мы ему объяснили, в чем дело, попытался встать, но ослабел и снова закрыл глаза.
Мы его не торопясь подняли и осторожно, поддерживая под руки, повели к пещере. Валька шагала позади, делая вид, что она всем командует, и иногда покрикивала:
– Ты осторожнее, Даня! Заворачивай, Фома!
Как будто мы без неё не могли бы справиться,
Фома Тимофеевич с трудом передвигал ноги. Мы часто останавливались, чтобы он передохнул. И он отдыхал стоя, опираясь на Глафиру и на Фому или на меня. Может быть, следовало бы ему дать посидеть отдохнуть, но мы боялись, что трудно будет потом поднять старика.
Наконец мы добрели до пещеры. Для Фомы Тимофеевича мы положили два тюфяка, один на другой, и две подушки, чтобы ему было удобно. Мы накрыли его двумя одеялами. Было самое время. Фома Тимофеевич продрог и дрожал. Глафира опять потрогала его лоб, но температуры не было. Просто старика прохватило холодным ветром.
Когда мы стащили с Фомы Тимофеевича сапоги, укрыли его и подоткнули одеяла со всех сторон, старик вздохнул с облегчением, закрыл глаза и опять задремал.
– Теперь вот что, ребята, – тихо, чтобы не потревожить Фому Тимофеевича, сказала Глафира, – пойдите насобирайте водорослей, только сухие берите. И побольше. Костёр разложим, напоим Фому Тимофеевича чаем. Потом принесите из бота фонари, только заправьте их сперва.
– Флаг, – негромко сказал Фома Тимофеевич.
– Что, что? – спросила Глафира.
– Флаг, – повторил капитан. – Фома знает. Флагшток возьмите и флаг. И на самое видное место.
– Ладно, дед, – сказал Фома, – всё сделаем, ты отдыхай.
Фома Тимофеевич закрыл снова глаза, а мы побежали на бот.
Флаг хранился в ящике, в кубрике. Было полутемно. Фома сказал, что надо зажечь фонарь. В темноте он не может найти флаг. Я разыскал фонарь, но в нем было очень мало горючего, чуть-чуть бултыхалось на дне.
– Подожди, Фома, – крикнул я, – сейчас заправлю фонарь.
– Ладно, – буркнул Фома, – зажигай так. Сейчас флаг найдем, а потом вернемся, фонари заправим. Возьми там на полке спички.
Я пошарил на полке, но спичек не было. Я крикнул Валю, которая рсталась на палубе, велел ей посмотреть в рубке. Фома Тимофеевич человек курящий, и в рубке спички обязательно должны лежать. Валя крикнула, что там тоже нет спичек. Тогда Фома, ворча про себя, что мы с Валей ничего не умеем и ни о чем нас нельзя попросить, пошел за спичками сам. Он долго возился в магазине, что-то у него там падало, обо что-то он спотыкался – в магазине было совсем почти темно. Наконец вышел очень сердитый и сказал:
– Потом найдём.
После этого он долго ещё искал и наконец все-таки нашел флаг в темноте. Он взял флагшток – длинную деревянную палку, и мы спрыгнули на берег. Жгутов стоял в нескольких шагах от бота, и, только мы спрыгнули, он сказал резко и строго:
– Флаг ты дай мне, Фома, я его закреплю, а вы, ребята, принесите мне матрац, одеяло, подушку, что полагается.
Ом протянул руку, будто не сомневаясь, что Фома отдаст ему флаг. Фома смотрел на него удивленно.
– Куда это вам матрац и подушки? – спросил он.
– Как – куда? – удивился Жгутов. – В пещеру, конечно. Что ж это, думаешь, я под открытым небом жить буду? Ну, давай, давай флаг!
– Я флага не дам, – хмуро сказал Фома, – а матрац, если вам нужен, сами тащите.
– Да ты что? – удивился Жгутов. – Раз капитан вышел из строя, командую здесь я, понял?
– Тетя Глаша командует, а не вы, – хмуро сказал Фома. – Вам доверия нету.
– Поспорь со мной! – прикрикнул Жгутов и резко толкнул Фому.
Фома в одной руке держал флагшток, а другой прижимал к себе сложенный флаг. Поэтому он не удержался и упал. Я бросился к Жгутову и схватил его за руку.
– Не смейте! – закричал я. – Не смейте, вы!
– А, – зло проговорил Жгутов, – условились злить меня!
Он с силой меня толкнул, и я упал, но, к счастью, на песок, так что совсем не ударился. Валя стояла, испуганно глядя на Жгутова. Она, кажется, замерла от страха. Я и Фома оба лежали. Ясно, что победа была за Жгутовым. Жгутов это понимал тоже. Он обвел нас всех яростным взглядом и сказал:
– Получили? Так запомните. Слушать меня с первого слова. Приказано – исполняй. Ясно?
Я не стыжусь признаться, что перепугался до смерти. Очень уж вышло неожиданно. Все хорошо получалось – разожгли бы сейчас костёр, подогрели консервы, сидели бы у костра, толковали, как положено потерпевшим кораблекрушение, а тут вдруг Жгутов, злой, с тонкими губами, с глазами, белыми от ярости, и мы должны его слушаться, ему подчиняться.
Фома опомнился первый. Он аккуратно сложил на песок флагшток и флаг, не торопясь встал и, наклонив голову, прямо пошел на Жгутова. Жгутов смотрел на него с усмешкой, но тонкие его губы чуть подрагивали от злости.
– Никто ничего исполнять не будет, – сказал Фома, – ясно?
