молотка. Второй осужденный, как и говорил Жельт, нечто вроде ревущей гориллы (Жельт всегда любил шутки). Маленький пастор отступает в растерянности, спотыкается и упирается прямо в Эрта. Уж явный перебор, он не в силах вынести вид молодого насмешливого человеческого лица.
— Брат мой, — бормочет он все же, — я пришел, чтобы спасти вашу бессмертную душу… во имя господа нашего Иисуса Христа, или Будды, или Магомета… Послушайте меня! Молитесь Богу! Неважно какому… Покайтесь…
— В чем? — вежливо осведомляется Эрт.
— О-о… еще один упрямец!
Но священник сует-таки ему в руки четки. Для чего они? Главное, не показать, что его мозговая атака развивается, все его существо готово к решительному рывку, и магнитные узы почти не мешают. Главное…
— Тот, другой, тоже гуманоид, — встревает главный надзиратель. — Он не землянин и здорово смахивает на обезьяну, но наверняка малость поумнее, стало быть…
— Возьмите четки, брат мой.
Кортеж снова приходит в движение. Ничего не поделаешь, для обитателя Сириуса так и не нашли священника, — а может, он не исповедует религии. Но чтобы соблюсти приличия, ему нацепили четки на верхушку куба. В канцелярии суда заключенным выдают вещи, которые могут им понадобиться. Понадобиться?.. Эрт тщательно проверяет под подбородком застежку астрошлема, затягивает на шее турецкий платок, отличительный знак его выпуска. О чем вещали ему, когда повязывали платок: 'Будь храбрым, мужественным и безупречно честным'? или 'Честь и преданность'? В конце концов нечто подобное. Один из кончиков платка, ломкий на ощупь, хрустит под пальцами. Говорят, в былые времена матери и жены зашивали в воинские доспехи талисманы или образа. Но у Эрта нет ни жены, ни матери, только блистательная и суровая Талестра, начисто лишенная суеверий. Он медлит, слегка поглаживая тонкую ткань.
Венерианской горилле выдают пакетик неочищенного шрауи. Но животное не знает, что с ним делать (очевидно, Жельт не курит). Оно раздирает обертку и засовывает внутрь свою сплюснутую морду.
Для аборигена с Сириуса ничего не находят.
Кортеж снова трогается, гулко топоча под бронзовыми сводами. Эрт размышляет: 'Есть земная музыка, здорово подходящая к такому моменту. Кровавые блики и смутные тени, пляшущие в бархатистом мраке, мерные волны оцепенения, накатывающие в такт шагам. Название композиции, если не ошибаюсь, 'Дорога на эшафот'. Автор — Берлиоз. Красивое земное имя!'
Процессия подходит к концу тоннеля, где стоит наготове лифт, напоминающий большой короб. 'Не рано ли в ящик?' Чей-то голос выражает удивление:
— Стало быть, в колодцах не казнят?
— Нет, — сухо отвечает адвокат.
— Помолимся, — говорит священник. Пресвятая Богородица, Дева Мария…
Считается, что в минуты, предшествующие смерти, перед глазами мелькают картины прожитой жизни. Эрт вспоминает раскаленный астероид, свою сгинувшую семью, двух-трех друзей, несколько сражений. Неужели такой мизер? Как ты скупа, жизнь! 'Правда, мне всего 22 года. И вот уже финал! Ну, ну, не может быть, еще не вечер! Есть в прошлом пара сумасшедших планет, погибшая принцесса, несколько поцелуев Талестры, уже утративших вкус соли и морских ракушек. Больше нечего вспомнить?..' И все его существо восстает и цепляется за жизнь. 'Да нет же, есть Лес, Морозов, друзья, общее дело, благородные стремления… Есть Виллис… А я умру? Какой абсурд!'
Они стоят в лифте, похожем на ящик, — магистры, смертники, священник, несколько охранников, являющихся, видимо, одновременно и палачами. Лица неотчетливы и покрыты смертной бледностью. Итак, Ноктюрны победили… на Сигме тоже. В ужасающей скученности Эрт чувствует, как теплая лапа гориллы касается его руки, а угол сирианского куба царапает висок. 'Смерть — забавная штука, я всегда жил один, а умру в этом зверинце…' Рука, машинально теребящая кончик платка, нащупывает зашитую внутрь вещичку — коралловую веточку в форме креста, подобранную Виллис в глубочайшей пещере Антигоны.
Лифт карабкается наверх через самое сердце тюремного колодца. 'О, как долго!' — говорит арктурианский прокурор, обмахиваясь чем-то вроде крыла.
— Повторяйте за мной: Пресвятая Богородица, Дева Мария…
— Пр' Бг… — бормочет горилла.
— Гуль-гуль… — булькает житель Сириуса.
— Я уже протестовал! — вдруг начинает надрываться в крике адвокат. — И возобновляю мой протест. Заставлять преодолеть такое расстояние в безобразных условиях существа, которые вот-вот… которые… это бесчеловечно, наконец! Более того, подобное противоречит законам Свободных Светил! Благодаря тому, что какой-то неведомый порядок, установленный в созвездии Волопаса, предписывает, чтобы преступников 'казнили на свежем воздухе'! Как будто нет воздуха в тоннелях! Или хотя бы в городе! Видите ли, надо тащиться за ним на самые окраины!
— Успокойтесь, мэтр, — говорит Эрт мягко. — Мы прекрасно переносим дорогу, спасибо.
— Вы умрете примиренные с Богом! — объявляет священник.
— Дезинтеграцию невозможно провести в тоннеле, — подает свой бесцветный голос третий охранник.
— Дезин… о! — взрывается адвокат. — Я полагал, что будет молоток!
— Да успокойтесь вы. Будет и молоток!
— Как долго все это тянется…
Орбита Омикрона в созвездии Волопаса, космическое пространство. Два человека в командном отсек корабля, со всех сторон обложенного тысячами таких же посудин в карантине. Один из них, сидящий перед межпланетным приемником, маленький худой брюнет, похож на мумию с живыми глазами. Другой, отливающий глянцем кожи, выглядит как ангел, как одна из хрустальных статуй, заполонивших планеты Арктура, только взгляд жестче, да складка губ человечнее… Он меряет рубку шагами и нервно похрустывает суставами пальцев.
Из приемника доносится голос:
— Всем-всем-всем. Мы уже сообщали с большим прискорбием в нашей последней сводке, что двухместный аппарат, перевозивший космического префекта, воспламенившись, рухнул в районе Мутационного центра. Предводитель эскадр серьезно пострадал. Расследование продолжается. Есть подозрение на покушение.
Башня Парапсихологического колледжа, как и некоторые другие общественные здания, охвачена огнем. Пожар распространяется в садах Саммары. Одновременно в различных точках города зафиксированы взрывы. Многие представители власти исчезли… (Помехи).
Перед лицом серьезной опасности, угрожающей общественному спокойствию и самому межзвездному порядку, Совет Пятерых постановил передать исполнительную власть в руки Его Земного Высочества, принца Валерана д'Орафрика. Принц служил под началом Двойной Звезды Арктура в качестве… (Помехи)
Самые серьезные меры принимаются с целью положить конец мятежу. На рассвете будут казнены следующие преступники:
Ладойа, житель Венеры, поджигатель,
Квекстиикх из То, житель Сириуса, обвиняющийся в шпионаже,
Эрт Рег, житель Земли, дезертировавший из арктурианских эскадр, космический пират…
— Ерунда какая-то! — воскликнул маленький брюнет, которого звали Иван Морозов. — Дурацкая комедия! Извини, Лес!
— И ты хочешь, чтобы мы остались в карантине? — спрашивает второй, именуемый Лесом Каролом.
'Как долго. Спать хочется. Невероятно! Это мои последние минуты… у меня были такие планы… а я страдаю не от того, что ничего не успел, а от того, что немеет рука, подпирающая голову-куб сирианца… о, Боже, как меня раздражают рассуждения забитых соседей. С Жельтом нельзя общаться, он совершенно
