жизнь» было записано в Конституции. Обеспечение этого права считалось обязанностью общества по отношению к уже существующим гражданам и, конечно, ставилось куда выше, чем гипотетическое «право появиться на свет».
Идеальное демократическое общество в Глобалии достигло высокой степени зрелости и основывалось на максимальной продолжительности жизни. Все ресурсы употреблялись на то, чтобы обеспечить людям с большим будущим здоровье и активное долголетие, причем будущее это неуклонно удлинялось. Всячески препятствуя беспорядочному, бесконтрольному размножению, Министерство социальной гармонии видело свою задачу в том, чтобы завершить великую демографическую революцию и достичь конечной цели, которая формулировалась как «нулевая смертность и нулевая рождаемость». Благодаря этой политике молодежь в Глобалии была очень немногочисленна и давно перестала быть господствующим классом и социальным эталоном. Конечно, от этого все только выиграли: ушли в прошлое нестабильность насилие, к которой тяготели слишком юные цивилизации. Таким образом, Социальная гармония в определенном смысле способствовала и Социальной безопасности. Государственные дотации на образование, в былые времена несправедливо предназначавшиеся одной только молодежи, отныне распределялись между всеми возрастами, и с куда большей пользой, ведь учиться теперь шли люди с большим жизненным опытом. Что же касается молодежи, то она играла вспомогательную роль, медленно и послушно созревая, чтобы в свое время удостоиться большого будущего, которое отныне гарантировалось каждому. Пополнялась эта вспомогательная сила минимально, ровно настолько, насколько требовалось для поддержания демографической стабильности в Глобалии, учитывая, что, по рекомендациям экологов, численность населения должна была постепенно снижаться.
Итак, Маргарита со спокойной душой отправилась в Министерство социальной гармонии, чтобы заявить о своей беременности, точнее, избавиться от нее, что было почти одно и то же.
Она была несказанно удивлена, когда ее встретили четыре человека: два психолога, социальный работник и советник по гармонии. Шел декабрь месяц. После долгих настораживающих приготовлений Маргарите объяснили, что год в демографическом отношении выдался неудачный. К всеобщему прискорбию, слишком много граждан скончалось, и, судя по всему, эта тенденция за последние три года только усилилась. До Министерства социальной гармонии дошли тревожные сигналы. Ситуация требовала разумного вмешательства: за несколько недель нужно было обеспечить необходимый прирост населения. Вот почему до начала следующего года ни одна беременность не могла быть прервана. Маргарита возмущалась, кричала, плакала, грозила подать жалобу в Верховный суд по правам и свободам. Но ей коварно напомнили, что в начале беседы она, как всегда делалось в таких случаях, подписала бумагу об освобождении от ответственности. Восьмой параграф этого документа гласил, что нижеподписавшаяся «заранее согласна с решением, которое вынесет Министерство социальной гармонии, и свободно отказывается от какого бы то ни было судебного преследования». Маргарита была уверена, что это всего лишь пустая формальность, предваряющая разрешение на аборт, а потому пришла в отчаяние, когда поняла, что ее попросту заманили в ловушку.
Она вернулась домой с ребенком в чреве и с камнем на сердце. За ней был установлен психологический надзор, инспектора Социальной гармонии день и ночь не спускали с нее глаз, так что бросаться с моста Маргарита передумала. Ее бы все равно выловили, и дело кончилось бы простым насморком. Так Кейт появилась на свет. Между тем ее отец нашел себе работу в Иркутске, где уже через полгода меланхолия и алкоголь свели его в могилу.
Маргарита смирилась. К ее огромному удивлению, ей даже понравилось заботиться о младенце, пеленать и укачивать. Поскольку она решила рожать в Фениксе, где давно уже не было родильных домов, ей отвели палату в самом приятном отделении: в онкологии. Все пациенты, полностью излечившись, очень скоро отправлялись домой. Мучаясь от депрессии в ожидании родов, Маргарита плакала, говоря себе, что ее одну выпишут, так и не вылечив до конца. Но персонал больницы показал себя с самой лучшей стороны, и в конце концов у нее остались хорошие воспоминания о том времени. Все стало гораздо хуже, когда Кейт начала ходить.
На несколько часов в день Маргарите в помощь присылали социального работника. Как правило, это были женщины старше нее самой, никогда в жизни не имевшие дела с детьми. По возвращении она часто заставала их в слезах. Она почти забросила свои увлечения, утратила физическую форму.
К тому же ей теперь нередко приходилось краснеть. Во всем квартале только у нее был ребенок, так что она чувствовала себя белой вороной. Хорошо еще, что все соседи знали, что она тут, вообще говоря, была ни при чем. А вот в поезде, в самолете, когда девочка принималась кричать или бегать, Маргарита должна была безропотно сносить раздраженные, а то и возмущенные взгляды остальных пассажиров, извиняться, прятаться, убегать. И ведь в глубине души она их прекрасно понимала. Сколько раз ей приходилось всю поездку простаивать в неудобном коридоре, готовясь в любую минуту заткнуть дочери рот!
К счастью, Кейт оказалась милым и спокойным ребенком. От отца она унаследовала тонкие черты лица и длинные пальцы, и Маргарита считала ее красивой, несмотря на множество родинок, рассыпанных по всей коже. Но девочка тиранила мать, как любой ребенок, и та все время чувствовала себя жертвой.
Дело кончилось тем, что Маргарита отправилась изливать душу психологам из Министерства социальной гармонии, и ей, естественно, предложили отправить Кейт в школу-интернат. Она согласилась. Так в пять лет девочка отправилась в Анкоридж, на Аляску, в единственное подобное заведение во всей Северной Америке.
Но несчастья на этом не кончились. Стоило дочери уехать, как Маргарита начала отчаянно тосковать. Ее больше не радовало ни отсутствие Кейт — жизнь без нее казалась пустой, — ни ее присутствие — девочка всегда приезжала ненадолго и только растравляла душу. В двадцать лет переехав обратно к матери, Кейт с удивлением выслушивала каждый вечер, что сломала ей жизнь, хотя они почти никогда не виделись...
Как только Кейт вернулась, неприятности снова посыпались градом. О бытовых неудобствах не стоит и говорить. Жилье стоило очень дорого, так что им вдвоем приходилось ютиться на двадцати двух квадратных метрах, хоть и в хорошем районе, но на двадцати двух, не больше и не меньше. От многочисленных Маргаритиных увлечений в доме остались горы разного скарба. Одно время она увлекалась парикмахерским делом, и специализированные журналы умело убедили ее, что она сильно сэкономит, если купит якобы профессиональный фен. Скелет этого аппарата, который давно не работал, потому что сгорела какая-то электронная деталь (вот только какая?), с угрожающим видом возвышался в углу, а над ним нависало некое подобие каски. Ракетки для игры в сквош, бадминтон, теннис, пинг-понг и даже баскская чистера из ивовых прутьев свидетельствовали о привязанности Маргариты к этим видам спорта. Увы, подобное нагромождение косвенно подтверждало очевидный факт, который хозяйка, правда, долго не хотела признавать: у нее не было ни малейших способностей к каким бы то ни было играм, где требовалось попасть по мячу. О Маргаритиной принадлежности к сектам самого разного толка напоминали разбросанные по всей комнате фрагменты таинственных одежд и предметов: ризы со странными, а то и шокирующими письменами, кулоны в виде циркулей, дерзновенно разведенных иод прямым углом, амулеты, где свастики соседствовали со звездами Давида. В углу пылился гипсовый буддистский храмик, причем последние подношения, оставленные там явно не вчера, давно успели сгнить на полу.
Несмотря на кажущийся беспорядок, Маргарите нравилось жить в окружении всех этих вещей, ведь они напоминали ей о стольких желаниях, оставшихся в прошлом. Как однажды мудро заметил психолог из Министерства социальной гармонии, они умерли, но это значило, что когда-то они были живыми. Все они отражали разные ипостаси Маргаритиной личности, богатство и непреходящую ценность ее внутреннего мира. Научиться любить самого себя — какую еще цель могло поставить перед своими членами идеальное свободное общество, подобное Глобалии? К этому же в конечном счете призывал и уже упомянутый психолог из министерства, в которого Маргарита, конечно, не преминула влюбиться. К несчастью, его вскоре перевели на Карибы, и их отношения не выдержали испытания расстоянием. Но Маргарита навсегда запомнила его слова о том, что любить себя означает полностью принимать себя таким, какой ты есть, а значит, и таким, каким ты был в прошлом.
Следуя этому завету, Маргарита храбро согласилась, чтобы Кейт покинула интернат и поселилась у нее. Она даже с нетерпением ждала приезда дочери. Но, увы, как только та появилась на пороге, стало ясно, что ужиться им будет нелегко. Во-первых, хотя у Кейт почти не было своих вещей — все умещалось в
