шли отметные шагом солдатским то путиловцы, то москвичи. И дивился народ, раскрывая удивленные тысячи глаз: — Где ж Индустрия тут мировая, та, что из дому требует нас!.. А вокруг — только степь на полмира, тусклым камнем рыжеет гора, да навстречу идут бригадиры, комитетчики да повара. У костров, до утра негасимых, под сияньем Полярной звезды здесь во фрунт становилась Россия, все народы скликая в ряды. И отсель до морей ледовитых отдавалося в каждой груди: — Землекопы есть?.. — Мы!.. — Выходите!.. — Есть партийные?.. — Есть!.. — Выходи!.. 2 Я партийным по юности не был и в ударники шибко не лез, и ржаного пайкового хлеба мне хватало на ужин в обрез. Жил я вроде без лени и страха, может, слаб на большие дела, и своя, пусть худая, рубаха ближе к телу всегда мне была. Но скажу безо всякой оглядки, договор отработав сполна: здешних мест голоса и порядки переполнили сердце до дна то ли ширью своей многолюдной, всем открытой на страдный постой, то ли близкою, завтрашней, чудной, несказанной пока красотой. И какую разгадку найти ей, если дивную, грозную ту кто — индУстрией, кто — индустрИей, кто — гигантом зовет красоту. Был мне люб ее образ и страшен: весь в громах, в озаренном дыму, свыше сказочных замков и башен, недоступных уму моему. И еще — будто крепость, могучей, аж до неба, с железной трубой, той, что станет щитом или тучей над моей деревенской судьбой. ...Будто выдало время задаток, чтоб ценой отработанных сил жил и я под брезентом палаток, под подушкой портянки сушил. По гудкам поднимался до свету, шел под бурями, щеки знобя, кроме города, коего нету, никаких городов не любя. Да чтоб ждал я по собственной воле, по денечкам считая года, как заветного дня своей доли, как великого часа, когда встанет наземь в железной оправе чудо-юдо — мудреный завод и в деревню меня не отправит, а в ученье к себе позовет. Вот и ждал я, да сбился со счета, сколько дней отстоял я в строю, сколько гербовых грамот почета заработал на душу свою. И не счесть ни в кубах и ни в тоннах, не упомнить, какое число лесу, камня, земли да бетона через руки мои перешло, сколько жару да хмельного пота, силы сердца, да мозга, да рук забрала и дала мне работа — высший курс постройковых наук. 3 Стал я чуточку старше и крепче, и не раз довелось замечать, кто-нибудь да и спросит при встрече: «А по батюшке как величать?..» А однажды сошлись на ночевку все соседи мои за чайком. Вдруг заходит охранник с винтовкой и велит мне немедля в партком. Время позднее, стужа снаружи, на меня все глазеют молчком: дескать, что ж, подпояшься потуже,
