океанолога? Согласитесь, это смешно.
— Я понимаю, понимаю, все так… Но вот… вы говорили о ситуации, требующей принятия ответственных решений… Что такое происходит?! — Мэлор вдруг опять остервенел. — Что у вас тут происходит, я вас спрашиваю! Мне плевать на хитрые доводы — я хочу знать, куда вы ведете мою Землю! У меня все время такое ощущение, будто я просыпаюсь в совершенно незнакомом месте! Ужасном месте! Где убивают, обманывают, насилуют!.. — он задохнулся. — Что-то чудовищное творится — а я как дурачок! Это моя планета! Мое человечество!
— Это так, — сказал Ринальдо. — Но учтите еще вот что. Действительно, хватит теории. Вернемся к практике. Если вы узнаете что-либо сверх того, что я уже наболтал, я вообще не смогу выпустить вас отсюда, любезный Мэлор Юрьевич. Вы отдаете себе в этом отчет? Право накладывает обязанность, и поскольку вы, молодой и горячий человек, скорее всего, не осознаете своей новой обязанности, мне придется позаботиться о том, чтобы вы оказались не в состоянии ее не выполнить. В лучшем случае я буду вынужден отправить вас на Терру вне очереди, первым же рейсом. Поэтому сейчас вы встретитесь с товарищем Акимушкиным. А: согласуете с ним график стартов на Терру, так, чтобы они имели гарантирующий безопасность кораблей временной интервал с вашими экспериментами на Ганимеде. Бэ: вы затребуете от него все, что нужно вам для работы. Связь должна быть создана в кратчайшие сроки. Если я правильно понял, это дело дней. Давайте закончим за неделю. Я задержу на неделю старты, за это время мы сосредоточим головной запас техники, а вы создадите аппаратуру для связи, с тем чтобы первый корабль уже имел ее. Начнем все сначала, завершив этот эпизод с наименьшими человеческими и временными потерями. — Ринальдо перевел дух. Он устал от такой длинной речи. Речи всегда говорил Чанаргван. — И я по-человечески прошу вас. поменьше и пореже вспоминайте о нашем разговоре. Верьте: ваша задача — делать как можно лучше то дело, которому вас учили, которое вы умеете. Так вы сможете максимально выполнить свой долг перед человечеством, и только так, прошу вас заметить, любезный Мэлор Юрьевич. Только так.
Мэлор слушал. Но последняя фраза Ринальдо оказалась последней каплей.
— Мне — вам верить? — заорал он. Ринальдо сморщился. — Вы тут битый час мне объясняете, как это необходимо для всеобщей пользы — всех обманывать. И после этого я буду вам верить? А ну, говорите!
Открывалась бездна, и он не мог не спрыгнуть в нее. Он был ученый. Он был землянин.
Ринальдо помассировал виски.
— Язык мой — враг мой, — пробормотал он. — Чжу-эр!
Секретарь возник на пороге мгновенно — с комбинатором наизготовку в одной руке и диктотайпом в другой.
— Проводите Мэлора Юрьевича, голубчик, — грустно произнес Ринальдо. — Я что-то притомился.
Комбинатор и диктотайп исчезли из здоровенных лап с ирреальной быстротой непонятно куда, и только карманы брюк, глянцевито отблескивающих и кожано шуршащих, стали чуть оттопыриваться. Мэлор медленно встал.
— Вы должны понимать, — проникновенно сказал Чжу-эр. — Председатель болен, разве вы не видите, как он побледнел?
— Не вижу! — с вызовом сказал Мэлор и отступил за кресло.
— Мне очень жаль, — ответил Чжу-эр и вдруг непостижимым образом распластался в воздухе, вытянулся в мгновенном прыжке на все пять метров сразу, и Мэлор вдруг понял, что стоит, скрюченный в три погибели, с небольно, но очень неудобно заломленными за спину руками. Чжу-эр попросил:
— Не надо делать резких движений, пожалуйста…
— Осторожнее, голубчик, — жалостливо произнес Ринальдо из кресла.
В таком положении Мэлор мог разве что лягаться. Но лягаться ему и в голову не пришло. Это опять было настолько дико — на него напали, ему причиняют физическое неудобство, причиняют сознательно!.. Да не может быть! Это сон… это я фильм смотрю, полисенсор, про историю, про средние века!.. Проснусь, и будет Бекки рядом, ласковая, моя, и ребята, и работа… только идею бы не забыть, как проснусь, сразу записать надо… Ну, надо просыпаться!.. Что же это?.. Куда? Вот и дверь, когда мы успели?..
Он попытался вырваться, но не знакомая его телу боль с такой силой взорвалась в плечах, что Мэлор не смог удержаться от крика. Сквозь мгновенно вздыбившийся в ушах гул и рев бунтующей против насилия крови он услышал болезненный голос Ринальдо:
— Да осторожней же!
Боль тупо пульсировала в суставах завернутых рук. Пол качался сантиметрах в сорока от носа, движение к двери прекратилось. Тогда Мэлор рванулся еще раз, и еще, и хотя совершенно четко знал, что это бессмысленно, потому что руки сидели там, за затылком, как литые, это жалкое вздергивание задом доставляло ему какое-то необычайное, невероятное наслаждение, будто оно реализовало некое новое право — право, о котором Мэлор и не подозревал, о котором ни слова не было в Конституции. Боль рвала и терзала его, и он хотел, чтобы она рвала его и терзала, ибо эта была его боль, боль неподчинения, сладкая боль свободы. Он кричал страшные ругательства, перебирая вкупе с ними всех тиранов истории, каких только мог припомнить, от Цинь Ши-хуанди до Пиночета. Ринальдо, хохлясь, забился глубоко в кресло, мышцы его судорожно, соболезнующе дергались в унисон с жалкими потугами корчащегося перед ним человека. Вот так. думал он. Как все глупо. Его же нельзя отпускать.
— Да отпусти же ты его! — не выдержал наконец Ринальдо, и Чжу-эр повиновался мгновенно. Мэлор ткнулся носом в пол, всхрюкнул, тяжело перевернулся на бок, пытаясь достать руки из-за спины. Суставы не хотели вкручиваться на место.
— Помоги, — сказал Ринальдо.
Чжу-эр решительно помог, и исступленный, бессмысленный крик, в котором оставалось уже совсем мало человеческого, вновь забился меж стен кабинета. Ринальдо взглядом указал на кресло, И Чжу-эр, как малого ребенка, подхватил Мэлора на руки и бережно усадил. Мэлор еще раз всхрюкнул и плюнул Чжу-эру в лицо. Чжу-эр выпрямился с озадаченным лицом, искательно покосился на Ринальдо. Ринальдо улыбался, глядя на Мэлора. Чжу-эр вынул из одного из бесчисленных карманов носовой платок и аккуратно утерся. Спрятал платок обратно, застегнув карман на медно, красиво блестящую молнию.
— Идите, голубчик, — сказал Ринальдо мягко. — Спасибо.
— Есть, — ответил Чжу-эр и вышел.
Ринальдо глубоко вздохнул. Хотелось лечь, задремать или не думать по крайней мере, забыть, укрывшись потеплее, грелку к ногам… и вспоминать Чари. А ведь она обещала приехать. Фу, как нехорошо я себя чувствую, опять, того и гляди, в обморок… Какой милый мальчик. Отчего нельзя просто посидеть с ним и побеседовать? Я сам всегда, ну пусть не всегда, пусть только в юности, мечтал быть вот таким, и добиваться правды… А потом понял… Что я понял? Я просто устал и оттого решил, что что-то понял.
Все равно теперь его нельзя отпускать.
— Ну что мне с вами делать? — произнес Ринальдо.
— Расстрелять, — сипло ответил Мэлор, вспоминая исторические фильмы. — Удавить в газкамере. У вас «циклон Б» применяют, или что поновее? — Голос его очень сел от койка, в горле першило. — Гады…
— Ну-ну-ну, — улыбнулся Ринальдо половиной рта. — Не надо. Вы же ученый. Вы же знаете, как иногда хочется строить умозаключения на основе поверхностных аналогий, бросающихся в глаза именно оттого, что они на поверхности. Вы же знаете, что необходимо идти к сути процесса.
— Так я-то что делаю! — попытался закричать Мэлор, но вместо этого пустил петуха и отчаянно, сухо закашлялся.
— Не сердитесь на Чжу-эра, — попросил Ринальдо. — Хотите соку? Он очень хороший секретарь. Это он застрелил Чанаргвана, вот в этом самом кабинете. Мне не удалось уговорить этого кретина застрелиться самому.
Мэлор на несколько секунд перестал дышать, челюсть его отвисла.
— Зачем? — выдохнул он потом.
— Чтобы очистить Совет. Сейчас там не нужны люди, полагающие, будто можно достигнуть нашей цели не теми средствами, которые использую я. А: они не правы и Бэ: они мешают.
— А может… может, вам оттого и кажется, что они не правы, потому что они вам просто мешают?
