К клячовкам невода были привязаны веревки; они набрали их наподобие выбросок и кинули Василию. Затем Митроха перебрался к нему, и они впрягались в невод; Саня на этой стороне расправлял мотню.
— Никак, поперек течения таскаете? — засмеялся я.
— А как же? — откликнулся Саня.
— Дикари, — вздохнул Толик.
После этой процедуры в неводе у них поблескивала одна рыбка, и та — голец. Таким же способом они перетащили невод и на эту сторону, в нем ничего не поблескивало.
— Ну и Алехи... — качал головой Толик.
— Пробуйте сами. — Они затанцевали вокруг костра.
Мы с Толиком занесли невод вверх по речке и быстро, чтобы течение не завернуло мотню его, стали спускать по течению; перед самым же морем, где Баранья разметнулась широкой мелкой полосой, подрезали мое крыло, пустив мотню в самые волны, — в неводе затрепетало с полмешка рыбы.
— Черт возьми! — кричал Митроха, — черт подери! А ну-ка мы?
Весело, залихватски, сменяя друг друга, мы протащили невод «нашим способом» раз десять, на песке вырос ворох рыбы. И все рыбины одна в одну: упругие, сильные...
— Давай, братцы, давай! — кричал Васька.
— Не унесем ведь, — заметил Толик.
— Тогда — стоп, — сожалеюще сказал Василий. — Эх, жаль шлюпки нету...
Перемыли рыбу, отнесли ее на траву. Тут она засверкала всеми своими прелестями, даже трава помолодела от нее.
Стали готовить уху. Сашка взял рыбину и стал резать ее на куски.
— Ты сколько лет на Камчатке? — подойдя к нему, спросил Толик.
— Один. А что?
— Сразу видно.
Толик взял штук пять рыбин, вырезал брюшки и головы, выбросив нижние челюсти с жабрами.
Уха получилась настоящая, камчатская. Мы съели по полной миске. Подумали, съели еще по одной. Потом еще по одной. И повалились на горячий песочек.
— Пошла рыбка, — сказал Роман. — Зимой и балычки будут, и ушица.
Рыбу разделили на пять равных куч, честно, по-рыбацки.
VIII
На другой день чуть свет мы были у парней на станции. Они взяли по куску хлеба и заторопились — только сухие водоросли потрескивали на прибрежных камнях.
На Бараньей сначала развели костер, разогрели говядину в банках, вскипятили чай, рыбачить собирались капитально.
И началось все преотличнейше, таскали невод по течению. И вот рыбы — ворох.
— Эх, шлюпки нету! — кипятился Роман. — Сегодня же займусь ремонтом ее.
— Прибегу помочь, — сказал Степанов.
Рыбу раскидали на семь равных куч — на вахте у нас Володька остался, — пообедали и стали собираться в дорогу. Тринадцать километров! Да эдакой-то дорогой!
— Куда ты по стольку! — крикнул Толик Роману, набивавшему мешки до самой завязки.
— Эх, Толя, Толя, — сожалеюще сказал Роман, — как потопаешь, так и полопаешь. Это же вещь!..
— Вещь-то вещь, да ведь надорвемся.
— Ничего с тобой не случится.
След в след, цепляясь за прибрежные кусты, подались к устью сухого ручья. Километра через три Толик сбросил мешок и выкинул из него несколько рыбин. Тоже самое сделал и я.
— Слабаки, — презрительно сказал Роман. — Вот я вам расскажу, как шли мы табором от Владивостока до Ясс. Война, голодуха, во всем таборе крошки не найдешь, а мы все населенные пункты обходим — иначе лошадей на фронт заберут. А куда без лошадей? Без них бы всему табору конец. После каждой стоянки могилки остаются, а князь не подпускает даже к деревням. Как огреет кнутом!.. Помню, возле Свердловска цыганки детей ему мертвых под ноги кидали, а он — кнутом, кнутом...
— Ну и сатана! — не выдержал Толик.
— А пусти он их в город, всему бы табору крышка... И довел до Бессарабии.
Все равно после этого страшного рассказа мешки не полегчали.
— Знаешь что, Роман, — сказал Толик, бросая мешок на траву, — во время войны матросы под танки бросались.
— Ну и что?
— А сейчас я даже под телку не лягу.
— Перекур, — объявил Роман.
В этот день сделали еще по одной ходке, еле живые доплелись до дома. Надо бы рыбу обработать, но второй час ночи уже был... вставать в четыре.
— Черт... опять шлюпку не наладили, — сердился Роман.
IX
На третий день была моя вахта.
В обед возвратились наши — я удивился — совершенно пустые.
— Всё, — мрачно сказал Роман. — Кончилась рыба... Наверно, она раньше пошла. Прохлопали.
— Возле устей в прибойке толчется, а в речку не идет. Ну хоть бы одна! Вот ты рыбак, — повернулся ко мне Толик, — что ты можешь сказать?
Что я мог сказать? Лет пять назад приходилось мне обслуживать ставные невода. Рыба у нас шла по- разному: и утренняя, и приливная, и верховая. Но невод стоит в море, а вот в речке...
— Может, полный отлив был? Прибойка была здорово осохшая? — спросил я.
— До самой тины, — сказал Роман.
— Я думаю, дело в отливе, — сказал Толик. — По отливу она заходит в речку или нет?
— Кажется, нет.
— Тогда не все потеряно, — оживился Роман. — Тогда надо ждать прилива. А когда он начнется?
— Таблиц у нас нету. Наблюдать придется.
— Надо бы подождать. А завтра когда прилив будет?
— Не знаю...
— Караулить будем.
Вдруг врываются Степанов с Митрохою. С мешками. В мешках топоры, пилы, рубанки.
— Надо в море рыбачить, — без всяких панических объяснений выпалил Степанов. — Где твоя шлюпка, Рома? Будем чинить.
— Начинай, — устало сказал Роман.
Они схлынули так же, как и нахлынули.
— Молодец все-таки Васька, — сказал Роман, глядя вслед своему другу. — И столяр, и плотник, и механик, и радист...
— И даже козу доить умеет! — засмеялся Толик.
— Ты напрасно смеешься, — нахмурился Роман. — Он простой матрос, кончил только курсы. А все хозяйство на его плечах. А если бы на его место поставить Митроху? Что получилось бы, хоть Митроха и с институтским дипломом.
— Это, Роман, ты себя имеешь в виду: вот я, мол, простой механик с подводной лодки, а мне, мол, подчиняются инженеры.
