областную тюрьму.
— Шалавы! — пьяно засмеялся в кухне Кудлатый. — Вот будет вам ужо перца под юбки!
— Тебя поняли, — тут же прошептала Степанида. — Через два дня на тридцать втором. Поезд в одиннадцать сорок.
Поняли! Он готов был броситься с объятиями к Степаниде, расцеловать ее. И только неузнаваемый, холодный взгляд женщины остановил его. Борис понял, что она пришла сюда не по своей воле.
— Ладно, — проговорил сдержанно Борис. — Живы будем, разберемся.
Догадавшись, о чем он, Степанида отвернулась.
Автоматная очередь прошила капитана Смолина от поясницы до затылка. По воле случая, тело его спасло от смерти оказавшегося под ним молодого бандеровца. Пули только вспороли тому левое плечо да напрочь отстригли левое ухо.
Теперь, с лицом белее бинтов на голове, он сидел в кабинете Ченцова и сухим горячечным полушепотом давал показания. Шрам на его бледной обескровленной щеке заметно кровоточил, и парень без конца промокал его рукавом, размазывая сукровицу по бороде и шее.
В кабинете, кроме Ченцова, были следователь Медведев и капитан Костерной. За спиной сидевшего посреди комнаты пленника расхаживал со стаканом остывшего чая в руках полковник Снегирев. Он был особенно раздражен тем, что у бандеровца не хватает сил говорить громко и внятно. Он же не разрешил позвать фельдшера, дабы не тратить время на пустяки.
Но Ченцов-то догадывался, что раздражение Снегирева вызвано только смертью капитана Смолина. Погиб автор послания в министерство, исчез главный свидетель. А вместе с ним растаяли надежды на самоопровержение, и полковник должен был выступать третейским судьей.
В честности Пашки Ченцов не сомневался. Но и знал, что такое нынче сражаться с бумажкой, которая в умелых руках могла стать «неопровержимыми доказательствами». Василий Васильевич почувствовал даже что-то вроде укора совести за то, что друг его попал в столь щекотливое положение.
— Итак, вы утверждаете, что не знали о цели посещения Сидором дома Игната Попятных, — продолжал спрашивать следователь Медведев.
— Сотник грозил из него душу выбить, если старик проговорился или донес красно… вам то есть.
— А о чем мог проговориться старик?
— Не знаю.
— А если подумать?
— Ей-боженьки, не знаю!
— Перекрестись! — попросил Костерной.
Бандеровец с тоской посмотрел на него и опустил глаза.
— Что же ты, сукин сын, нам голову морочишь? — не выдержал Снегирев. — Хочешь, чтобы тебя к стенке поставили?
Бандеровец невольно дернулся и съежился, но продолжал молчать.
— Скрывать факты в твоем положении глупо, — проговорил Ченцов. — Скоро мы и без тебя все узнаем. Но тогда тебе придется отвечать за измену родине и бандитизм по всей строгости закона, без скидок на твою молодость и политическую незрелость.
— А если… — в глазах парня появилась надежда.
— Суд учтет, сколь велико будет это «если»! — отрезал Снегирев, явно горя желанием съездить парню по шее. — Говори сейчас же!
— От ваших показаний, от вашей помощи следствию, — спокойно пояснил Ченцов, — зависит ваша дальнейшая судьба. Признания из страха перед смертью не избавят вас от покаяния перед собственной совестью.
— Если она у него есть! — криво усмехнулся полковник.
— Я никого не убивал, — вдруг заплакал бандеровец.
Снегирев брезгливо махнул рукой и отвернулся.
— Итак, вы пришли к Игнату Попятных, чтобы узнать… — снова начал допрос Медведев.
— Куда делись Петруха Ходанич и адъютант Сидора щербатый Сирко, — всхлипывая, договорил арестованный.
— Почему эти люди интересовали Сидора?
— Он предполагал, что они могли сбежать, и не без помощи деда Игната.
— Сейчас из банды уходят многие, но не за всеми бегает сам главарь.
— После боя в Копытлово пропал неизвестно где начальник разведки Капелюх. Сидор хотел узнать, не мог ли он тоже скрываться в доме у Попятных.
— Что же, они такие дурные, чтобы отсиживаться на явке банды?
— Дед мог их спрятать в другом месте.
— Стоило ли оставлять за собой такой след?
— Мы тоже так думали, но Сидор больше ничего не говорил.
— Откуда родом были Сирко и Капелюх?
Бандеровец задумался.
— Возможно, они рассказывали о своих родственниках, — подсказал Ченцов, — или просто о хороших знакомых?
— Сирко, кажись, хвастал, что у него сеструха во Львове живет. А Капелюха немцы долго в полицаи не принимали из-за того, что тот в Ровно при советах стал заведовать продуктовой базой, хотя и скоро проворовался.
— Еще какие-нибудь сведения имеете о них?
— Нет, — бандеровец пожал плечами. — Не помню больше ничего.
— Ну, ладно, — согласился Ченцов. — У нас еще будет время заняться воспоминаниями. А теперь вернемся в Глинск. Долго ли намеревался Сидор пробыть у Игната Попятных?
— Сидор не знаю, а мы должны были возвратиться на базу вчерашней ночью.
— Почему такая спешка?
— Сегодня наша боевка должна была перейти на новое место, где-то в районе Вороньей горы.
Костерной переглянулся с Ченцовым. Выходило, что Степанида дала верные сведения о смене бандеровцами места дислокации. На переправе через лесную речку по сигналам с земли бандитов перехватит эскадрилья, штурмовиков. Тех, кто после штурмовки не пожелает сдаться, разгромят солдаты мотострелкового батальона, еще вчера переброшенного в тот квадрат.
— Сколько человек остается в банде?
— Три боевки.
— Значит, человек шестьдесят, — уточнил Костерной.
— Около, — согласился бандеровец.
— Знаете вы что-нибудь о нападении на почтовый поезд?
— Конкретно нам ничего не говорили.
— А зачем Кудлатый направился в город?
— В город? — удивился парень. — Они пошли за продуктами в Лидово!
— Ясно. У вас, товарищ полковник, есть вопросы к арестованному? — спросил Ченцов.
— Я не верю ни одному его слову. Можете увести! — распорядился Снегирев.
Вместе с арестованным ушел следователь Медведев. Костерного подполковник задержал.
— Доложите, капитан, о поисках Сидора в Глинске, — как-то уж чересчур официально попросил он.
Костерной вытянулся по стоике смирно и загудел в четком рапорте:
— Я со взводом солдат прибыл в Глинск через два часа после происшествия в селе. Пожар в хате вдовой красноармейки Жмеринко уже был потушен. Но воды поналивали столько, что собака след взять не могла. Обыск в селе результатов не дал.
— Как все началось? — поинтересовался Снегирев.
— По докладу сержанта Чапраги выходило, что капитан Смолин отправился в восьмом часу вечера к гражданке Жмеринко повечерять.
