Ошарил себя глазами. Над правым замызганным сапогом из разорванных шаровар торчала бело-красная кость. А за спиной звенели рельсы под набиравшим пары спасительным паровозом.
Краем глаза он увидел, как по шпалам к нему бежали солдаты. Бесчувственно и бессознательно он достал из внутреннего кармана френча пистолет и приложил к виску. Выстрела уже не слышал.
Подбежавшие солдаты молча и тупо смотрели на остывающий труп бандеровца, и ни у кого из них не было желания прикасаться к нему.
За спинами у них в лесу снова разгорелась перестрелка. Бойцы раздосадованно оглянулись и без особого удовольствия, но споро направились туда.
К двум часам дня операция по ликвидации банды Сидора была закончена. Подполковник Ченцов приказал ротным еще раз прочесать окрестности, хотя знал о втором кольце окружения в этом лесном массиве, и вместе с возбужденным, с радостно сияющими глазами Снегиревым направился к раненому Костерному. Капитан был в сознании, но, видно, страшная боль спаяла его скулы, и он только вопрошал глазами. Ченцов погладил его по лицу и показал оттопыренный большой палец. В знак согласия Костерной, зажмурил глаза. Потом скосил их вдоль эшелона.
— Паровоз? — догадался Ченцов и вымученно улыбнулся. — Куда он денется? Круг замкнулся. По одному их легче переловить. — И, немного подумав, добавил: — Хотя и дольше.
— Б…р…чук? — еле разобрал по губам Василий Васильевич.
— Ищем, — как можно увереннее сказал он. — Ты полежи, не разговаривай. Я потом тебе все расскажу.
Он нагнулся к самому уху капитана и проговорил тихо, чтобы никто из окружающих не слышал:
— Сидора в банде не было, понимаешь, Иван? Он не вернулся в лес после стычки в Глинске. Это первое. И второе запомни накрепко: ты выполнял мои приказы. Мои, понял?
Удивленные глаза Катерного смотрели, не мигая. Василий Васильевич резко выпрямился и, буркнув что-то вроде «До встречи», поворотил прочь.
Часть третья
Замкнутый круг
Уже на третий день после похорон жены Ченцов вынужден был вернуться в свой райотдел. В Главном управлении его только сухо спросили, давно ли он лично знаком с полковником Груздевым. Да еще предупредили: «Вас хорошо отрекомендовал полковник Снегирев. Но это не снимает с вас ответственности за упущения в оперативной работе. Будьте готовы за все ответить сполна».
Сотрудники райотдела старались меньше досаждать делами осунувшемуся, почерневшему с лица подполковнику. Но Ченцов не мог долго оставаться в кабинете наедине с самим собой. Навязчивая мысль о самоубийстве все чаще приходила ему в голову. Длинный холодный ствол ТТ становился желаннее и ближе друзей, значительнее других ценностей. Жизнь, казалось, потеряла для Василия Васильевича всякий смысл. Он и раньше-то не очень задумывался о ее ценности для себя лично, точно и хорошо зная лишь цель своего существования в единственном измерении — общественной необходимости. Эта необходимость диктовала и его поступки, определяла и строй его мыслей. Он никогда не сомневался в правомерности такого положения и, наверное, воспротивился бы, если кто-то попытался убедить его в близорукости. Он честно хотел побороть в себе все сомнения. Но доказывать это другим? Искать оправдания?
И все-таки нестерпимее жгла иная мысль — не сумел, не смог помочь Ульяне. Не поспел даже к смертному часу. Прилетел уже к облаченной в чистые, с чужого плеча одежды. Восковое лицо. Ни слова, ни упрека. Ни слез. Только густой запах формалина и сырых досок неказистого гроба.
Похоронили ее в тот же день. Солдаты комендатуры запихали гроб в закрытый грузовик, деловито накрыли крышкой. Ченцов на корточках примостился в изголовье.
Дальнейшее помнил смутно. Такой душевной пустоты, как в те минуты, он не ощущал никогда.
На кладбище просидел перед свежей могилой до темноты. Очнулся, когда почувствовал за спиной осторожное покашливание.
— По нашенскому-то обычаю…
Ченцов узнал одного из могильщиков и поспешно, и неловко зашарил по карманам.
— Звиняюсь, — криво растянул губы рабочий. — Вот…
Ченцов принял из протянутой руки граненый стакан с водкой, не нашелся, что сказать.
И человек его понял, подсказал:
— Чтоб земля, значит, пухом ей. — И вздохнул, как об родной.
У Ченцова затряслись руки.
— Выпей, — сказал могильщик. — Опасаюсь я, кабы сердцем не зашелся ты. Да…
После Ченцов вспоминал и никак не мог вспомнить лицо того рабочего. То ли темно было, то ли и впрямь он в тот миг ничего перед собой не видел. А жаль, ведь даже спасибо человеку не сказал.
Работа, только работа могла его спасти. Но чугунная голова Василия Васильевича, казалось, напрочь отказалась быть ему помощником. Он просматривал протоколы допросов бандеровцев из разгромленной банды Сидора, присутствовал на следствии, опрашивал сам, выслушивал суждения своих работников, вместе с ними строил версии, но при всем том не мог сосредоточиться на главном, не мог определить для себя систему тех координат, которые обычно помогали ему представлять картину следствия или отдельного дела целиком, где он мог бы четко просматривать темные и светлые квадраты, словно раскрашенные и не прописанные еще куски на полотне художника.
Не только душевное состояние подполковника было тому виной. По непонятным причинам напрочь обрывалась нить, ведущая к Сидору. Никаких следов или сведений, могущих пролить свет на загадочное исчезновение матерого главаря, за последнюю неделю добыто не было. В смерть бандита мало кто верил, уход в подполье до разгрома банды — казался абсурдом, закардонный вариант отвергался как беспричинный. Оставалось одно: искать у себя в районе. Реальнее других выглядело предположение о тяжелом ранении Сидора, в результате которого главарь вынужден был сначала самоизолироваться от банды, а после ее разгрома принять все меры к изоляции и от остального мира. О том, что Сидор был в курсе последних событий, сомнений не было. Иначе он должен был искать связи с бандой, должен был давно заявить о себе.
Выявленные в ходе следствия тайные схроны и дома связников находились под присмотром чекистов. На бывших лесных базах и явках дежурили солдаты батальонов МВД. На дорогах оставались патрули. Население всех сел и хуторов в районе — оповещено. Ястребки обходили хату за хатой. И нигде никаких следов.
Воистину получался замкнутый круг. Ченцов долго стремился сомкнуть кольцо блокады вокруг злейшего врага, загнать вовнутрь и отрезать бандеровцев от внешнего окружения. А когда это удалось и ловушка захлопнулась, то оказалось, что он сам ходил все это время по незримому кругу, созданному из бесчисленных непредвиденных обстоятельств как бы специально для того, чтобы с постижением одних запутываться в других.
«А в итоге все вернется на круги своя!» — невесело думал Ченцов, открывая дверь кабинета следователя Медведева. Он знал, что тот успешно работает с Сокольчук и хотел поприсутствовать при очередном допросе.
В комнате было изрядно накурено. Медведев неторопливо и аккуратно дописывал протокол. Бледная, с едва заметным болезненным румянцем на скулах, Степанида с безучастным видом следила за его рукой. По всему чувствовалось, что разговор длился не час и не два.
Оба они, и Медведев, и Сокольчук, встали, когда Ченцов притворил за собой дверь и прошел к столу следователя, на ходу давая тому знать рукой, что доклада не требуется. Но протянутый старшим лейтенантом протокол взял и быстро пробежал глазами. Одно место из показаний Сокольчук его явно заинтересовало. Он перечитал страницу еще раз и с любопытством взглянул на женщину.
— Правильно ли я понял, Степанида Васильевна, — уточнил Ченцов, — что по заданию Сидора вы бывали в Польше?
