приятельский характер, о делах говорили поверхностно, беседы вели необязательные, словно отдыхая от напряженной работы, когда нужно контролировать каждое слово, каждое действие и внимательно следить за собеседником, ища в его ответах подтекст, скрытый смысл или пытаясь поймать на откровенной лжи.
Они пока не были ничем обязаны друг другу, и для каждого из них подобные отношения представлялись большой редкостью. Буров, кажется, получал от этих встреч такое же удовольствие, как и Рябой.
Заведению, в котором состоялась их первая встреча и которое стало местом еженедельных совместных ужинов, более подошло бы название «Пещера» — полуподвальное помещение с узенькими бойницами окон под самым потолком, круглые сутки затянутыми плотными шторками, ни одной деталью интерьера не подтверждало и не объясняло собственное название.
Кстати, в «Горе» частенько собирались московские диггеры, сделавшие заведение чем-то вроде своего клуба. О диггерах ходило много слухов, но толком о них не знал никто, в том числе и дирекция «Горы». Однако благодаря зримому и незримому присутствию диггеров ресторан уже много лет обходился без бандитской «крыши».
«Наезды» на первых порах, конечно, случались, но это было на самой заре перестройки, и права на новую «точку» предъявляли обыкновенные отморозки в широких клетчатых штанах.
Через три дня после первой попытки, когда старшему менеджеру заведения были нанесены легкие побои, двое из клетчатоштанных были найдены в центре Москвы… точнее, под центром, в одном из канализационных стоков.
Оба любителя легкой наживы уже не представляли собой никакой угрозы ни для администрации «Горы», ни для кого бы то ни было на земле русской. Даже худым словом не могли они больше нарушить общественный порядок или смутить души сограждан, ибо глотки их были плотно забиты фекалиями до самых легких.
С остальными представителями «ракетчиков», как по тогдашней раннеперестроечной терминологии именовали молодых и глупых бандитов, скорее всего, были проведены профилактические беседы, либо же они сами решили не лезть на рожон. Так или иначе, но «Гору» оставили в покое. Даже несколько лет спустя, когда на смену грубым «ракетчикам» пришли вежливые бандиты с пистолетами и гранатометами, на заведение никто не предъявил никаких прав. Видимо, диггеры, хозяева подземной Москвы, являли собой достаточно мощную силу, и на тихое местечко, которое они застолбили за собой, никто не решился покушаться.
Буров осмотрелся. Кроме них с Шуриком, в ресторане было всего несколько посетителей, с виду вполне обычных и ничем не примечательных. Двое мужиков в костюмах, заскочивших явно на чашечку кофе, семейная пара — скорее всего, праздношатающиеся туристы, молодой парень с девчонкой, явно выбравшие «Гору» местом свидания и, судя по количеству блюд на их столе, не собиравшиеся засиживаться в полутемном зале ресторана.
— Пить? — переспросил Буров. — Если бы вина хорошего…
— Я тоже, знаете, вина выпью, — кивнул Шурик, закрывая папку с картой вин.
— А за рулем — ничего? — Буров улыбнулся.
— А вам — ничего? — задал встречный вопрос Шурик. — Знаете, как у американцев?
— Как? — Буров продолжал улыбаться.
— Это — моя проблема. А это — твоя проблема. Так что будем каждый решать свою проблему с ГАИ. Если она, конечно, возникнет. Бокал хорошего вина еще никого до беды не доводил.
— Верно, верно… Это вы, Александр Михайлович, совсем по-питерски говорите.
— Ну, конечно. А как же я еще могу говорить?
— Странно, — покачал головой Буров. — Странно все-таки, что мы с вами там не встречались, Александр Михайлович.
— Что тут странного? Я ведь в киношной тусовке крутился. А вы, Андрей Петрович, с ней, кажется, не пересекались.
— Почему же? Кое-кого знал. Но, конечно, знакомых там у меня очень мало. И всех помню.
Буров имел отличную память. Он помнил лица и имена всех своих одноклассников, всех сокурсников по Ленинградскому университету, где учился на юридическом, всех товарищей по комсомольской дружине, по МКЦ — Молодежно-культурному центру досуга, который он возглавлял в свое время в городе на Неве. Впрочем, не только лица, не только имена. Буров мог и сейчас дать краткие биографические справки о каждом из этих людей, справки, которые имели бы странный крен в сторону того или иного компромата — кто-то занимался в юношеские годы фарцовкой, кто-то баловался наркотой, один имел слабость к женскому полу, другой — к выпивке, третий просто болтал слишком много и не с теми, с кем следовало.
За каждым что-то было. И чем взрослее становились знакомые Бурова, тем больше накапливалось о них информации в голове Андрюши, их товарища, друга и коллеги по разного рода работам.
Конечно, далеко не все товарищи дорогие были простачками, и Буров был уверен, знал наверняка, что многие из его собутыльников и сотрудников, друзей и знакомых имеют кое-что на него самого и могут этой информацией в нужном случае воспользоваться совершенно однозначно. То есть в зависимости от ситуации и собственных интересов либо шантажировать своего дружка Бурова, либо просто сдать его начальству. Так было принято в том кругу, в котором рос и мужал нынешний старший следователь Московской городской прокуратуры Андрей Петрович Буров, переехавший в столицу в чине капитана милиции и взятый в прокуратуру по рекомендации своих давних знакомых. Эти знакомые имели очень мощные связи с ФСБ, где Буров имел репутацию исключительно полезного сотрудника.
Впрочем, не все, не все шло гладко в жизни Андрея Петровича. Например, сам переезд, к которому Буров, в общем-то, никогда не стремился, ибо в Питере у него было «все схвачено», выражаясь языком его подследственных, произошел по причине чрезвычайно неприятных событий.
В начале девяностых, когда для следователя Бурова наступил звездный час и деньги потекли к нему с такой скоростью, что он не успевал их пристраивать, когда ему казалось, что он защищен со всех сторон и никакая опасность ему просто не может грозить, случилась беда. Как это часто бывает, она грянула с той стороны, откуда Буров ее никак не ждал.
До этого жизнь Андрея летела стремительно, и работа его приносила такие плоды, о которых он и
