— Он уехал с полигона еще до смены позиции.
— Без него, значит, хозяйничаете?
— Зачем же сгущать краски?
— А затем, что я хочу знать, получили вы разрешение на продолжение занятий или нет?
— Но я же командир подразделения, — возразил Жогин уже твердо. — У меня есть, кажется, право на самостоятельные действия.
— Право есть, — согласился Жигарев. — Только не для того, чтобы заниматься сомнительными экспериментами.
— Почему сомнительными? Я уверен в том, что делаю, товарищ полковник.
— А у меня нет уверенности в целесообразности того, что вы делаете. Да и по времени, — он отвернул краешек рукава и показал на часы, — вы должны быть уже в парке.
— Верно, уже должны, — согласился Жогин. — Но мы до темноты успеем, товарищ полковник.
— Никаких «успеем», распорядок есть распорядок. Приказываю закончить все немедленно.
— Есть, закончить, — глухо ответил Жогин.
Ракетчики по его приказанию быстро снялись с позиции, выехали на дорогу и вскоре исчезли за дальними холмами.
Вернувшись на танкодром, Жигарев решил сразу же доложить о случившемся комдиву и стал настаивать на подготовке приказа, в котором майору Жогину должен быть по крайней мере объявлен выговор.
— А вот горячиться не следует, — охладил его Мельников. — При всех обстоятельствах нужно было все-таки дать ракетчикам закончить тренировки, а потом спокойно потолковать с майором, наедине, конечно.
— Может, и по головке его погладить? — обиделся Жигарев. — Вы поощряете все его вольности, товарищ генерал. А полковника Осокина я вообще не понимаю: был и уехал, будто гость какой.
Мельников подумал, что Осокину действительно не следовало бросать ракетчиков в такой ситуации.
— Видите ли, Илья Михайлович, у майора Жогина хорошее намерение. Конечно, от намерения до свершения его замысла слишком большой и тяжкий путь. Да и характер у него уж очень нетерпеливый.
— В том-то и дело, товарищ генерал, — подхватил Жигарев. — Нельзя же так по-партизански: что хочу, то и делаю. Да и время сейчас напряженное. Понимать же человек должен.
— А вот понимания-то разумного, — сухо заметил Мельников, — как раз нам всем и не хватает. Верно, Илья Михайлович, не хватает. Потому и разнобой в действиях получается.
К вышке, натужно гудя моторами, подошли танки, мокрые, по самые башни залепленные красным суглинком. Развевавшийся над вышкой красный флаг медленно опустился, возвестив, что стрельбы закончились.
Над степью ползли и ползли низкие, рыхлые тучи. Дождь то утихал, то снова усиливался. Холмистый горизонт еле-еле угадывался в плотном сером тумане.
2
С танкодрома Мельников приехал в штаб дивизии. Проходя в свой кабинет, приказал дежурному офицеру:
— Полковника Осокина ко мне!
С того дня, когда полковник Осокин прибыл в дивизию, прошло без малого полтора года. Однако прибытие его запомнилось комдиву очень хорошо. Он проводил тогда в Доме офицеров беседу о сражениях на Днепре, рассказывал офицерам о героическом артиллерийском дивизионе, который, переправившись на плотах в расположение войск противника, целые сутки со взводом пехоты удерживал до подхода главных сил крошечный клочок земли у хутора Лесного.
Когда беседа закончилась и слушатели, поднявшись с мест, направились к выходу, к Мельникову подошел незнакомый офицер в полковничьих погонах. Сухопарый, высоченного роста, он с какой-то особенной лихостью приставил к виску длинную тонкую руку и доложил, что направлен в дивизию на должность начальника ракетных войск и артиллерии. Пожав прибывшему руку и ознакомившись с направлением, Мельников спросил, улыбнувшись:
— Так вы к нам прямо с берегов Волги?
— Верно, — ответил полковник. — А если обратиться к прошлому, то можно сказать — с Днепра. С того самого плацдарма, о котором вы только что рассказывали, — не без гордости добавил он.
— Как это? — Мельников непонимающе посмотрел на Осокина. — Вам сколько же лет, извините?
— Сорок два. Но вы не удивляйтесь, я был тогда всего-навсего двенадцатилетним подростком, и мое участие в боевых действиях сводилось к весьма скромной роли: я приносил артиллеристам воду в двух чайниках. Но если учесть, что берег с двух сторон простреливался немецкими пулеметами, то я тоже чувствовал себя полноправным бойцом.
— Интересно, — оживился Мельников. — Я ведь потом с пехотой переправился к Лесному. Но тогда плацдарм уже был расширен. Мы там у вас больше двух десятков только подбитых вражеских танков насчитали. Как дивизион выстоял, уму непостижимо...
Сейчас полковник Осокин вошел в кабинет комдива, как всегда, строго подтянутый, по-деловому сосредоточенный. Мельников спросил его:
— Что там у ракетчиков произошло, Аркадий Петрович? Объясните, пожалуйста.
— Ничего особенного, товарищ генерал, — ответил Осокин. — Занятия прошли неплохо, хотя желаемых результатов в организации самообороны ракетчикам достигнуть пока не удалось.
— А после занятий?
— Разбор я сделал, указал на недостатки. Самого Жогина покритиковал за пассивность в обороне.
— И все?
— Все.
— А разрешение на проведение своих экспериментов майор Жогин спрашивал у вас?
— Каких экспериментов? — удивился было Осокин, но тут же вспомнил: — Ах да! Верно, было такое. Правда, не очень хотелось мне идти ему на уступку. Люди все же устали, да и дождь не переставал. Но вы же знаете, какой энтузиаст этот Жогин, товарищ генерал. И помощники у него такие же...
— Но вы разрешили ему продолжать занятия?
В больших глазах Осокина застыла настороженность.
— Я сказал, чтобы майор сам решил этот вопрос.
— Устранились, значит?
— Зачем же так, товарищ генерал?
— А затем, что начальник штаба отменил этот эксперимент, потому что проводился он без вашего разрешения.
— Напрасно он это сделал.
— Вот теперь доказывайте, что земля вертится! — с гневом сказал комдив. — А главное, люди попусту трудились, столько дорогого времени потеряли на развертывание и свертывание пусковой установки. Представляете, какое теперь у них настроение?
— Но майор Жогин — командир с достаточным опытом, товарищ генерал, и опекать его на каждом шагу просто нет никакого смысла. Больше того, излишней опекой можно задергать человека и погасить в нем творческую инициативу.
Комдив остановил Осокина:
— Не опека нужна, Аркадий Петрович, а конкретное руководство.
— Я понимаю, товарищ генерал.
— А если понимаете, то постарайтесь, чтобы казусов наподобие сегодняшнего больше не было.
Обычно полковник Осокин выслушивал замечания комдива терпеливо, не возражая. Сейчас же, встревоженный неожиданными претензиями, он нервно заметил:
— Надо, чтобы начальник штаба был сдержаннее, товарищ генерал.