довольно крупных чиновников, которые кормились на торговых путях одного из первопроходцев челночного бизнеса Владимира Владимировича Вавилова, или, как его тогда называли хорошие знакомые, Вольдемара.
Свернуть дело, выйти из него, унеся свою прибыль, означало перекрыть каналы, по которым текли денежки не только к бандитам, но и к этим самым чиновникам. А чиновники, как Вавилов понял очень быстро, были гораздо более опасны и могущественны, чем вся бритоголовая братва, кружившая стаями возле магазинов Вольдемара.
Вавилов решил идти путем не слишком оригинальным, зато проверенным веками интриг и дипломатических хитростей. Он решил приблизить противника к себе. Не вставая на его сторону, не предавая и не продавая своих интересов, слиться с врагом так, чтобы он не мог нанести удар, не задев себя.
Вавилов перевел свои отношения с чиновниками разного рода, сидящими в самых разных ведомствах, в плоскость какого-то подобия дружбы, что потребовало дополнительных затрат, но Вольдемар знал: в случае удачи эти затраты окупятся стократно. Кроме того, он стал заводить связи среди модных журналистов, его можно было увидеть теперь в редакции «Огонька», на пресс-конференциях видных политиков, на презентациях новых изданий.
После неудавшегося путча, когда Вавилов проявил себя настоящим стражем демократии, занявшись снабжением защитников Белого дома горячей пищей, одеялами, сигаретами и прочим, он стремительно пошел в гору.
Способствовало этому количество друзей, появившихся у Вольдемара в дни путча, да и сам он не был таким уж прожженным циником, искренне переживал за судьбу страны, а искренность понимающим людям видна сразу, и в определенные, критические моменты, она вызывает столь же искреннюю симпатию.
Не закрывая дела, Вавилов направил свои денежные потоки в русло фирмы, занимавшейся экспортом аудио-видеоаппаратуры из-за рубежа, и перепрофилировал свой бизнес, не только сохранив все прежние связи, но и обретя новые.
Шурик был одним из его клиентов. Отношения Вавилова и Рябого из партнерских быстро переросли в приятельские, однако оба бизнесмена всегда держали дистанцию, хорошо помня старое правило: дружба дружбой, а табачок врозь.
— Дело у вас тухлое, господа, — сказал Шурик, поставив рюмку на стол.
— Без тебя знаю, — ответил Вавилов. — Что ты конструктивно можешь предложить?
— Могу спустить его на тормозах.
— И сколько это будет стоить? — спросил Толстиков. — Ты же, надо понимать, не альтруист, Александр Михайлович?
— Нет. Не альтруист.
— Постой. — Вавилов посерьезнел. — Что это за разговор — спустить на тормозах? Это несерьезно, Шурик. Говори, что ты конкретно можешь сделать. История — говно, я согласен. И закрывать ее надо. Как считаешь, Артур?
— Да нет слов, Володя, — сказал Ваганян. — Дело круто завернулось. Этот Буров…
— Крутой мужик?
— Скользкий, гад.
— Насколько я понял, речь идет о притоносодержательстве? — спросил Шурик.
— Ну да.
Ваганян плеснул себе виски и, в отличие от шефа, не разбавляя его водой, быстро выпил.
— Именно так вопрос и стоит. И кобениться тут сложно. Можно вышустрить только на личных контактах с Буровым.
— Так надо ему денег дать, — сказал Вавилов. — Делов-то.
— Нет, Володя. Так просто с ним не получится. Ты давно, видно, с ментами не общался.
— В таком аспекте давно, — согласился Вавилов. — А что у них, ментов, менталитет, прости за каламбур, изменился?
— Изменился. В последнее время изменился очень сильно, — сказал Ваганян. — Теперь с ними так просто не договоришься.
Вавилов поморщился. Артур явно намекал на его турецкую торговую эпопею, когда Вавилов действительно просто покупал всех милиционеров в округе, раздавая им по двадцать, тридцать, пятьдесят долларов еженедельно, и они обеспечивали идеальную «крышу». Конечно, «крыша» эта защищала от банд беспредельщиков, а от серьезных бандитов не спасала, ибо перестроечные менты при появлении крупных авторитетов просто исчезали. Как и не было их.
— Нынче другой расклад, Володя, — продолжал Артур, не заметив, что лицо шефа слегка затуманилось. Ваганян налил себе еще виски. — Сейчас они умудряются совмещать принципиальность и честность со взяточничеством. Избирательно как-то действуют. Смотришь — он принципиальный. Сморгнул только — бац! — а он уже на лапу просит. На самом деле, мне кажется, так все поворачивается, что им стало выгодно дела до конца доводить. Дикий период в России заканчивается. Законы начинают худо-бедно работать…
— Слушай, перестань ты чушь пороть! Нажрался, что ли, уже? — Вавилов грохнул кулаком по столу. — О чем он с тобой говорил, этот Буров?
— Об этом самом и говорил. Вот что Шурик сказал, то и маячит. Притоносодержательство. Причем с очень неприятными результатами. Убийство… Ребята эти, «Летящие»…
— Черт бы их подрал, уродов, — вставил Вавилов.
— Сам понимаешь, — продолжал Артур, — они идут как неработающие. Оперы сняли показания с соседей — те говорят, что парни уже полтора года ширяются каждый день, все время обдолбанные… Не
