хвост был длинен;
иногда голубь быстро-быстро чесал перья,
но снова становился недвижен,
и лишь два пера трепетали от ветра,
голубиное тело изредко вздрагивало.
Но потом он поднялся и заходил
туда-сюда по подоконнику,
дергая головой,
и Гнедич почувствовал,
что они совсем разные
и никогда не были вместе:
человек с памятью и волей
и птица с глазами-точками,
которая ходит взад-вперед
и не может решиться, улететь или нет.
А когда она улетит – что я почувствую?
Буду ли я одинок – ибо мы были вместе
(может быть), а теперь птица ходит
и вот-вот улетит.
Или я почувствую облегчение,
оттого что могу отойти от окна
и взяться за перевод,
ведь все это время,
пока я смотрел на голубя из-за стекла,
мысль возвращалась: надо работать.
Голубь продолжал ходить, дергая клювом,
а потом вдруг раз – и взлетел,
с утробным курлыканьем
пропал в небе.
Гнедич обрадовался необычайно,
как будто сам был этим голубем,
и сам курлыкнул,
и сам взлетел,
и пропал.
А кто этот господин,
который стоит у окна
и жадно смотрит на улицу?
Это я сам, я забыл себя,
теперь возвращаюсь.
Зефир и Борей,
западный ветер и северный,
дуют из Фракии,
налетают на море, полное рыбы,
волны
выбрасывают водоросли
на побелевший песок.
Переводчик,
тебя обдувают западный ветер и северный,
твои мысли только что были во Фракии,
а теперь тебя,
как богиню на раковине,
волны выносят на берег бумажного моря,
и никто не видит тебя.
Нестор-лошадник украдкой
подмигивает Одиссею и шепчет:
ты убедишь Ахилла вернуться на поле боя,
ты ведь умнее других.
Они бредут по берегу моря,
ты идешь за ними,
оставляя отпечатки невидимых ног
на сыром песке.
Ты хотел бы помедлить,
войти по колена в море,
но никак нельзя их упустить из виду.
Смотри: Ахилл играет на лире;
он разрушил город, убил всех обитателей,
а себе оттуда взял только лиру,
и теперь пальцами,
которые держали копье,
перебирает струны
и поет о славе героев —
о славе одноглазого малоросса,
который мерзнет в столице,
чихает на службе от книжной пыли,
а воротившишь домой,
макает перо в чернильницу,
как копье в тело врага,
и обагряет бумагу словами.
Ахилл видит гостей и перестает играть.
Он зовет их к себе, и служанки
ставят котел на огонь и режут барана,
а потом все едят
неторопливо, радостно —
помещики друг к другу
так ездят на обед, и так же долго
и сладостно едят – но после дремлют
в глубоких креслах под жужжанье мух...
«Богатства Трои, храмы Аполлона,
сокровица ахейцев и троянцев,
все это – пепел по сравненью с жизнью,
все можно приобресть, но душу, если
она, как дым, от тела отлетела,
ты не поймаешь.
Мать мне говорила:
пади за Трою – будешь вечно славен,
вернись домой – и будешь долго мирно
бесславно жить».
(И Гнедич вспоминает
что позже не Ахилл, а тень Ахилла,
