Часть вторая
Поезд вне расписания
Боярчук проснулся от сильной головной боли. Страшная духота подземелья и зловонные запахи от плесени по бревенчатым стенам, прелых постелей и грязного белья с непривычки действовали на человека угнетающе, а зловещий полумрак до предела взвинчивал нервы. Борис свесил ноги со второго яруса нар, где ему определили место для ночлега, и огляделся.
В схроне, состоявшем из трех земляных убежищ, соединенных между собой узкими лазами, было тихо. Помещение едва освещалось блеклым светом немецкой газовой лампы, стоявшей на грубо сколоченном из сосновых досок столе, сплошь заставленном немытой посудой и пустыми бутылками. На нарах, ни внизу, ни вверху, никого не было.
Боярчук спрыгнул на земляной пол и поискал в бачке воды. Почти тут же из лаза высунулась взлохмаченная голова боевкаря.
— Чого шукаете, дядьку? — участливо спросил совсем еще молодой парень и прибавил в лампе огня.
— Воды хотел напиться.
Боярчук обратил внимание на то, что парень был без оружия. Такого в банде не водилось.
— Мабуть, паленки принести? У меня и сало есть трошки.
— Воды подай!
Борис понимал, что новичкам командовать в банде не пристало, но решил сразу заявить о своем особом положении здесь, держаться обособленно и независимо. К его удивлению, парень безропотно исполнил просьбу. Судорожно глотая холодную родниковую воду, Боярчук разглядывал своего стража; лицо простодушное, глаза бесхитростные, еще по-детски открытые. Пугливые, но без тени осознанного страха. А ссадины и синяки на губах и скулах говорили о том, что парня не очень жаловали у Сидора.
— Как звать-то? — Борис вернул опорожненную флягу.
— Петро Ходанич, Я тут недавно. Как и вы, еще необстрелянный.
— Ошибаешься, браток! Я всю войну протопал.
— Здесь необстрелянными называют тех, кто в бою с чекистами не был. А фашистов мы и сами колошматили.
— Партизанил?
— Трошки.
— А меня не боишься?
— Не-е! — лицо парня расплылось в улыбке. — Прыщ сказал, что все равно выпустит вам кишки за побитых боевкарей. А если Прыщ сказал, значит, так и будет.
— А Сидор?
— Сидор сделает вид, что ничего не знал.
— Ошибаешься, Петро. На сей раз игра предстоит посерьезнее. Да и мы не лыком шиты.
— Наслышаны уже, — и Ходанич, не скрывая восхищения, пересказал историю с гранатой на мельнице. — Только все одно: шлепнут. Прыщ вам не поверил.
— Это он тебе сам сказал?
— Мне здесь не доверяют. Жаба утром шепнул, когда меня сторожить вас оставили.
— А кто этот Жаба?
— Надежный мужик. Якшается с адъютантом Сидора — щербатым Сирко. От него и знает про вас.
— Как же тебя в сторожа определили, если не доверяют?
— Почем я знаю? — Парень искренне пожал худыми плечами.
— А вот и врешь, Петро Ходанич! Все-то ты знаешь. — Борис вплотную подошел к парню. — Говори, кто подослал?
— Ей боженьки, никто! — вытаращил глаза Петро. — Я только хотел предупредить, чтобы вы Прыща опасались.
— А тебе-то что за корысть?
— У нас, дядечко, свои счеты.
— Это он тебя колотит?
— Вдвоем с Капелюхом. Они думают, что я на них Сидору капаю.
— А ты — нет?
— Капаю! Только совсем не то, о чем они думают.
В дальней землянке звякнула пустая бутылка, затем послышался едва различимый шорох. Ходанич испуганно метнулся в лаз, но через минуту вернулся, смущенно улыбаясь.
— Крыса. Здесь их тьма водилась, когда провиант хранили. Теперь самим жрать нечего, так крысы тряпье поедают. Вот твари!
— Под стать хозяевам. — Борис решил подыграть парню, чтобы потом неожиданным вопросом раскрыть его истинные намерения. — Только я с хвостатыми жить не привык. Не понравится — уйду на волю.
— Отсюда живым никому не выйти.
— Были же у вас дезертиры? Сам слышал.
— После амнистии ушло несколько человек. Но Сидор казнил их семьи. Теперь никто не решается.
— Это еще ни о чем не говорит. Припрет — разбегутся по щелям, как тараканы.
— Не разбегутся. — Лицо парня сделалось не по возрасту серьезным. — Я не знаю, как это объяснить, но не разбегутся. Еще много крови людской прольется, пока их всех перебьют.
— Не нравятся мне твои слова.
— Не марайте себя грязью, не берите грех на душу! — Теперь Петро доверчиво приблизился к Борису, засопел в самое ухо. — Вы человек храбрый, вы не побоитесь. Уходить вам отсюда надо. Бежать! Я помогу!
— Сволочь! — Борис отбросил Ходанича в дальний угол схрона. — Убью недоноска!
— Не бейте, дяденька! — Петро закрылся руками. — Я проверял вас. Прыщ велел.
— Все равно прибить тебя мало! Вместе с твоим Прыщом, — Борис в ярости смахнул со стола на пол посуду.
Ходанич поджал под себя ноги, затих. Боярчук шагнул мимо него к лазу.
— Не ходите, — остановил его спокойный, как ни в чем не бывало, голос Петра. — Наверху охрана настоящая стоит.
Борис обернулся. В темноте лица парня не было видно. Но по голосу ясно, что перед ним сидит теперь совершенно другой человек. Борис вернулся на нары.
— Так что, будем сало исты? — спросил Петро.
— Будем, — зло ответил Боярчук.
— Давно бы так! А то развели пропаганду…
— Я?!
— А то кто же? — Ходанич с хрустом потянулся. — Шлепнут вас, так и правильно сделают.
— Это почему же?
— Не нашей вы веры человек. — Парень презрительно сплюнул на пол и ушел.
«Была или не была еще одна проверка? И кто кого хотел перехитрить?» — размышлял Борис, вспоминая день за днем свое пребывание в банде.
Когда они с Сидором на мотоцикле оторвались от погони, сотник велел остановиться. Вокруг шумел дремучий лес. Хвойные лапы плотно смыкались над головой. Пахло сыростью и свежей смолой.
Сидор тяжело, с одышкой, дышал. Пот катил с него в три ручья. Глаза затравленно озирали придорожные кусты. Он хотел, но не мог скрыть свое волнение.
— Зачем встали? — спросил Борис.
— Дальше пойдем пешком. Сейчас они перекроют все дороги. Недолго напороться на засаду.
Неожиданно резко закричала лесная птица. Сидор вздрогнул и схватился за автомат.
