протиснулся толстый Беткин и стал делать Красикову какие-то загадочные знаки. Но Люся так внушительно посмотрела на него, что сконфуженный Беткин немедленно убрался из коридора. Красикову Люсина строгость очень понравилась, и он сказал с нескрываемым восхищением:
— А здорово вы его. Прямо как старшина: шагом арш.
— Ему бы еще нос прищемить дверью стоило. Пусть не подглядывает, — смущенно улыбнулась Люся.
— Правильно, — засмеялся Красиков и подумал, что зря он, кажется, опасался за Люсю, что не из таких она девушек, чтобы дать себя в обиду какому-то Беткину. Да и сам Беткин не такой уж храбрый, каким выдавал себя в палате.
— Ну, значит, уходите, Коля? — Люся тихо вздохнула.
— Что вы! Я к вам приду с первой же увольнительной.
— Приходите. Ждать буду.
— Честное слово?
— Коля!..
Он посмотрел ей в глаза. Она была такой красивой сейчас и нежной, какой Красиков не видел ее еще ни разу.
В распахнутую дверь ударило яркое зимнее солнце. У крыльца, будоража снег на деревьях и заборе, вовсю буйствовали воробьи. От их щебета и от солнца вокруг было так уютно и радостно — словно ранней весной, когда всюду еще лежит снег, а земля и деревья уже набухают соками.
32
Возвращение Красикова в батарею совпало с другим событием, которого старший лейтенант Крупенин ожидал с не меньшим волнением. Уже перед вечером его и командира дивизиона внезапно вызвал к себе генерал Забелин. Он только что разговаривал по телефону с командующим и получил от него разрешение провести показное учение по собственному усмотрению.
— Значит, давайте думать, товарищи, — сказал Забелин. — И еще вот что учтите, — прибавил он, подняв указательный палец: — На это учение обещает приехать сам командующий.
«Так это же замечательно», — обрадованно подумал Крупенин.
А Вашенцев смотрел на Забелина с замешательством.
— Я, товарищ генерал, не очень ясно представляю, себе, каким образом подойти к этому делу. Ведь, с одной стороны — это зачетное умение, с другой — показное. Каши не получится?
— Об этом я вас должен спросить, Олег Викторович. Полагаю, какой будет подготовка, такими и учения. Верно?
— Безусловно, — бодро отозвался Вашенцев.
— А сейчас вот что, товарищи, — сказал Забелин. — Сейчас идите к подполковнику Аганесяну и вместе подумайте, как лучше подготовиться к выходу. Самое главное, чтоб молодежь твердо усвоила дисциплину марша. Нужно хорошо отработать посадку на машины. Никакой сутолоки чтобы не было. Каждый курсант должен знать свое место. И конечно — задачу...
В батарею Крупенин вернулся поздно, уже в десятом часу вечера.
В казарме было тихо. Вся батарея сидела в ленинской комнате у телевизора. Только на середине казармы лейтенант Беленький показывал кому-то из курсантов, как нужно крутить «солнце» на турнике. Делал он это с такой завидной ловкостью, что Крупенин, остановившись, долго любовался его искусством. Лишь когда лейтенант спрыгнул с турника и, помахивая руками, отдышался, Крупенин спросил:
— Ну, а как тут Красиков? Где он, кстати?
— А он с капитаном Корзуном в канцелярии. Занимаются. Часа полтора уже сидят.
«О, вот это хорошо, по-товарищески», — обрадованно подумал Крупенин.
Когда он вошел в канцелярию, Красиков действительно сидел за столом и, наморщив выпуклый лоб, решал задачу. А Корзун, взявшись пальцами за подбородок, неторопливо прохаживался, следя за тем, что получается у курсанта.
— Простите за вторжение, — тихо сказал Крупенин и крепко пожал суховатую ладонь капитана.
Тот улыбнулся:
— Да вот помочь решил немного. Отстал все же человек.
— Спасибо, спасибо. Только не много ли занятий для первого вечера, Владимир Семенович?
Корзун посмотрел на часы.
— Верно, пожалуй, хватит. — Он взял у курсанта листок и стал внимательно проверять, водя карандашом по цифрам и формулам.
В канцелярию влетел Иващенко, но, заметив Корзуна и Крупенина, замешкался в дверях.
— Извините, товарищ старший лейтенант. Не бачил я, що тут учеба.
— А что стряслось? — спросил, насторожившись, Крупенин.
— Нема ничего худого, товарищ старший лейтенант. Це хлопцы Красикова на телевизор зовут. Надежда Забелина щось свое играть будет.
— Свое?! — удивился Крупенин. — Вы наверное, не поняли?
— Як же не понял? Все понял, товарищ старший лейтенант. Сама сочинила и сама будет исполнять «Степную фантазию». Хиба ж тут не ясно?
— Вот теперь ясно, — улыбнулся Крупенин. — Сейчас придем, Олесь. Все придем.
Крупенин не видел Надю уже давно, с того самого злополучного вечера, когда он, встретив ее у Дома офицеров, хотел объясниться и не сумел. За это долгое время душевная боль, что не давала ему покоя в первые дни после разрыва, постепенно затихла, улеглась. Но сейчас, увидев Надю на экране телевизора и услышав ее музыку, Крупенин понял: нет; не улеглась и не затихла его прежняя боль, что любит он Надю, как и раньше, а может, даже еще сильнее.
У него в памяти всплыл один небольшой эпизод. На крыши домов, на деревья, на тихие, пожухлые травы падает первый снег. Легкие крупные пушинки качаются в воздухе, будто миниатюрные парашютики. Надя ловит их в ладони и с каким-то невероятным восторгом произносит: «Боря, ты погляди только, что это за белое чудо! И ведь у каждой свои особые узоры. Мне даже кажется, что снег имеет какой-то свой, неповторимый звук, очень тонкий, почти неуловимый, но имеет».
За те немногие минуты, пока звучала по телевизору сочиненная Надей музыка, Крупенин чувствовал себя словно переселенным в другой мир, на другую планету, где нет никого, кроме него и Нади. У Крупенина было одно желание: чтобы минуты эти протянулись как можно дольше, чтобы Надя побыла на экране еще, не уходила. Но прозвучали последние аккорды, и музыкальная передача закончилась.
— Эх, записать бы эту вещицу на магнитофонную ленту! — спохватился сидевший неподалеку от Крупенина курсант. Яхонтов, — Прохлопали, братцы.
— Верно, как же это мы? — пожалел Винокуров.
— Да що вы, хлопцы, горюете? — сказал Иващенко. — Микола Красиков краще магнитофона все зробыть. Верно, Микола?
— Попробую, — согласился Красиков.
Крупенин одобрил:
— Давайте, давайте, Красиков. Может, и в самом деле получится.
Капитану Корзуну Надина музыка понравилась очень, и он сказал об этом Крупенину, как только вышли они из комнаты:
— Вы понимаете, какая штука, Борис Афанасьевич. Природа схвачена здорово. Чувствуешь, что это наше, степное. Молодец Надя, подметила.
— Чудесная музыка, — рассеянно ответил Крупенин.
Корзун внимательно посмотрел на него и озадаченно поджал губы. Уже во дворе училища, в стороне от казармы, Корзун взял спутника под руку и, как бы между прочим, спросил:
— А вы, Борис Афанасьевич, что-то расстроились?
— Нет, ничего, — хотел было уклониться Крупенин. Но Корзун не отступал:
