— Ваши документы, гражданин, — суровым голосом потребовал один из них, держа лейтенанта под прицелом своего пистолета.
— Я лейтенант госбезопасности, — начал было объяснять Соловьев и вспомнил, что, кроме справки об освобождении из мест заключения, других документов при нем нет. — Пройдемте в отделение, я там все объясню.
— Сдайте оружие, — потребовали милиционеры. — И не вздумайте бежать. Пристрелим на месте.
Соловьев подчинился. И в этот момент на разъезде просвистел гудок пассажирского. Лейтенант инстинктивно дернулся в сторону поезда, но наткнулся на ствол пистолета.
— Стоять!
— А, черт! — едва не взвыл Соловьев. — Она же уедет!
— Стоять! — повторили милиционеры. — Шаг вправо, шаг влево стреляем без предупреждения! Руки за голову!
Только тут понял Соловьев, какую допустил промашку.
— Ведите на станцию, — сказал он. — Мне нужно срочно позвонить в отдел МГБ. — И с щемящей болью в сердце взглянул на огни поезда.
Последние вагоны пассажирского стучали колесами по выходной стрелке разъезда.
Во Львове моросил дождь. Кутаясь в платок, Степанида быстро шла вдоль Иезуитского парка по мокрым полупустым завокзальным улочкам, мало что замечая по сторонам. Изморось и скользкая брусчатая мостовая мешали прохожим разглядывать друг друга. Все жались под крыши к стенам домов, прятали лица под накидками и капюшонами, редкими зонтами.
Нетрудно было догадаться, что лейтенант Соловьев отстал от поезда при задержании Капелюха. Но Степанида никак не могла понять, почему ее не сняли с поезда на других остановках, а дали спокойно добраться до Львова. Или не сработала связь, что практически было исключено, или ей решили довериться окончательно? Последнее обстоятельство еще больше смущало Сокольчук.
Внезапно, как в лихорадке, ее охватывал сильный жар. Она останавливалась, задыхаясь от биения сердца. Прижималась горячим лбом к леденящему камню зданий. Но через минуту ее бил уже зверский озноб и суставы корежила судорога.
За железнодорожной насыпью Степанида вышла на Краковскую. Со Святоюрской горы мягко загудел колокол.
«Как же мерзко устроена жизнь, если в ней все время приходится выбирать, какому богу молиться! Разве не един он над людьми? И разве столь никчемен и слаб сам человек, если не властен искать себе бога? Езус Мария, спаси и защити дочь твою заблудшую Степаниду!»— Взгляд Сокольчук застыл на черном кресте небольшого костела, что высился в конце квартала.
Там, за готическим храмом, в узком переулке проживала закройщица Пицульская. Там начиналась тайная дорога за кордон.
Ноги сами привели Степаниду в костел. Она встала на колени перед алтарем и долго, безрассудно молилась. Единственная мысль, как светлый проблеск сознания, была о Борисе. И потому не о себе, а о его спасении взывала она к всевышнему.
Проходивший мимо ксендз обратил внимание, каким перстом осеняла себя женщина, но, увидев ее заплаканное, отрешенное в молитве лицо, только вздохнул и неслышно отошел в сторону.
Чудо, но ни время, ни войны не тронули бронзовый, с черно-зеленым налетом маленький колокольчик за стеклянной дверью мастерской пани Пицульской. Степанида несмело дернула за шнурок и сейчас же услышала вкрадчивый перезвон в прихожей. Занавеска на двери чуть колыхнулась, и приятный женский голос поинтересовался, что нужно посетительнице.
— Я хочу заказать платье, — быстро проговорила Сокольчук. — Материя у меня с собой.
— Пани Пицульская не принимает больше заказы, — ответили из-за двери.
— Но я приехала издалека. Пани закройщица должна меня помнить.
— Обождите минуточку. — Занавеска на двери приоткрылась чуть больше, потом щелкнула задвижка. — Пше прошу, пани!
Степанида прошла в полутемную прихожую и в нерешительности остановилась.
— Проходите в зал, — легонько подтолкнули ее сзади.
Средних размеров помещение служило одновременно и мастерской, и примерочной, под которую отгородили легкой занавеской один угол. Посредине комнаты стоял большой стол для кроя ткани, три швейные ножные машинки расположились вдоль глухой стены, а на противоположной, между окнами, висели укрытые марлей готовые платья, юбки, блузы. Гладильная доска с паровым утюгом загораживала проход в смежную комнату, в которой, тоже на вешалках, под потолком, висели сшитые и только сметанные заказы.
— Прошу садиться, пани. — Миловидная, русоволосая девушка пододвинула Степаниде стул. — Пани Пицульская сейчас выйдет к вам.
«Узнает ли она меня? — с тревогой думала Сокольчук. — Захочет ли помочь?»
Девушка вернулась в комнату вместе с немолодой, но еще статной, холеной дамой. Пышная, высокая прическа с подкрашенными пепельными локонами молодила ее лицо, а легкий грим умело скрывал возраст. Обе они остановились посреди зала и вопрошающе смотрели на посетительницу.
— Здравствуйте, пани Пицульская, — проговорила, вставая, Степанида. — Я бы хотела поговорить с вами наедине.
— Это и будет ваш заказ? — не скрывая усмешки, проговорила сочным грудным голосом Пицульская, но все же сделала знак белошвейке, и та удалилась.
— Я понимаю, в каком глупом положении оказалась, — начала объясняться Степанида. — Андрей Степанович Мачульский предупредил меня, что все пароли давно сменились и явочные квартиры могут быть завалены, но у меня нет другого выхода…
— Подождите, подождите, милочка! — Глаза пани Пицульской округлились. — Какие явки? Какие пароли? Вы в своем уме, милочка? И кто такой этот Андрей Степанович?
— Водяной, — проговорила Степанида.
— Водяной? — не на шутку переполошилась хозяйка мастерской. — Да у вас жар, милочка. Вы бредите. Лиза, Лиза! — позвала она.
Девушка тут же вбежала в комнату.
— Лиза, скорее за доктором. Пани клиентка плохо себя чувствует.
— Не извольте беспокоиться. Доктор уже здесь, — совершенно серьезно проговорила белошвейка.
Сердце Степаниды екнуло от недоброго предчувствия.
— Вы не узнали меня, пани Пицульская? — с последней надеждой спросила она.
— Конечно узнала, милочка, Вы заказывали платье для своей девочки к рождеству, — жеманно отвечала хозяйка, оглядываясь.
В дверях показался хмурый мужчина в дорогом синем бостоновом костюме и тяжелой тростью в руках. За ним вошли еще двое в советской военной форме. Степанида не успела разглядеть их погоны, офицеры встали у нее за спиной. Костяной набалдашник трости уткнулся ей в подбородок.
— Оуновка? — спросил мужчина в синем костюме.
Не в силах говорить, Сокольчук замотала головой.
— Нет? — усмехнулся «доктор». — Значит, сочувствующая?
— Я пришла перешить платье, — пробормотала Степанида первую пришедшую на ум фразу.
— Вот это? — набалдашник скользнул вдоль туловища Сокольчук и неожиданно высоко задрал подол ее юбки.
Степанида ахнула и присела. Но тут же получила пинок сзади и повалилась под ноги «доктора». Его лакированный черный полуботинок аккуратно встал на пальцы ее правой руки. В глазах Степаниды поплыли оранжевые круги.
— Имя, фамилию, быстро! — Наклонился над ней один из офицеров.
— Сокольчук… Степанида…
