сих пор дружите…
'Ох мне, женщины…'
Настя со скрипом, но исправно посещала лекции в своем Белгосуниверситете, ходила на курсы английского. Филипп же в это время занимался самовоспитанием и самообразованием видимым образом и невидимым для тех, кому не полагается знать об истинах сокровенных и эзотерических.
Извечная мирская суета и светская кутерьма в сентябре мало беспокоили героя нашего романического повествования. Его однокурсников насильно угнали на картошку. Тогда как студент Ирнеев от общегосударственного картофельного патриотизма был освобожден по мотивам серьезного кардиологического заболевания.
'Обман государства гражданами есть не ложь, а мотивированное соблюдение прав человека, утверждают наши правозащитники Андрюша с Матюшей.'
О друзьях-компьютерщиках он не забывал, но за помощью к ним не обращался. Сам справлялся с аппаратными и программными проблемами, поскольку в деканате его обязали обихаживать факультетское железо в качестве местного компьютерного гения-самородка.
Вместо отбывания трудовой повинности в сельской местности два-три раза в неделю Филипп на пару часов заезжал в свой 'пед и бред'. В остальное же время чаще всего безвылазно сидел один дома и принимал гостей. И ученика Ваню к нему теперь возил Гореваныч.
Мария к нему приезжала довольно часто. Всякий раз себя ругательски ругала неприличными медицинскими словами, каялась, оправдывалась:
— …Пойми ты, глупый Филька! Мне совестно ее обманывать. Настя мне как сестра. У меня никогда не было человека ближе и роднее, чем она.
— А как же я?
— Ты так, мне для гормонального секса нужен и вагинального здоровья ради. Так же, как и для Вероники.
Но я тебя по-своему люблю, Фил. Смотри, как у меня груди выросли и пополнели.
Чтоб ты знал! Это не только из-за фитнесса и оздоровительного курса у Вероники. Но по причине регулярной и полноценной половой жизни с любимым мужчиной Филиппом Ирнеевым.
— Так уж и регулярной?
— А мне хватает! Бешенством матки моя гинекология не страдает, милок. Я тебе не Софочка. Гипсовый член мне без надобности…
'Вот и ладненько! Глядишь: через месяц-другой у нее посвящение и транспозиция харизмы. А там с крестным отцом-инквизитором не очень-то разгуляешься в ордене.
Придется тебе, Мань, подыскать кого-нибудь другого. Чтоб регулярно и полноценно…'
— …Ах, Филька! Как же я тебя люблю! Ты для меня чудесную девочку отыскал.
Твоя Манька — сплошь соблазн. Я готова хоть завтра ее посвятить. Но есть одна закавыка…
Выдам тебе тайну: Булавин покуда не велит. Он сам намеревается ее вводить и затем рукоположить.
— Чтобы прорицать, кто от чего помер? Или языки распознавать? По-латыни истории болезни писать, что ли?
— Языки тоже не помешают. Но прецептор Павел намерен ей полностью передать собственное дарование целительства.
У него, между прочим, две докторские степени по медицине, образца XVIII и XX веков. И его дар посильнее моего. Не намного, но все-таки.
— Оба-на! Значит, мне можно, того, этого, свалить в канавку?
— Не надейтесь, рыцарь Филипп! Вам быть при рыцаре-зелоте Павле Булавине причетником и восприемником кавалерственной дамы-неофита.
Такова обязанность окружного инквизитора, исправляющего и очищающего помыслы посвящаемого в орденские таинства.
— Не учи ученого. Помню я, помню.
— Да? Имеется еще один нюансик, братец Фил. Никак и это запамятовал?
Булавин-то из пуритан, а наша красивая молодая женщина должна быть ритуально обнаженной, мил человек.
Ты что, ничего такого не вычитал в 'Основах ритуальной теургии' о транспозиции дарований целительства и врачевания грешной плоти?
— Представь себе, этот раздел не читал! Не люблю я этой вашей медицины.
— Любить не надо. Но к востребованному ритуалу, будьте любезны, рыцарь-инквизитор, вам придется подготовиться должным образом.
Не робей, неофит. Все очень просто в чистом духе и натурально в нечестивости земнородной…
Твоя рыжая Манька предстанет пред тобой в нагом позорище яко Евина дщерь блудлива: перси колыша, срамом играша. Ты ее благочинно исповедуешь, благословишь и благопристойно облачишь в мантию неофита.
А там Булавин ею займется с хиротонией. Благоприлично…
Ты ее очень кстати дефлорировал. Не придется тебе, милок, м…ся во время ритуала.
— Мне что? Так всех неофиток?!!
— Не боись, шучу я, братец Фил.
Опаньки… что-то нехорошее с памятью твоей стало, братан. И проблемы с чувством юмора. Чай, двоеженство за…, замучило?
— Ой как достало, Ника! Устал безбожно.
— Советую попросить Булавина начать с ней побыстрее. Только меня ему не сдавай, как я тебе Маньку подложила в обычаях античных харизматиков.
Зато, скажу тебе, у нее ритуал вернее и точнее пройдет. Будет простым и надежным как грабли, если восприемники с глубокой древности, тысячелетиями практикуют с девственницами трали-вали, ах и трах…
— А как же тебя, Ника, посвящали? Ты ведь тогда…
— Да, Филька, глупой целкой была, а стала стервой-харизматичкой. Чумой и заразой… Вот потому-то я нашей Маньке этакого девичьего счастья не пожелала.
Архонты Харизмы умели и знали, как заставить женщину взяться за ум, а не хвататься за первые попавшиеся под руку первичные половые признаки. Свои и чужие…
— …Невеждам и простолюдинам, мой друг, свойственна бездарная рационалистическая эклектика в смешении высоких потребностей духа и низменных нужд тела. Сие также опосредовано материалистическим мракобесием…
Павел Семенович сделал паузу… и сменил мягкие дидактические интонации на властный и распорядительный тон клерота конгрегации:
— Стало быть, мне понятны и, увы, известны рациональные намерения нашей глубокоуважаемой Вероники Афанасьевны. Не могу их в плероме, в душевной полноте одобрить, но покорно смиряюсь пред неизбежным арматорским цинизмом и малопристойным натурализмом.
Мне тако же ясны ваши, хм, мужские трудности, Филипп Олегович. Посему я покорнейше прошу вас подыскать соответствующий предлог и завтра же эдак пополудни представить меня известной вам Марии Вячеславне.
Оглоушив рыцаря Филиппа прозорливостью и внезапным распоряжением, прецептор Павел вернулся к основной теме беседы:
— Говоря о мирских ересях, мой друг, хочу подчеркнуть материалистичность всяческих секулярных измышлений, претендующих на статус особого духовного вероучения.
Из них самыми натуралистическими являются вековечные плебейские ереси милленариев-хилиастов различного толка, ведущие свое происхождение от одиннадцати первозванных апостолов вкупе с их
