Никто никому не мешает мягко перескакивать через несколько ступенек или единым духом взбегать по коротенькому эскалатору. Не то что днем или, упаси вас Бог, читатель, в часы пик, когда не утро и не вечер.
В это время, не шелохнувшись, мертвым мертво стоят белороссы на самодвижущихся лестницах. Пушкой их не прошибешь, самосвалом БелАЗ не свалишь.
Они в абсолютной монументальной неподвижности безмолвными и безразличными изваяниями едут вниз или вверх. И справа, и слева.
Если в идеологически прославленном Московском метрополитене на эскалаторе кого-то обматерили, знайте — в российскую столицу приехал белоросс. Он по привычке колом стоит, идиот, в проходе на левой скоростной полосе движения, не давая другим пассажирам спускаться к поездам.
Терпеть не могут белороссы куда-то идти: вперед ли, назад. Даже когда спешат. Самое наилучшее для них — топтаться на месте.
Коль скоро есть хоть малейшая надежда немного подъехать, они будут, настырно упершись, высматривать попутный транспорт. Чтобы с трудом в него влезть, заплатить за проезд и проехать одну- единственную остановку.
На эскалаторе в метро они так же упорно глазеют, не сходя с места, на приходящий поезд. Потом же бегут, мчатся очертя голову, чтобы успеть протолкнуться в последнюю дверь последнего вагона.
Увы, чаще всего их поезд уходит раньше.
Филипп Ирнеев на свой поезд никогда не опаздывал и проходил на середину перрона, где народу поменьше. Кабы на ноги наступали пореже, не очень учащенно локтями пихали, не задевали грязными сумками и вонючим тряпьем, не ведающим о стирке и химчистке.
Ему вовсе не была по вкусу сия коммуния и гуманерия.
К месту и ко времени отметим: в метрополитене, как и на любом другом виде коммунального транспорта, Филипп Ирнеев мог путешествовать совершенно бесплатно. Ему ничего не стоило показать кондуктору или контролеру вместо проездного билета подходящую по размеру бумажку.
Но еще в бытность глупым первокурсником после двух-трех экспериментов он перестал заниматься тому подобным мелким мошенничеством.
Филипп подозревал, что и в магазине легко сможет расплатиться резаной бумагой. Или получить сдачу крупными купюрами. Однако проверять это ему как-то не хотелось.
'Лгать и красть — оно едино. Ежели без этого можно обойтись.'
Намного этичнее и эстетичнее вместо вранья промолчать, на чужое не зариться и поменьше участвовать в том, что сам считаешь ложью. Будь то дела всенародные и общественные или узко бюрократические государственные, не всегда можно разобрать, какая между ними подлая разница.
Лучше жить в самом себе и для себя. Прочее само приложится.
Такой жизненной позиции придерживался Филипп Ирнеев и доселе ей не изменял. Старался ни с кем не ссориться и не конфликтовать попусту и понапрасну.
Сегодня надо было бы навестить родительский дом, забрать кое-какое чистое барахлишко, отдать грязное, взять у отца пару книг и дидактические материалы.
Но с этим успеется, если желательно избежать занудных материнских и отеческих нравоучений на тему, как мало он уделяет внимания учебе, общественной активности. И что он себе думает о будущем распределении.
Также не хотелось бы смотреть на рожи сестрицы и зятя, опасающихся за собственное жилищное пространство. Они тщательно исподтишка готовят квартирный размен, куплю-продажу и дележку, где вознамерились оставить его с носом и без определенного места жительства.
Бог им судья, если Филипп Олегович Ирнеев не собирается жить-проживать в этой Республике Белороссь. Учителя начальных классов везде нужны, в дефиците они в цивилизованных странах.
'Распределение, говорите? Диплом? К чему вашему Фильке эта филькина грамота, ежели ни в Евросоюзе, ни в Штатах с ней на работу не возьмут?'
Диплом о высшем образовании должен быть настоящим, свободно конвертируемым в любой стране мира, а не самопальным свидетельством диких туземцев о нескольких годах, бездарно потраченных на изучение малонаучного бреда. Неотложно и непреложно учиться следует не тому, а совсем другому и по той же пятибалльной системе, как в Европе и в Америке.
'Надо же, вона, где дикари! Придумали в вузах десятибалльную шкалу оценки знаний. Ну нетушки, десять сбоку, ваших нет'.
Не откладывая дела в бюрократический ящик, кое-какие варианты продолжения учебы за границей Филипп присмотрел.
Гранты вполне обеспечены в благотворительной реальности. Тогда как политическое убежище, вид на жительство за кордоном не дают только тем белороссам, кто его не просит.
Никого не спросясь, Филипп мог бы никуда отсюда не уезжать. На счет 'раз' босс обещал ему именное распределение в Дожинске и официальное требование на учителя младших классов от одной из полугосударственных гимназий. Ванькин отец основательно рассчитывает, что до 13–14 лет его сыну будет нужен хороший гувернер.
На счет 'два' влиятельная Манькина мамочка, мечтающая пристроить за него свою беспутную дочку, (надо полагать, первым замужеством) ему гарантирует должность учителя в столице и двухкомнатную муниципальную квартиру счастливым молодоженам. В качестве носителя неповрежденного генофонда и элитного производителя его кандидатура их обеих целиком и полностью устраивает.
На счет 'три' Филипп мог бы заменить службой в армии пятилетнюю обязательную отработку за четыре бесплатных года учебы в государевом президентском педвузе.
В армии, дело ясное, он бы не пропал и не затерялся в зеленой массе камуфляжной расцветки. Играть в войну, получая за это денежное и вещевое содержание, Филипп полагал для себя возможным, но нежелательным вариантом. Государственная служба и перспектива в целом или частично превратиться в казенное имущество его прельстить, улестить и обольстить никак не могли…
В городском транспорте Филипп Ирнеев чаще всего мыслил по-государственному и по-деловому. Без обычной своей аполитичности и миролюбия. Видимо, обстановка сказывалась.
Однако, принимая душ на сон грядущий, он думать забыл о будущих пертурбациях и перипетиях жизненного обустройства. Зачем беспокоиться о завтрашних хлопотах, если сегодня и сейчас покедова хорошо?
'И так ясно: завтра хуже, чем вчера, а послезавтра вряд ли станет намного лучше, чем сегодня. Немного по-другому, но обязательно к худшему.
К финальному распаду и неизбежной энтропии идет наша Вселенная, дамы и господа философствующие.'
Абстрактный пессимизм зачастую добавлял Филиппу хоть чуточку конкретного оптимизма. К нему вернулось прежнее благодушие, словно бы он не расставался с друзьями на вечеринке у Петра с Марком.
В продолжение доброго вечера они вдвоем с достославной поварихой и кулинаркой Татьяной выпили на кухне по рюмочке ее вишневой наливки и разошлись по своим комнатам, пожелав друг другу самых радужных золотых и серебряных сновидений.
Заснуть после правильной релаксации и увидеть какой-нибудь приятный сон, к примеру, сегодняшнюю фею в бирюзовом платьице, в бикини или совсем без всего, Филиппу удавалось почти всегда. Тут принципиально важно — полностью отрешиться от завтрашних забот.
В принципе обстановка благоприятствует. Семестр вот-вот закончится. Пошли зачеты и защита курсовых. На носу долгожданная сессия, а сессия есть истинный праздник для студента, знающего что почем в его колледже, как и кому сдавать экзамены.
'Президентскому козлу идеологу надо заплатить за пропуски его занятий и зачет. Сумма известна. Я не оппозиционер, с ним не задирался, возьмет в свояка.
Кстати, о тетке по этике и эстетике, хватит ей, фефеле цветочков. Икебану она оценит эстетически. С прочими предметами разделаемся методом научного тыка и бездной эрудиции.'
Сессии Филипп находил лучшей порой студенческой жизни. Тьма свободного времени в светлое
