Но он сам, видимо, почувствовал ненатуральность своей реакции, потому что вдруг воскликнул:
– А, вспомнил! Вы, значит, так это поняли… Мы говорили о том, принимаете ли вы какое-то участие в судьбах бывших пациентов после лечения. Следите ли, как сложилась их дальнейшая карьера. Странно вы меня поняли, – со значением повторил он.
– Ну, возможно, – я буквально отмахнулся от его занудных поправок. Меня-то оттенки эти мало волновали, у меня земля горела под ногами! – Во всяком случае, взамен он потребовал, чтобы я как раз выяснял, кто из пациентов собирается за, как он выразился, бугор. И им сообщал регулярно. Понимаете?
– Зачем?
Ну, вот и ладушки. Судя по заинтересованности, клиент потек.
– В том-то и дело! Нам, говорит, необходимо это знать в целях борьбы с империализмом. Ну бред просто! У нас, говорит, был свой человек, но скурвился, мы его убрали, а предварительно ещё допросили с пристрастием, попытали слегка… Вы понимаете? Я, мирный предприниматель средней руки…
Представляю, как сейчас веселится в своей «Волге» Бероев. Послушайте, я не узнаю вас в гриме. А, ну как же: Иннокентий Смоктуновский!
– …Такое должен был выслушивать! Уж не знаю, пытали они кого или нет, это не мое дело, но он же меня перепугал, просто перепугал! И он это нарочно! И ему это удалось! Перепугал!
– Что им рассказал тот… кого убрали?
Очко, товарищ Бероев, очко. Уже одним этим вопросом наш пациент себя с головы до ног и ниже… Ничего, понимаете ли, журналиста в моем рассказе не заинтересовало – только то, что выдал на пытке расколотый информатор.
– Да не помню я, чушь всякую! Не в этом же дело!
– А вы постарайтесь, – жестко сказал Жарков. – Мне писать надо будет, значит, понадобится как можно больше вопиющих фактов.
Он меня уже совсем за дурочку взял. Впрочем, в такой панике, в какой находился сейчас мирный предприниматель, средний и потому беззащитный, люди действительно остатки ума теряют.
– Ну, что, мол, он на самом деле осведомитель ФСБ, и что фамилии тех, кто едет за бугор, ему списками время от времени давал его шеф из конторы… Ужас! Он нарочно меня пугал! Все с ухмылочкой, с подробностями с жуткими…
– Экое криминальное чтиво выдумали, – проговорил Жарков и улыбнулся побелевшими губами. А внутри: горю! горю!
– Я в милицию – они меня на смех. Я, извините, на вас сослался, что об этом скоро статья будет, так что все всерьез…
Антивирусу тут как молнией раскололо череп: докторишка меня уже засветил!
И последний штрих.
– А наутро мне повестка! И впрямь из ФСБ, понимаете? Явиться завтра, понимаете, прямо вот завтра… Мне не к кому обратиться. Я же не банкир! Я не нефтью торгую! Напишите об этом, умоляю, это хоть какой- то шанс. Они же меня втянут! Они же меня убьют! Или жену! Или сына! Или налоговиков натравят!
– Какое безобразие, – чуть сипло сказал Жарков и как бы невзначай откашлялся. Горлышко у бедняжки перехватило. – Конечно, у вас одна защита, Антон Антонович – гласность. Я постараюсь. Давайте… а что мы здесь стоим? Я живу рядом, давайте зайдем, и вы мне поподробнее расскажете, под диктофон.
Ну уж дудки. Я ещё не успел как следует продумать мысль, как можно было оказаться таким козлом, а ты уже хочешь меня прекратить. Не согласен.
– Да я все, собственно, рассказал… – я виновато заморгал, поводя плечами и ежась от неловкости. – Я, собственно, в «Вавилон» – вот, за угол, а парковка паршивая… Я там всегда жене подарки покупаю. Срочно мириться надо, а то они с сынишкой и впрямь одни, понимаете?
Вот заодно и свое появление возле его хаты замотивировал.
– Не бывал, – сразу утратив ко мне интерес, сказал Жарков. – Я ведь даже не средней руки предприниматель. Для меня там дороговато.
И опять покрутил по сторонам нехорошим взглядом. Час пик. Не получится. Собственно, для профессионала час пик не помеха, но нужен какой-никакой инвентарь. А откуда вдруг? Кто мог знать, что он понадобится?
Все. Отыграли. Минут пять я ещё погундосил, поумолял, потом расшаркался и рассыпался, он – взаимно, и все обещал. Все и сразу, и в лучшем виде. И пошел, солнцем палимый.
Пока мы играли, совсем свечерело. Рубиновые трассеры бесчисленных габаритов шили и стегали тесные сумерки улиц, полные смутных отблесков шевелящегося железа. Поток трудящихся на слизистых тротуарах поредел. Но все равно не разгуляешься; знай крутись, лавируй. И скользко. Не прогулка – работа.
Теперь мне предстояло напрячься предельно. Вести аспида визуально я не мог; тут и профессионалу лучше было не рисковать, поскольку Жарков был на взводе и полном алерте. Не знаю, как в таких случаях поступают в конторе, когда все делается по теории – наверное, ведут попеременно. Но я был один, и Бероев в машине был один. Мне предстояло водить Жаркова исключительно на слух. Фибрами.
Сейчас Жарков шел до хаты. Ему было близко, но шел он медленно – проверялся, кажется. Здорово я его… В хате он задерживаться не собирался, дождусь.
– Вы его видите? – озабоченно спросил голос Бероева у меня между шапкой и черепом.
– Да, – сказал я одним горлом себе в воротник.
– Врете. Невозможно видеть на таком расстоянии. Я сейчас проехал мимо него, и вы его видеть не можете.
