иных власть имущих.
Ведь не зря он в президентской Академии управления штаны протирает. Ее диплом — сертификат лояльности и признанной благонадежности.
Ничего оригинального, из общепринятого ряда вон выходящего Петр Гаротник себе не позволял. Ибо не время и не место побивать камнями батьку Лыча и его клику, говаривал апостол Петр в кругу доверенных лиц с соответствующим правом допуска к его сокровенным взглядам.
До поры до времени быть таким как все — вот девиз боевой нашего апостола Петра, глядя на приятеля, думал рыцарь Филипп. Сейчас он отдыхал и ничем — ни внутренне, ни внешне — не отличался от хорошей мирской компании своих близких друзей.
Зато ближний Петров сожитель, голубой Марик слыл в компании большим оригиналом отнюдь не по причине своей гомосексуальной ориентации. Но потому, что не скрывал, как прагматично и своекорыстно он поддерживает и одобряет власть поимевших от мира сего.
— Нравятся они мне! И никакого гонива…
Будучи потомственным бюрократом во втором поколении, евангелист Марк с библейскими и евангельскими цитатами наперевес считал своим долгом опровергать правозащитников, оппозиционеров и диссидентов. Едва лишь кто-нибудь заводил политические речи, вне каких-либо сомнений, притчей во языцех на первом месте у Марика вставала железобетонная цитата: 'Всякая власть от Бога'.
Вовсе не по-божески евангелист Марк подлил масла в огонь бурно разгоревшейся политической дискуссии:
— Не говорите мне смешно, будто завтра конец вечному батьке Лычу. Когда придет нужный момент, чтобы успокоить Россию и Запад, он передаст власть сыну Виталию.
Сам же будет по-прежнему править из-за его спины, преспокойно сидючи в своей резиденции в Северных Скворцах…
Быть бы тут ссоре или затяжному обмену тяжеловесными и неостроумными репликами, если бы в перепалку и диспут между апостолом Андреем и евангелистом Марком не вмешался Филипп. Коль за него дружно выпили и наделили титулами миротворца и праведника, то извольте выслушать, милостивые государи.
На сей раз Филипп был краток. Он не стал приводить подлинные слова Святого апостола Павла — не мирское это дело внимать эзотерическому знанию.
Вместо этого он воистину миротворчески указал многоуважаемым спорщикам и диспутантам, что весь вопрос и дилемма участвовать или не участвовать в политике, поддерживать власть или выступать против нее — суть типичная ситуация нравственного выбора.
Если то или иное состояние есть грех, быть по сему. Так ведь грех и замолить можно.
— Не согрешишь — не покаешься. Не покаешься — не спасешься, — завершил популярной сентенцией свое миротворческое вмешательство Филипп.
Естественно, концовка позвучала под аплодисменты собравшихся. Долго и нудно исследовать теологическое понятие греха никто не собирался.
Как тут быть? Совершать грех или воздерживаться от него?
За это, кстати, они тоже выпили и закусили. Отнюдь не риторически. Включая евангелиста Марка и апостола Андрея…
В апартаменты босса Филиппа везла Настя на своей 'шкоде'. Весь вечер она без труда обходилась безалкогольным питьем. Потому что у ее собачки Мими 'аллергия на запах спиртного'.
Привязанность к своим питомцам Филипп Ирнеев находил вполне простительной дамской слабостью, как и пристрастие женщин к красивой дорогой одежде.
Как он отметил, Настя не смогла расстаться с умопомрачительными французскими чулочками, еще недавно принадлежавшими голубому Марику. А судя по тому, как она иногда рулила только правой рукой, в то время как левой судорожно натягивала юбочку на бедра, у нее явно не получилось улучить минутку, чтобы одеть трусики. В тесный бюстгальтер она тоже влезать не захотела.
Сидя с ней рядом на пассажирском месте, он вежливо отводил взгляд от ее чулок и от того, что ему открывалось над ними. Зачем ему бездарно смущать девочку? То, что она самая что ни на есть натуральная блондинка, даже без примеси тонирующего шампуня, он и до того видел глазами Маньки Казимирской.
'Манька в ништяк — лесбуха хитрожопая, она всегда может раскрутить понравившуюся ей девочку показать ей самое красивое и сокровенное. Потому рыжая и завела будуарный разговор о натуральном цвете волосяного покрова на теле. Себя показала, на подружек с кайфом посмотрела, нимфоманка…'
Место жительство Филиппа впечатлило Настеньку не меньше, чем его отвязанная и умная компания. Первый нежный поцелуй она ему страстно вернула с продолжением. 'Ох соблазны!' Однако торопить события и идти дальше на заднем сиденье тесного автомобильчика Филипп не стал.
До завтра простились они в машине. Холодновато все-таки.
После грозы на улице очень посвежело. Первая седмица рыцаря-неофита в миру заканчивалась приятно и многообещающе.
ГЛАВА VIII
ПОСТИГАЯ СВЕРХРАЦИОНАЛЬНОСТЬ
— 1-
Проводив взглядом габаритные огни Настиной светленькой 'шкоды', Филипп направился к своей темной 'восьмерке'. Еще рядом с Настей он ощутил, как безбожно ему не достает пистолета в наплечной кобуре. Натурально, рационально и сверхрационально.
'В натуре перышка в кармане тебе маловато, фраер; надо волыну с собой таскать,' — в уголовных понятиях объяснил свои ощущения Филипп Ирнеев.
Ясное тут дело, мои законопослушные читатели! Ни к криминальной братве, ни к уголовной ментуре наш герой никакого отношения не имеет. Однако их профессиональным жаргоном он все же пользовался.
По-другому, увы, и быть не могло, коль скоро в наши с вами развращенные времена 'блатная феня' стала едва ли не литературной нормой современного русского языка. Как ныне в очень солидных газетах и журналах без всякого намека на стыдливые кавычки можно встретить чисто конкретные блатарские понятия. Например, 'забить стрелку', 'беспредел', 'тусовка'. И многая протчая…
В отличие от 'лохов-журналюг', Филипп Ирнеев, как достаточно образованный молодой человек, знал, что 'беспредел' означает то состояние, когда сами уголовники отказываются подчиняться придуманным ими же самими противоправным законоуложениям. И ничего более для человека, имеющего кое-какое понятие о культуре речи.
В то же время 'тусовка', — ему также сие было известно, — является термином-профессионализмом из лексикона воров-карманников. Филипп сам эту самую 'тусовку' несколько раз видал, когда двое-трое подручных 'щипача' ловко создают на улице или в транспорте искусственную толчею, чтобы тот мог выудить из кармана ли сумки своей жертвы кошелек или портмоне…
Сев за руль, Филипп машинально ощупал карман: на месте ли бумажник. И дал себе честное слово в дальнейшем воздерживаться от подлой воровской лексики.
'Ибо не к лицу такое добродетельному рыцарю… Пал Семеныч, верняк, ого-го как по фене ботает. Но никогда от него не слыхать уголовно-криминального жаргона. А ведь в миру он — вертухай, почти мент поганый…
М-да, смирение паче гордыни…'
В самом благочестивом настроении Филипп подъехал к своему убежищу. Ночью на улицах города просторно и безопасно. Люди и машины под колеса не бросаются.
'Некому и не на кого наезжать…'
На стойке его ждали пачка 'Голуаза', рюмка абсента и ресторанные толстенькие спички на
