Голубоглазый стоял перед ним, загораживая дорогу. Кирилл быстро огляделся. Толпы дружков, которую хозяин туфель мог бы с собой привести, поблизости не наблюдалось.
— Поздравляю вас, Кирилл Владимирович… Ваши новые туфли очень быстро отплатили вам добром за добро.
Кирилл молчал.
— Ну да, как же… Вы героически вступились за них — не зная, чем рискуете… То есть на самом деле вы не рискуете ничем. Я не стану преследовать вас, не стану угрожать вашим близким… Вы ведь этого боялись?
Кирилл молчал.
— Я не стану поджигать вашу квартиру, не стану охотиться за дураком-сапожником, который дал вам дурацкий совет… Когда вы отказывали мне, вы ничего этого не знали, принимали решение на свой страх и риск… Много лет назад один человек попросил меня достать для него туфли. Я достал. Но не смог удержать. Тот человек до сих пор ждет…
Кирилл молчал.
— Понимаю, — голубоглазый кивнул. — Что же… Время у меня есть. А у вас есть мой телефон.
Шагнул в темноту — и растаял. Будто не было его.
Мама все еще сидела на кухне, перед тремя немытыми чашками из-под чая.
— Ну надо же, — сказала, обращаясь не то к Кириллу, а не то к самой себе, — а ты ничего не замечал?
— Нет. — Он сел на свое место, отрезал себе кусочек торта «Песочный», оправдывавшего свое название и цветом, и вкусом. — Не замечал. То есть теперь я что-то припоминаю…
— Как тебя занесло в тот двор? — тихо спросила мама. — Ты знал?
— Нет.
— Значит, знал, — мама вздохнула. — Сердце иногда знает такое, о чем разум не подозревает…
Кирилл постарался не морщиться. Мама любила устраивать своим восьмиклассникам «Вечера поэзии».
— А об отце ребенка она что-то говорила? — снова начала мама.
— Нет.
— Глупые девчонки… Вот дурочки… Как же она это себе представляет — и работать, и учиться на вечернем? И ребенок в яслях?
— «Москва слезам не верит», — мрачно пошутил Кирилл.
— Она хорошая девочка, — продолжала мама, не слушая его. — Но ведь ребенок… Сынок, ты от меня точно ничего не скрываешь?
— Ма, да ты что? Стало тихо.
Ира Толочко, алгебра — «четыре», геометрия — «пять»… Они никогда не общались вне школы, а после выпускного — и вовсе не виделись… Кирилл — не очень распространенное имя. И не очень редкое. Но записать в свидетельстве о рождении сына «Кирилл Кириллович»?!
Удивительное дело, но за всеми этими волнениями он и думать забыл о голубоглазом незнакомце. Отвязался — и слава богу.
В воскресенье утром Кирилл не нашел черных туфель в обувном шкафчике.
Вытряхнул все. Долго рассматривал — вот стоптанные полукеды, вот зимние ботинки, вот мамины босоножки, вот выходные туфли на каблуке, мама надевает их только на выпускной вечер… Все — привычные, смирные, старые друзья, хранящие память ноги, призрак ноги, очертания подобранных пальцев…
А черных туфель нет.
Вздохнуть с облегчением? Позвонить голубоглазому — ушли, дескать, ваши туфельки, в другом месте ищите?
Ира ждет его к десяти… Но не в кедах же топать. Придется надевать верные, с круглыми носами, рабочие башмаки…
Кирилл потянулся за кепкой — и на полочке для головных уборов вдруг нащупал мягкий кожаный задник. Неосторожное движение — и вторая туфля свалилась прямо на голову, больно двинула по макушке.
Ну не поверить же, что это мама, учительница с тридцатилетним стажем, так оригинально шутит?
— Эй, смотри, куда идешь!
Кирилл дернулся и поднял глаза.
Он возвращался от Иры. Малыш устал, капризничал, никак не желал засыпать; наконец Ира попросила прощения, пообещала завтра подойти к школе, и они расстались.
И угораздило же по дороге снова засмотреться на обувь! Сперва — на кирзовые сапоги молоденького солдатика, потом на слоновые, на огромной платформе, сапоги-чулки какой-то модницы, потом на войлочные полусапожки старушки с продуктовой сеткой… Вслед за старушкой он влез в троллейбус, не посмотрев на номер…
И вот — чуть не столкнулся с грузчиком на задах большого гастронома. Что за магазин? Что за улица? Опять?!
Он обогнул пятиэтажную хрущевку: так и есть. Чужой район — новостройки, молодые деревца, канал с горбатым мостиком; красиво. На мосту стояла женщина в ярко-бирюзовом блестящем плаще. Глаза у нее оказались такими же бирюзовыми и блестящими. Она смотрела на Кирилла, чуть улыбаясь краешками мягких, чуть напомаженных губ.
Она была его ровесницей. Может быть, на несколько лет старше; в руке у нее была книга на английском, и палец с коротко остриженным ногтем служил закладкой. Имя автора — «J.R.R.Tolkien» — ничего не сказало Кириллу.
Над женщиной висело облако духов. Подобного запаха Кирилл никогда не слышал; ни у мамы, ни у завучихи, ни у одной из знакомых ему женщин такого запаха не было и быть не могло… Ветер относил аромат прочь от моста, но облако возрождалось вновь.
— Добрый день, — сказал Кирилл.
— Вы кто? — спросила она, и улыбка ее куда-то пропала. — Как-то вы появились… подозрительно кстати. Вы кто?
После шестого урока Ира ждала его на школьном дворе. Темные тени вокруг ее глаз сгладились; среди толпы школьников она казалась такой же ученицей, только без формы, сияющей, счастливой ученицей.
До самой остановки они не смели взяться за руки — школа! Все смотрят! И, только усевшись на заднее сиденье троллейбуса, обнялись.
— Я так соскучилась, — виновато призналась Ира. — Я просыпаюсь и думаю: неужели это случилось? Неужели это со мной и это не сон?
Кирилл держал ее за тонкое запястье. Смотрел в окно; в стекле отражались бирюзовые глаза женщины по имени Алиса.
У Алисы был домашний телефон. Скомканная бумажка на дне Кириллова кармана.
— Хватит! Я сказал, хватит!
Туфли стояли посреди комнаты, сцепившись шнурками, будто держась за руки.
— Хватит! Мне достаточно одной любимой женщины! Две — это много, вы понимаете?!
Мамы не было дома. Кирилл сам себе напоминал персонажа комедии; свои увещевания туфлям он перемежал нервным смехом и питьем «Миргородской» минеральной воды.
— Я больше вас не надену, — сказал он наконец. — Дурак, надо было раньше догадаться… Я вас больше не надену!
