были.
— Что было, то прошло.
Появившаяся у стола официантка недовольно посмотрела на лейтенанта, на его надвинутую на брови шапку.
— Опять не дали человеку поесть! Ну как это можно?
— Нет, я уже поел, спасибо, — сказал Крупенин.
Он встал и, одеваясь, подумал с досадой, что так ведь хорошо работал Красиков сегодня в парке и так был рад потом, что пойдет, наконец, в городской отпуск. И вдруг... Жаль, что Беленький никак не может объяснить толком, какова же все-таки причина ссоры и кто ее затеял, Красиков или Беткин?
— А я так понимаю, товарищ старший лейтенант, — говорил ему Беленький по пути к казарме. — Если никто из двоих не уступил, значит, виноваты оба. Значит, обоих и наказать нужно по всей строгости и на полную катушку.
— Наказать нетрудно, — сказал Крупенин. — Знать надо, за что наказывать.
Поднимаясь на третий этаж, Крупенин спросил Беленького:
— Где все это произошло, покажите?
— Вот здесь, — сказал Беленький и хлопнул ладонью по стенке на лестничном повороте между вторым и третьим этажами.
— Из курсантов кто-нибудь видел?
— Да, на лестнице кто-то стоял.
— Кто же именно?
— Вот этого я не заметил второпях.
— Жаль. Может, вспомните?
Беленький подозрительно посмотрел на комбата.
— Так я же сам видел, товарищ старший лейтенант. Не верите, что ли?
Крупенин промолчал. Он чувствовал, что вопрос его действительно прозвучал не очень деликатно.
— Знаете что? — сказал он. — Разыщите, пожалуйста, Иващенко и приходите с ним в канцелярию.
— И Красикова позвать? — спросил Беленький.
— Нет, Красикова пока не надо.
— Ну глядите. А то и комсомольское бюро собрать можно. Все члены как раз на месте. Все равно командир дивизиона потребует.
Крупенин посмотрел на Беленького и тяжело вздохнул: «Как они все-таки похожи с Вашенцевым. Надо же так!»
Спустя минут десять, когда Крупенин сидел за своим столом в канцелярии, пришел Беленький с комсоргом Иващенко.
— А я ведь нашел, кто был на лестнице, товарищ старший лейтенант, — доложил он с каким-то внутренним облегчением и бодро кивнул на Иващенко. — Он.
— Так точно, — подтвердил курсант, — но только я начала не бачил, опоздал малость.
— Значит, причины тоже не знаете? — спросил Крупенин.
— Знаю, товарищ старший лейтенант, — сказал Иващенко. — Трохи допытался. — И он, усевшись на предложенный комбатом стул, рассказал обо всем, начиная с первой ссоры, которая произошла между Красиковым и Беткиным еще в госпитале.
— Это что же, сам Красиков признался?
Иващенко отрицательно покачал головой.
— Красиков молчит, товарищ старший лейтенант.
— А где же вы узнали?
— У Беткина.
— О, это интересно, — оживился Крупенин. — А Красиков, значит, молчит.
— Да тут все ясно, товарищ старший лейтенант, — торопливо вмешался Беленький. — Как же Красиков признается, если он первый в драку полез?
— А як же не лезть? — возразил вдруг Иващенко. — Я бы тоже не удержался. Нехай не оскорбляет дивчину.
— Подумаешь, рыцарство, — возмущенно скривил губы Беленький. — Может, и девушка того не стоит.
— Ну, это вопрос другой, — строго сказал Крупенин и снова повернулся к Иващенко. — Так, значит, Беткин признался? А почему же все-таки не признался Красиков?
Иващенко неловко повозился на стуле, посмотрел на сидевшего рядом лейтенанта Беленького и промолчал.
— Ладно, — сказал Крупенин, откинувшись на спинку стула. — Мы сейчас, вот что сделаем: потолкуем с самим Беткиным.
— А удобно ли? — усомнился Беленький. — У Беткина свой командир есть.
— Ничего, удобно, — успокоил его Крупенин. — Идите, товарищ лейтенант, пригласите.
Когда Беленький вышел, Иващенко объяснил комбату, что Красиков не желает открывать причины ссоры вовсе не потому, что первым схватил Беткина за грудки и боится наказания. Он просто не хочет грязнить имя знакомой девушки.
— А я это понял, — сказал Крупенин. — И медсестру эту я знаю очень хорошо. Чудесная девушка, скромная.
Появился Беткин. Красный, сконфуженный, он не знал, на кого смотреть и куда девать свои неловкие, большие руки. Крупенин встал, подошел к курсанту, спросил негромко, но внушительно:
— Что же вы, милый человек, так необдуманно высказались перед Красиковым, а?
— Так получилось, товарищ старший лейтенант, — поеживаясь и виновато моргая, выдавил Беткин. — Не думал я... Пошутил я с ним. А он за грудки сразу.
— Но вы же оскорбили его самого и девушку. Понимаете?
— Понимаю, товарищ старший лейтенант. Только я ведь не по злости и без умысла.
— Это неважно. Это все равно грязно. И мой совет вам такой: Сейчас же, вот здесь, при нас извиниться перед Красиковым.
Беткин встревожился и торопливо, сбивчиво заговорил:
— Зачем же перед Красиковым, товарищ старший лейтенант? Я же перед вами... вон и лейтенант здесь. А Красиков кто? Первокурсник зеленый. Смешно даже, товарищ старший лейтенант.
— Эх, Беткин, Беткин, — грустно покачал головой Крупенин. — От своей совести курсом отгородиться хотите? Не думал я, что вы такой...
Беткин заволновался.
— Ну зачем вы так, товарищ старший лейтенант? Ну...
— Никаких «ну», Беткин, — твердо и решительно сказал Крупенин. — Если вы человек мужественный и честный, то должны извиниться.
Эти последние слова комбата словно проветрили сознание Беткина. Он с усилием выпрямился и сказал:
— Хорошо, товарищ старший лейтенант, извиняюсь.
Когда Крупенин, закончив разговор с Беткиным и Красиковым, вышел из канцелярии, ехать в Дом офицеров на концерт уже не было у него никакого настроения. Да и время было потеряно: концерт начинался в семь, а теперь стрелки часов на тумбочке дневального показывали пять минут девятого.
«Ладно, переживу, — подумал Крупенин и неторопливо направился в ленинскую комнату. Здесь, как всегда перед выходным, было оживленно. В приоткрытую дверь вырывались бойкие голоса курсантов. Среди них выделялся степенный басок Яхонтова.
— Тише, товарищи! — требовал Яхонтов. — Следующий вопрос из истории. Кто знает, когда в России впервые появились боевые ракеты?
— Какие? — переспросил Винокуров. — Пороховые, что ли?
