— Насколько им можно верить? Вдруг они что-то путают.
— Несколько дней назад к ним приходил тот самый человек, что я приводила из Польши. Это был Кривой Зосим с молодым боевкарем. Они узнали его и отправили по этой же тропе.
— Значит, бандеровцы бросили Боярчука в лесу?
— Это знают только те двое, — с какой-то жестокой решимостью сказала Степанида.
— Ты думаешь, мы сможем нагнать их?
— Если сядем на поезд, — кивнула женщина.
— На поезд? — удивился Соловьев. — Нам приказано пройти по курьерской тропе.
— Начальник велел мне искать Боярчука, — заспорила Степанида. — На кой ляд мне теперь ваша тропа, если я знаю, что Боярчук остался где-то здесь, рядом. Вам трэба — шагайте! А мне нужно перехватить Зосима.
— Вам прежде всего наказано подчиняться мне, — взяв себя в руки, напомнил Соловьев. — Иначе…
— Хай, пристрелите, не пойду!
— Если бандеровцы убегали за границу, то они давно уже там.
— Думаете, пограничники дали им пропуск? Я знаю точно, они сидят во Львове, — упорствовала Степанида.
— Допустим. Но мы не имеем права ослушаться приказа.
— Я скажу, что вы струсили!
— Шантажировать меня бесполезно, — разозлился Соловьев.
— Тогда я убегу от вас.
«А ведь и вправду сможет, — подумал Соловьев и с укоризной посмотрел на Степаниду. — Тем более что она права. Зосим сейчас важнее, чем тропа. Ченцов наверняка одобрит подобное решение», — уже через некоторое время не сомневался лейтенант. Но Сокольчук теперь своих мыслей раскрывать не стал.
Вечером на станции они с огромным трудом купили билеты на проходящий поезд, переплатив вороватому дежурному по перрону двести рублей. Зато потом дежурный, к тому времени успевший употребить дармовые деньги в свое удовольствие, беспардонно оттеснил большим животом напиравшую на проводника толпу и, ухватившись за поручни, пропустил у себя за спиной Соловьева со Степанидой в тамбур вагона.
Часа два им пришлось ехать стоя. И только когда все пассажиры угомонились и задремали, проводник усадил их в своем закутке на ящике из-под угля. Вымотавшаяся за день Степанида мгновенно заснула, притулившись плечом к лейтенанту.
— Эк ты бабоньку заморил, — дружелюбно прошептал проводник и показал глазами на прохудившийся сапог Сокольчук.
Соловьев невольно оглядел и свои грязные чоботы и подобрал ноги.
— Война давно кончилась, а покоя человек себе найти не может, — угощая лейтенанта, кипятком, вполголоса сетовал железнодорожник. — Это как земля: переверни ее плугом, так и будет парить да крошиться, пока корни пшенички снова не скрепят пахоту. Только человек, я тебе скажу, не зерно. Ему корни пустить иной раз и жизни не хватает. — Уладится, — лишь бы не молчать, проговорил лейтенант.
Он давно заметил шнырявшего по вагону парня в замызганном пиджачке и клетчатой городской кепке. Иногда с ним шептался солдат, чем-то сразу и глубоко смутивший Соловьева. «Или ночью все кошки серы?» — подумал он. Однако когда парень в кепке полез на верхнюю полку, а солдат, перешагивая через узлы и вытянутые ноги пассажиров, пошел в противоположный конец вагона, Соловьев уже не сомневался: выправка у «солдата» была явно не армейская. Лейтенанта так и подмывало проверить у него документы.
— Не шалят в поезде? — спросил он проводника.
— Какое! — взмахнул тот руками. — Почитай каждую ночь кражи. А то и прирежут кого.
— А милиция?
— Что она сделает в таком хаосе? Через каждый километр останавливаемся. Кто хошь сходи- заходи.
Парень в клетчатой кепке снова крутился в проходе. Под мышкой у него был кожаный немецкий ранец.
Поезд заметно сбавлял ход. За окном мелькнули огоньки стрелки.
— Станция? — Соловьев растолкал Степаниду.
— Разъезд. — Проводник взял флажки и с сожалением поднялся с места. — Минут двадцать простоим.
— Я выйду на минутку, — предупредил лейтенант ничего не понимавшую со сна Сокольчук.
Соловьев прошел в тамбур и высунулся в открытую дверь. На противоположной вагонной подножке виднелись две мужские фигуры. Лейтенант бесцеремонно отстранил проводника и тоже спустился на железные ступеньки тамбура.
На запасном пути стоял длинный состав товарняка. Впереди на выходных стрелках маневрировал паровоз. Пассажирский заклацал буферами, заскрипел колесами.
Две тени переметнулись от него под платформы товарного.
Соловьев уже было отцепился от поручня, как по вагону разнесся истошный вопль и следом хлопнул пистолетный выстрел.
Лейтенант едва удержал равновесие и, чуть не сбив проводника, метнулся назад. В вагоне уже стоял сплошной крик и царила дикая паника. Люди лезли друг на друга, пытаясь как можно быстрее и дальше отползти от свирепого вида железнодорожника, который с пистолетом в руках крушил все на своем пути.
Расталкивая пассажиров локтями, Соловьев попробовал пробиться через ревущую толпу по проходу между полками, но его крепко притиснули к металлической стойке. И тут он увидел Степаниду, которая знаками показала ему на потолок.
Лейтенант мигом сообразил, что нужно делать. Подтянувшись на руках, он перекинул свое тело над голо-, вами людей и через несколько секунд оказался в купе проводника.
— Капелюх! — с ужасом в голосе проговорила Степанида. — Я узнала его.
— Кто? — не поверил Соловьев.
— Начальник разведки Сидора! Скорее!
— Ах, гад! — Лейтенант снова полез под потолок.
Но Капелюх уже выскочил из вагона. Соловьев рванул вниз грязную раму окна и головой вперед нырнул в темноту. Больно ударился плечом в налетевшую на него бабу с узлами и откатился под колеса товарного эшелона. Почти по инерции полез под вагон, потом наугад побежал вдоль состава.
— Стой — прокричали где-то в голове поезда. — Стой, стрелять будем!
В ответ громыхнули пистолетные выстрелы. Вдогонку им — пальба из знакомых ТТ. По вспышкам Соловьев легко сориентировался, куда повернул Капелюх, и, чтобы не попасть под огонь милиционеров, взял правее. Вскоре глаза его свыклись с темнотой, и он различил на фоне высветлившегося неба убегающую фигуру бандеровца.
Но и Капелюх заметил погоню. Не останавливаясь, через плечо, скорее всего наугад, не целясь, послал он несколько пуль в лейтенанта. Тем не менее Соловьев приотстал и вынужден был бежать зигзагами.
До спасительного леса оставалось совсем недалеко, когда Капелюх увидел бегущих ему наперерез мужчин в длинных плащ-накидках. Он попробовал поймать их на мушку, но милиционеры оказались проворнее. Резкий толчок в бедро опрокинул его навзничь, и на какой-то миг он потерял парабеллум. А когда схватил его, преследователи были уже рядом. Капелюх четко услышал команду: «Не стрелять! Брать живым!» Он только и успел повернуть ствол пистолета к себе и нажать на спусковой крючок.
— Эх, шляпы! — запыхавшись, с горечью обругал Соловьев себя с милиционерами.
Но те поняли нелестный отзыв незнакомца по-своему.
