Спасатели, экзамен точно не засчитают. С другой стороны, Виола тоже дело говорила: эта путаница — явно не наша вина…»
Конца раздумьям не предвиделся. Золушка-Ланка потянулась и попыталась поудобнее устроиться на сиденье. Слегка повернув голову влево, златовласая красавица с сапфировыми глазами стала вглядываться в окрестности. Впрочем, из-за темноты там ничего особо не было видно: лишь размытые тени деревьев проносились на ходу, да изредка, почти у самого горизонта, мелькали огоньки далеких деревень. Одно их скопление было таким большим, что походило уже на город. В свете луны хорошо была видна остроугольная крыша стоящего рядом дворца с тремя башенками: две по краям, а одна — в центре. Во всех их окнах горел свет. В какой-то миг Ланке даже показалось, что она услышала звуки далекой музыки, но столь мимолетные, что никакой уверенности у нее в этом не было. «Праздник у них там, что ли?» — лениво мелькнула мысль, но быстро исчезла: думать о чем-то постороннем не хотелось, да и сил не было.
Карета ехала довольно быстро, и трясло в ней неимоверно. На выбоинах зубы Ланки и Белоснежки то дружно клацали, то начинали выбивать дробь. Но затем карета выехала на более ровную, мощеную дорогу. И здесь Виола взяла реванш за все свои прошлые обиды. Кнут так и вился над конскими спинами, подгоняя и без того рванувших со всех сил коней. Правда, к чести кучера, надо сказать, что пугать-то она пугала, но бить пока всё-таки не била. Тройка почти летела, стелясь над дорогой, казалось, еще немного, и она превратится в птицу и взлетит в облака. И лучше бы она это сделала. Потому что дальше пошли такие ухабы и рытвины, что ездить на полной скорости по ним могли только самоубийцы.
Поэтому в особо опасных местах над спиной левого пристяжного возникали лопасти пропеллера, рассекающие воздух и позволяющие не приземляться в яму, а взлетать над ней. Правый же, не мудрствуя лукаво, время от времени подпрыгивал в воздух, выполняя не то большой батман, не то ещё какую-то премудрость классического балета. А бедный коренник при виде всего этого безобразия под ногами лишь давил в себе желание нырнуть в Сумрак, при этом он не мог даже стиснуть зубы, потому что для этого пришлось бы закусить удила.
Завидев впереди по своей стороне дороги очередную жуткую яму, правый конь, бывший когда-то Санчесом, взвился в воздух, в одном могучем прыжке преодолевая опасное место и помогая тем самым перебраться через него Виктору. Но что дозволено Юпитеру, не позволяется быку. Поэтому тяжёлая карета, обладающая плавучестью и летучестью топора, с разгона ухнула обоими правыми колесами в глубокую рытвину, и весь экипаж опасно накренился, ложась почти на бок. Виола завизжала и, выронив кнут, схватилась обеими руками за облучок. Ланка, сидевшая в карете слева, свалилась на Белоснежку. Но та, упав на стенку кареты, не растерялась, а успела схватить подругу за талию, спасая её от весьма вероятных травм и ушибов.
Луна вовсю светила, ничего не скрывая — в том числе многочисленные ухабы и рытвины на дороге. Но девушки уже не обращали на них внимания, привычно придерживаясь за края окон при взлетах и падениях.
— Успеем ли до полуночи? — тревожно спросила Белоснежка. На что вторая (в бальном платье) резонно ответила:
— Откуда мне знать, у меня часов нет!
Действительно, во времена Золушки ни карманных, ни наручных часов еще не существовало, поэтому ее наряд их не предусматривал. Часики же, которые когда-то были на руке у Ланки, теперь представляли собой изящный платиновый браслет со скромными вставками из бриллиантов и сапфиров — под цвет ее глаз. По стилю он хорошо сочетался с каблуками резных стеклянных туфелек, торчавших у Золушки из карманов.
— Виола! — завопила Ланка, опасно высовываясь из окна. — Виола! Сколько времени?
Но у кучера часов тоже не оказалось. Они каким-то чудом сохранились только у Виктора — в качестве нароста на левом переднем копыте. Однако на полном ходу он не мог так наклонить голову, чтобы разглядеть циферблат. Тем более что луна опять спряталась за облако и стало совсем темно.
Но сколько бы ни было времени, кони скакать быстрее уже не могли — и так мчались на пределе. Дорога начала плавно поворачивать направо, на что кучер сразу и умело отреагировал. Впрочем, кони это и сами видели, и в указаниях не нуждались. Вскоре их окружная дорога должна была слиться с основной. Об этом свидетельствовал светящийся указатель дорожного движения «Пересечение с главной дорогой», подвешенный на придорожной сосне. К сожалению, на светофоре, стоящем на перекрестке, горел красный свет. Точнее, это были даже два красных огня, расположенных параллельно на одной высоте на расстоянии полуметра друг от друга.
Виола не стала тормозить, поскольку на главной дороге не было видно и слышно никакого транспорта. Кони ее в этом поддержали. Конечно, со своей точки зрения они были правы. Но светофор так не считал.
— Стойте! — закричал он и большими прыжками кинулся за ними. — Стойте, подождите! Сидит девица в темнице, и все без одежек… разгадать надо!
Мигель первым понял, чего от них хочет светофор.
— Жмем! — из последних сил прохрипел он. — Это Сфинкс!
И они поднажали… Так, будто у них было не три лошадиные силы, а шесть. Ну по крайней мере пять. Виола без колебаний обожгла кнутом конский круп слева, затем в центре, справа и опять слева… Поднажали так, что даже оторвались от Сфинкса, оставившего далеко позади. Из-под копыт летели искры, комья земли и камни. Одни камень с размaxу стукнул о нарост на левом копыте центрового. Ух! Это был роковой удар. И часы начали отбивать полночь.
С двенадцатым ударом произошло то, что и должно было случиться. Кони мгновенно уменьшились до размеров мышей, но в следующий же момент обрели человеческий вид и габариты. По инерции они пробежали еще несколько метров на четырех конечностях. Но тут Мигель и Санчес автоматически взвились в воздух, а Виктор, несколько раз перекувырнувшись, покатился по земле. Виола, успевшая соскочить со стремительно уменьшавшегося облучка, удачно приземлилась на дорогу на четвереньки.
— Помогите! — раздался вопль на два голоса из тыквы странной формы, валявшейся на земле. А земля при этом ритмично сотрясалась от прыжков гранитной туши Сфинкса.
Тыква наконец поддалась дружным усилиям изнутри и снаружи и развалилась на куски, выпустив Белоснежку и Ланку с налипшими на них тыквенными семечками.
Дальше все действовали автоматически. Санчес обнял Белоснежку и, тяжело дыша, поднялся с ней в воздух. Рядом с ними парил буревух, судорожно ухвативший правой лапой стеклянный башмачок, а левой — кусок тыквы. Мигель, лопасти мотора которого бешено вращались, уже поднимался ввысь, крепко прижимая к груди ноги Виолы и подметая дорогу ее волосами. Руки она сложила на груди.
Дверь уже была видна, она гостеприимно светилась и звала. И они помчались к ней.
А Сфинкс был совсем близко.
Finita la comedia
Два года назад, когда только начинались экзамены с погружением в литературную действительность, студенты возвращались прямо туда, откуда уходили: в кресло на кафедре. Но после первой же сессии координаты выхода были изменены. Теперь вернувшийся оказывался в особой Камере перехода — с мягкими, обитыми войлоком стенами и жёсткими медицинскими кушетками, металлические ножки которых были надежно привинчены к полу. Дверь из этой комнаты ведёт сразу в коридор. Единственное исключение делается для возвращения со Спасателями, присутствие которых гарантирует безопасность всех присутствующих от спасенных.
Поэтому никто из студентов не удивился, когда, открыв глаза, обнаружил себя лежащим на низкой кушетке в пустой комнате, единственным элементом декора которой была знакомая массивная дверь да голая лампочка на потолке.
— Ох, почему здесь такое жёсткое ложе, — недовольно кряхтя, произнес Санчес, усаживаясь и опуская ноги на пол. Его русый хвост улегся на кушетке за его спиной.
— Чтобы не залёживались особо, — поведал Мигель, продолжая лежать, но для пробы шевеля
