своим. Он не боялся пройти по горло в ледяной воде к лодке, отрезанной половодьем, любил петь песни, танцевать, угощал детей конфетами — вот каким был будущий тоталитарный правитель, властитель полумира. Тем не менее мы не беремся угадать, что творилось у него в душе, когда пройдя через хлев и угнездившись в своей холодной конурке, он при свете керосинки читал какую-нибудь марксистскую книжку или статью. Ведь еще совсем недавно он по-настоящему вершил судьбы партии и страны, поднимая рабочих на выборы, контролировал финансы партии и ее главную газету — и вот теперь заброшен в безнадежную тьму, где ему суждено либо погибнуть, либо дожить до окончания срока и выйти на свободу невероятно отставшим от убежавшего вперед времени.
Огромная река, северное сияние, непроходимая тайга — кто скажет, что это не навсегда?
Эти события, происходившие в крошечной точке географического пространства, были страшно далеки от мировых столиц, где политические элиты все острее чувствовали приближение общемирового кризиса. Из этого кризиса произойдет мировая война, рухнут империи, родятся новые государства и выйдут на арену истории народные массы.
Глава шестая
После объединения Германии, которое произошло благодаря полной поддержке России, эта страна бурно развивалась, демонстрируя невиданные темпы роста промышленности, науки, сельского хозяйства и культуры. Одержав в XIX веке победы над всеми своими континентальными соперниками, страна стала мировой державой. Канцлер Бисмарк, служивший в молодости прусским послом в Петербурге, в конце жизненного пути сформировал кайзеру Вильгельму II свою главную внешнеполитическую задачу — предотвращение союза России и Англии.
Наследники Бисмарка перестали видеть выгоды сотрудничества с Россией, отказались от предложений Англии о мирном разрешении противоречий и повернули политику в балканском и турецком направлении, где вступили в противоречие с русскими и английскими интересами.
В Лондоне, чья политика на протяжении всего XIX века противостояла продвижению России в Азии, Персии и на Балканах, приняли решение переориентироваться на союз с Россией для создания на континенте противовеса Германии. Английская дипломатия предпочла временно забыть о «нависающей как ледник» над Британской Индией угрозе, исходящей от Северной империи, о постоянном стремлении России контролировать Босфор и Дарданеллы и даже пообещала положительно рассмотреть вопрос о проливах.
Переговоры начались в 1906 году и касались Тибета, Афганистана и Персии.
Героическое продвижение русских и англичан в этих районах не раз ставило эти государства на грань войны. Все русские планы похода на Индию опирались на обязательное условие занятия Афганистана. Русское продвижение, строительство железных дорог и витгевский план постройки нефтепровода к Персидскому заливу наталкивались на британские интересы в этом районе.
Но на сей раз надо было чем-то жертвовать. 18 (31) августа 1907 года англо-русская декларация была подписана. К лету 1908 года образовался новый союз: Россия — Франция — Англия, в который Россия вошла весьма неохотно, так как стремилась занимать в Европе положение «над схваткой». Но напомним об огромном французском займе.
И еще одно изменение было связано с новым союзом: общественное мнение России восприняло сближение с парламентской Англией и отдаление от «консервативного Берлина» как провозвестник близких политических уступок царской администрации.
Впрочем, идти на обострение с Берлином у России не было желания. Именно Германия, ее технологии и кадры занимали в российской экономике ведущее место.
Витте и Столыпин придерживались стратегии на мирное развитие, выступали против участия России в коалиционных противостояниях, считая, что привязывание к одному из блоков отдает страну в политическую зависимость от неподвластных ей сил.
Концентрированное выражение этой позиции было представлено П. Н. Дурново в записке, поданной им в феврале 1914 года Николаю II. Предсказания Дурново оказались удивительно точными: «Вся тяжесть войны выпадет на нашу долю. Роль тарана, пробивающего толщу немецкой обороны, достанется нам… Война эта чревата для нас огромными трудностями и не может оказаться триумфальным шествием в Берлин. Неизбежны и военные неудачи — будем надеяться частичные, — неизбежными окажутся те или иные недочеты в нашем снабжении… При исключительной нервности нашего общества этим обстоятельствам будет придано преувеличенное значение… Начнется с того, что все неудачи будут приписываться правительству. В законодательных учреждениях начнется яростная кампания против него… В стране начнутся революционные выступления… Армия, лишившаяся наиболее надежного кадрового состава, охваченная в большей части стихийно общим крестьянским стремлением к земле, окажется слишком деморализованной, чтобы послужить оплотом законности и порядка. Законодательные учреждения и лишенные авторитета в глазах населения оппозиционно-интеллигентские партии будут не в силах сдержать расходившиеся народные волны, ими же поднятые, и Россия будет ввергнута в беспросветную анархию, исход которой не поддается даже предвидению»37.
Добавим к анализу Дурново еще один фактор, который сохраняет свою важность и в XXI веке. Летом 1911 года Уинстон Черчилль возглавил английское адмиралтейство и принял решение, имевшее далеко идущие последствия. Он воспринял вызов Германии всерьез и пообещал употребить все возможности для подготовки к неотвратимой войне. Одной из проблем этой подготовки был перевод английского флота на нефтяное топливо взамен угля.
Но уголь был рядом, в Уэльсе, а нефть — на Ближнем Востоке, в Персии. За выбор более технологичного решения пришлось платить стратегическим риском, так как угроза утратить контроль за нефтяными месторождениями становилась вполне реальной: Германия наращивала морскую мощь.
Тем не менее англичане не побоялись. Перевод корабельных котлов на мазут давал увеличение скорости линкоров на целых четыре узла, что во время боя становилось решающим фактором. Наступала новая технологическая цивилизация, эпоха углеводородов и борьбы за энергетическую безопасность и мировые ресурсы.
Объясняя свое решение, Черчилль сказал: «Господство — вот цена этого предприятия»38.
После решения Черчилля война делается неизбежной. С каждым шагом Германии в Средиземноморье, на Балканах и Ближнем Востоке в Лондоне напрягались все больше.
Германское решение строить железную дорогу в Персию, в сердце английской военной энергетики, подводило противостояние Великобритании и Германии к роковому рубежу, а выход немцев в Средиземное море (через Сербию) вскоре поставил вопрос о контроле над морскими подступами к Ближнему Востоку.
Это противостояние, впрочем, меньше задевало интересы России.
Добавим, что интересы французских Ротшильдов в России лоббировала кадетская партия.
Но существовали и иные интересы: «Война Австрии с Россией была бы очень полезной для революции (во всей Восточной Европе) штукой, но маловероятно, чтобы Франц Иосиф и Николаша доставили нам сие удовольствие». Это написал Ленин в письме Горькому (начало 1913 года), предвидя в надвигающейся войне разрушительный революционный стимул. Однако точка зрения военных и ряда промышленников, преимущественно петербуржцев, связанных с военными заказами и французскими банками, показалась Николаю II более аргументированной. Напомним, что после финансовых потрясений 1905 года (Финансовый манифест Петербургского Совета) российскому правительству удалось получить огромный кредит почти в два с половиной миллиарда франков, который оплатил консорциум европейских, на 90 процентов французских, банков. Благодаря этому правительство Франции получило сильное влияние в Петербурге и способствовало втягиванию России в союз против Германии. К тому же французский капитал отстаивал свои интересы и в российском черноморском регионе (Ротшильды — в добыче и продаже нефти, Дрейфусы — в торговле зерном) и воспринимал продвижение Германии к Средиземному морю как огромную опасность.
