А мы подпевали. Подпевали потихонечку, боясь расплескать накипевшее на душе, хотя хотелось крикнуть во все печенки...
Хорошо мы пели. И хорошие мы были.
V
Вот это было происшествие! Прибегает Володька с Бараньей без рюкзака и гольцов и в изнеможении валится на диван.
— Миша в петле сидит... как гора.
— К парням на станцию заскакивал? — Роман встрепенулся, цыганские глаза его загорелись.
— Напрямик... через сопку.
Мы с Романом — Толик на вахте остался — и Володька, хотя и еле живой был, схватили одностволку — и туда.
По дороге заскочили на метеостанцию. Парни, оставив в одиночестве попискивающие приборы, кинулись за нами. Летели мы, как стадо на водопой...
Подбираемся к деревьям... Миша сидел на одной ягодице и облизывал запястье, где стальным узлом захлестнулся трос. И жалобно скулил... Мы тоже потерялись: хозяин тайги и гор, ужас и страх для всего живого, попискивал, как замерзающий щенок.
Подходим ближе, медведь повернул морду в нашу сторону — мое сердце оборвалось и полетело куда-то далеко-далеко вниз: ну такая тоска, такая грусть, такая человечность были в его маленьких сощуренных глазках.
— Миша, миша, как же это ты... — не выдержал Володька.
— Тихо! — оборвал его Роман. — Попался бы ты ему в другом месте. — И, щелкнув курком, стал заходить медведю в затылок.
— Стоп, Рома! — остановил его Василий. — С одного выстрела его не убьешь. А как он трос порвет?
— Что ты предлагаешь?
Тут медведь увидел ружье. Поднялся и сердито засопел — наши поджилки затряслись. Володька даже ойкнул. А миша, ломая сучья и покрякивая, стрелой взлетел на дерево, насколько хватило троса.
— Братки, надо сделать вот что, — твердо заговорил Роман. — Вырубим колья и, если я, не дай бог, промахнусь или не успею перезарядить, задавим его кольями.
— Надежно, — сказал Василий. — Только не трусить, всем вместе быть, толпой.
— Ну дак...
Потихоньку, чтоб не нервировать мишу, стали отходить. А он, просовывая голову между сучьев то с одной, то с другой стороны ствола, фыркал, раздувая ноздри и зорко смотрел на нас.
Митроха с Володькой понеслись к шалашу за топором, а мы все побежали к березовой роще. Дорогой Васька все растолковывал план действия и призывал к храбрости.
И вот колья готовы. У Володьки с Митрохою они были длиннее всех. Подступаем к зверю ощетиненной кольями полукруглой шеренгой. Миша трещит ветками и пытается залезть все выше — трос так и играет.
— Братцы, смелее! — крикнул Степанов и подошел с топором к дереву. — Я сейчас подрублю...
Только он тюкнул по комелю, как миша рявкнул и хватил лапой по верхушке. Она срезалась и зашуршала на нас, а опережая ее и ломая сучья, с диким ревом летел сам миша. Мы шарахнулись в стороны, Роман выстрелил. Медведь, шлепнувшись о землю, заревел так, что листья затряслись, потом встал на задние лапы, повалил на нас...
— В кучу! — крикнул Роман, переламывая ружье.
Но в это время ольха дрогнула, над медведем взвился оборванный им трос.
— А-а-а...
Вся наша «рота» делала пятиметровые прыжки и подвывала. А где-то за нашими спинами ревел и сопел медведь...
Опомнились мы возле шалаша, хоть и разлетались сперва осколками. Повалились на песок и были похожи на рыб, выброшенных морем на песок. Не было среди нас только Васьки Степанова, его фигурка маячила черной точкой на склоне перевала. Хоть Володька испугался, наверно, больше всех, но, глядя на быстро поднимающегося к вершине перевала Василия, сказал:
— Отсчеты побёг снимать.
VI
Все собрались у нас на маяке. Дело не в субботе — хотя и в субботе, — а дело в том, что мы наладили баню. Настоящую, сибирскую баню, которую соорудил в свое время прежний начальник маяка, сибиряк.
Она, эта баня, была у нас запущена: она была не нужна нам, у парней на метеостанции современная, с кафельным полом и вышиною с телеграфный столб. И какова же наша баня, когда мы перестлали в ней пол, вставили окна, переклали печь, заменили прожженные колосники, оказалась по сравнению с современной — прохладной, неуютной, с сырым паром? Наша банька оказалась душистой, уютненькой, с сухим паром, горячая — знают же сибиряки толк в этом деле! Заберешься на верхний полок, где ароматный парок, поколышешь веничком — и-иуиуи, эх! Ха-ха!
Березовые дрова пахнут, горячие полки пахнут, парок предушистый. И даже деревянные шайки ароматные. Что за чудо!.. И мраморную ихнюю баню мы приспособили под продуктовый склад.
В нашей баньке хорошо мыться вдвоем. Пока Роман с Володькой блаженствовали, парни с метеостанции, все четверо, и Толяша с ними — я был на вахте — отправились за березовыми дровами. По три ходки сделали.
— Куда вы столько? — засмеялся Роман. — На год хватит.
— Запас карман не тяготит, — ответил Васька.
А вечером мы сидели с полотенцами на шеях и потягивали густой квас, который приготовил Роман для этой субботы.
— А неплохо у нас, Роман, получается, — говорил Василий своему другу, — неплохо.
— Раньше, идиот, не догадался, — ругнул себя Роман.
— Рома, забирай мою козу?
— Вася, шлюпка теперь твоя.
— Рома...
— Вася...
VII
Рыбалку на красную открыли парни с метеостанции. Когда мы с Толяшей пришли на Баранью, Василий, в засученных по колено штанах и уперев руки в бока, стоял на той стороне устья и прихлопывал подошвой по мокрому песочку. Саня с Митрохою возились с неводом на этом берегу. Мокрые, синие. Неподалеку полыхал костер.
— Уже месите? — спросил Толик.
— Ну. Только бро?дить нельзя, — проклацал зубами Митроха. — Вода холоднее льда.
