мотоциклист был облачен в кожаную косуху, на плечах красовались торчащие, как у ощетинившегося ежа, острые металлические шипы. Широкоскулую башку украшал огненно-рыжий ирокез. Кетчер, рыкнув двигателем своего байка, направил агрегат точно на Шамана.
Кочевник, припав на правое колено, вдавил приклад арбалета в плечо и нажал на спуск. Болт с огромной скоростью стартовал по направляющему ложу, вжикнул, стремглав устремившись к цели. Но кетчер оказался проворней. Бандит вильнул рулем, поддав газу мотору, и миновал смертоносный болт. Тот, со свистом разрезая прохладный ночной воздух, улетел прочь.
Звякнули стальные звенья, в руке бандита появилась внушающих размеров цепь. Он раскрутил ее над головой и будто заправский охотник, кидающий лассо, бросил в кочевника. Цепь, вращаясь как заведенная юла, стремительно приближалась к Шаману. Он среагировал молниеносно, отскочив в сторону. Цепь врылась в землю в паре шагов от упавшего на песок кочевника. Шаман перекатился и тут же вскочил, выхватывая из ножен на поясе искривленный клинок из кости катрана.
Но тут, словно из-под земли появился второй мотоцикл, ревя двигателем на возможных пределах. Управлял им широкоплечий кетчер, утопивший свой зад в истрепанное сиденье. Бандит в замусоленной кожаной безрукавке и оранжевой банданой на голове, размахивал кистеню. Тяжелая железная болванка, соединенная цепью с деревянной рукоятью, сильно приложилась о спину матерого шанти. Шаман вскрикнул и повалился на землю. Удар пришелся славный!
Цепь задней передачи мотоцикла, безустанно шелестя, вращала колесо на высоком протекторе, из- под которого вырывались вереницей комья земли. «Кожаная безрукавка» лихо развернул мотор, заходя на следующий вираж.
Ирокез, крича что-то нечленораздельное, направил пыхтящий выхлопными газами агрегат прямо на меня.
Бандиты, скорее всего, были под действием дурман-травы. Уж больно рьяно они вели себя в этой схватке, словно берсерки, впавшие в боевой транс.
Одно мгновение. Всего лишь маленькая песчинка в огромных песочных часах. Нас разделяло не больше десятка шагов. Я вижу безумие в глазах нападавшего, его оскал кривых желтых зубов и пену на уголках обветренных губ. Моя рука потянулась к топору. А что мне еще оставалось делать? Не стоять же, как истукан! И если бы не моя слабость, брошенный топор точно бы угодил в лоб кетчера, разрубив его череп на две равные части. Но сил не было, и топор впился в плечо бандита, разбросав в разные стороны кровавые куски плоти. Кетчер заорал нечеловеческим голосом и сильнее провернул рукоять управления подачи топлива в карбюратор. Движок зарычал как ошалелый манис, пришпоренный наездником-садюгой на спине. Казалось, поршни не выдержат нагрузки, повылезают из цилиндров.
Вот колесо и широкие протекторы. Оно совсем рядом, стоит только протянуть руку. Прыгнуть в сторону я уже не успею, как бы мне этого не хотелось. Просто завалюсь на бок, подставляя свои ноги под верную мясорубку. Нет. Я отталкиваюсь ногами и зависаю в воздухе. Обезумевший Ирокез налетает на меня. Удар. Жесткий, зубодробительный. Он выбил из меня всю душу. В глазах искры. В теле всплеск невыносимой боли. Крик. Стоп! Это же кричу я! Мы падаем дружной троицей: мотоцикл, бешеный бандит и ваш покорный слуга. Причем я падаю прямо на выставленную подошву растоптанного сапога кетчера. Подошва вдавливается мне в живот, очередной приступ боли в груди. Мое бренное тело летит дальше, переброшенное шустрым врагом. Приземление вышло не очень удачным. Ко всему прочему добавилась боль, вспыхнувшая в копчике. Тысячи иск прыгали перед глазами, возвещая о моем постыдном падении.
Я пытаюсь осмыслить происходящее, сделать правильный ход.
Песчаные крупинки в песочных часах отмеряют выделенное нам время. Ставка – жизнь!.. Враг проворней меня? Некроз вам судья! Только одному Создателю известно кто сильней! Все решает случай и госпожа Удача.
Мотоцикл продолжает рычать, надрываясь двигателем. Шуршит о песок вращающееся колесо. Видимо, осталась включенной передача. Пахнет бензином и выхлопными газами. Сердце в груди выбивает бешеный ритм. Все вокруг двигается в плавном танце. Плывет будто нагретый воздух над песком. Тошнота подступает к горлу. В ушах гул. Я пытаюсь поднять голову. Осознаю, что выходит это с большим трудом.
Надо мной навис темный силуэт, выделяющийся от прочих неестественно торчащим ирокезом. Лицо обдало несвежее дыхание. Сильная рука вцепилась мне в чуб. Та самая, в плече которой торчал мой топорик! Ну и силища таится в этом кетчере. У любого другого после такой раны рука повисла бы как плеть. Бандита это не волновало, так же как и ярость, нахлынувшая и накрывшая мотоциклиста с головой. Вот что делает дурман-трава с людьми.
Покрытого бусинками пота лба коснулось остро заточенное лезвие ножа. Трясущаяся рука надавила сильней.
– Тебе конец! Ты слышишь? Я сниму с тебя скальп! На живую! – Ирокез орал, изрядно поливая меня слюной.