постоянных угроз — внешней агрессии и захвата власти оппозицией. Что изменилось в историческом отрезке от слов Бухарина, сказанных Каменеву — «Ягода с нами», до показаний Енукидзе и Петерсона об участии Тухачевского и других военачальников в заговоре? Мало что изменилось, как ни странно. Действительно, любой часовой-чекист в Кремле мог одним выстрелом оборвать многотрудную жизнь нашего героя. И он знал об этом.
К 1937 году экономическое развитие страны уже позволяло правящей элите задуматься о смене лидера. Сжатая за десятилетие пружина могла сорваться.
Поэтому, начав после убийства Кирова вычищать партийное руководство, Сталин рано или поздно должен был столкнуться с военно-политическим кланом.
Вслед за кланом «полусвятых революционеров» (Троцкий, Зиновьев, Каменев и др.) он уже нейтрализовал кланы Орджоникидзе и Ягоды. По этой логике Тухачевский, Якир, Уборевич и другие командармы, комкоры и комдивы, которые считали себя несокрушимой силой, неизбежно должны были либо перестать быть такой силой, либо доказать Кремлю свое превосходство. К несчастью военных, их претензии выливались в оппозицию наркому обороны, которого они хотели сместить, и выражались в обсуждениях текущей политической ситуации. Генералы касались и вопроса выступления против Сталина, но все, как один, робко останавливались. Только Фельдман, старый друг Тухачевского, начальник штаба Ленинградского военного округа в то время, когда маршал был там командующим, и ныне — начальник Управления командного состава НКО, пытался раскрыть глаза своим старшим по должности товарищам на приближение рокового часа.
С 27 декабря 1936 года до начала апреля 1937 года, то есть свыше трех месяцев, Тухачевский по решению Политбюро находился в отпуске, что можно считать полуотставкой. Сталин не скрывал от него своих подозрений, сказав 31 декабря 1936 года на заседании Политбюро о наличии компрометирующих маршала материалов.
Тридцатого января 1937 года арестовываются адъютант Тухачевского Яков Смутный и еще 200 командиров («троцкистов»).
Затем последовали аресты ряда военачальников, Енукидзе, Ягоды и других чекистов.
Двадцатого апреля отменяется ранее санкционированный Сталиным визит Тухачевского в Лондон на коронацию Георга VI, то есть маршал становится невыездным.
С 22 апреля начинаются жесткие допросы руководителей НКВД по «делу Тухачевского».
Второго мая арестован только что назначенный командующим Уральским округом, бывший заместитель командующего MВО Б. С. Горбачев, на которого дали показания Ягода и другие чекисты.
Арестованный 5 мая 1937 года бывший комбриг Е. Медведев, один из основных подозреваемых по «Кремлевскому делу», уволенный из армии еще в 1934 году (последняя должность — начальник ПВО РККА), по приказу Ежова подвергался избиениям и дал показания о существовании военного заговора, организатором которого был Фельдман.
Восьмого мая был арестован А. Корк.
Десятого мая от Медведева получены показания, что руководителем заговора является не Корк, а Тухачевский и в руководство входят Якир, Корк, Примаков, Путна и другие.
В итоге дерзких и рискованных действий, которые в случае неудачи стоили бы головы, Ежов сумел развернуть «Кремлевское дело» в «Военный заговор», превратившийся в страшную реальность.
Пятнадцатого мая арестован Б. Фельдман. От него получены основные показания против Тухачевского.
Психологический фон расследования реконструировал современный историк: «Точно известно, что 8 мая он (то есть Якир) был на приеме у И. Сталина и принимал участие в обсуждении вопроса об отставке М. Тухачевского с должности первого замнаркома… Он не продемонстрировал решительную поддержку И. Сталину, но и не отстаивал интересы М. Тухачевского. И. Сталин понял, что в случае какой-либо формы сопротивления со стороны М. Тухачевского (что не исключалось) И. Якир не окажет ему поддержку. Однако И. Сталин понял и другое — И. Якир не является безусловно преданным ему человеком. Он ненадежен, и если бы М. Тухачевскому „улыбнулось“ счастье, И. Якир оказался бы на стороне маршала, „предав“ его, И. Сталина. Поэтому 8 мая 1937 года было решено добиваться от Е. Медведева „показаний“ не только против М. Тухачевского, а также и против И. Якира, что не входило в первоначальный план И. Сталина и Н. Ежова»315.
Во многих исследованиях говорится, что Сталин не знал о мучениях арестованных. Так ли это?
До декабря 1934 года ЦК пресекал применение «незаконных методов следствия», но после убийства Кирова и особенно с началом следствия по «заговору военных» Сталин уже подругому относился к своим врагам.
Самый убедительный документ, доказывающий радикальные перемены, стал известен недавно.
«Шифртелеграмма. Секретарям обкомов, крайкомов, ЦК нацкомпартии, наркомам внутренних дел, начальникам УНКВД.
ЦК ВКП стало известно, что секретари обкомов — крайкомов, проверяя работников УНКВД, ставят им в вину применение физического воздействия к арестованным как нечто преступное. ЦК ВКП разъясняет, что применение физического воздействия в практике НКВД было допущено с 1937 года с разрешения ЦК ВКП. При этом было указано, что физическое воздействие допускается как исключение и притом в отношении лишь таких явных врагов народа, которые, используя гуманный метод допроса, нагло отказываются выдать заговорщиков, месяцами не дают показаний, стараются затормозить разоблачение оставшихся на воле заговорщиков, — следовательно, продолжают борьбу с советской властью также и в тюрьме. Опыт показал, такая установка дала свои результаты, намного ускорив дело разоблачения врагов народа. Правда, впоследствии на практике метод физического воздействия был загажен мерзавцами Заковским, Литвиным, Успенским и другими, ибо они превратили его из исключения в правило и стали применять его к случайно арестованным честным людям, за что они понесли должную кару. Но этим нисколько не опорочивается сам метод, поскольку он правильно применяется на практике. Известно, что все буржуазные разведки применяют физическое воздействие в отношении представителей социалистического пролетариата, и притом применяют его в самых безобразных формах. Спрашивается, почему социалистическая разведка должна быть более гуманной в отношении заядлых агентов буржуазии, заклятых врагов рабочего класса и колхозников. ЦК ВКП считает, что метод физического воздействия должен обязательно применяться и впредь, в виде исключения, в отношении явных и неразоружающихся врагов народа как совершенно правильный и целесообразный метод. ЦК ВКП требует от секретарей обкомов, крайкомов, ЦК нацкомпартии, чтобы они при проверке работников НКВД руководствовались настоящим разъяснением. Секретарь ЦК ВКП (б) И. Сталин»316.
Телеграмма датирована 10 января 1939 года. «Физическое воздействие» без стеснений стало применяться с апреля 1937 года. В архивах сохранились собственноручные записки Сталина, например от 13 сентября 1937 года: «Избить Уншлихта за то, что не выдал агентов Польши по областям (Оренбург, Новосибирск и т. п.)»317.
Безусловно, после разоблачения «заговора» Сталин был потрясен и стал терять контроль над собой. В нем, надо полагать, всколыхнулась память о кавказских междоусобных войнах, полных жестокости и коварства.
Но был ли заговор?
Сталин считал: был. И это означает, что в той политической реальности заговор для него действительно имел место. Психология репрессий, судя по их охвату и силе удара по армейскому руководству, свидетельствовала о повторении шока 1 декабря 1934 года (то есть после убийства Кирова).
После ареста Тухачевского Ежов становился ведущей фигурой в сталинской группе, грозным фаворитом, который в любой момент мог предъявить счет любому из окружения Сталина, а при определенных раскладах — и самому вождю.
Запущенный Ежовым механизм захвата в следственные тиски всего окружения подозреваемого человека и выбивания нужных показаний был подобен лесному пожару, расширяющемуся во все стороны.
В записках чекиста Михаила Швейцера318, чудом выскользнувшего из зубцов этого
