За ним вышел Драбкин.
— Будем хоронить людей, — сказал он каюру.
— Этого нельзя делать! — испуганно возразил Каляч. — Нельзя осквернять тела умерших. Летом они сгниют, яранги упадут — и все будет кончено!
— А до того пусть звери грызут их?
— Что мы можем сделать? — пожал плечами Каляч.
И все же Драбкин не отступал. Каляч нехотя принялся помогать ему.
Долбить мерзлую землю было невозможно. Поэтому они попросту завернули трупы в остатки шкур, завалили камнями и водрузили над этой могилой искореженный льдами и морскими волнами древесный ствол.
Собаки сидели поодаль и наблюдали за тем, что делают эти незнакомые люди. А когда нарта стала удаляться, они вдруг с жутким воем бросились к груде камней, под которой покоились их бывшие хозяева.
В конечном пункте, перед тем как пуститься в обратную дорогу, Драбкин решил отдохнуть как следует. Да и собакам не мешало поднабраться сил — ведь впереди не одна неделя трудного, изнурительного пути.
Милиционер поселился в яранге местного жителя, первым встретившего его на окраине селения приветствием на чистейшем русском языке:
— Здорово, земляк!
— Здорово! — в изумлении ответил Драбкин, силясь разглядеть в обросшем, посмуглевшем человеке черты европейца.
Это был Михаил Черненко, украинец, проделавший за свою сравнительно недолгую жизнь невероятное путешествие от Полтавщины через Одессу, Южную Америку, Соединенные Штаты и Аляску на Чукотку.
— Будьте гостем у меня, — пригласил Черненко путников.
Очукотившийся украинец жил в яранге с большим просторным пологом, в котором ровным светом горели три жирника и блестел лакированным раструбом граммофон фирмы «Голос его хозяина» с изображением кудлатой собаки. Все остальное было обычными предметами обихода удачливого морского охотника. В чоттагине стояли деревянные бочки с жиром морского зверя, на прокопченных жердях висели оленьи окорока. По обе стороны полога виднелись прочные двери с висячими замками, ведущие в кладовые.
— Впервые вижу замки на Чукотке! — не удержался Драбкин.
— Треба запирать, — отозвался Черненко, — экимыл там у меня.
— Большой запас?
— Та не очень! — отмахнулся Черненко. — Галлонов двадцать.
— Для чего вам столько? — с любопытством спросил Драбкин.
— Як для чего? — искренне удивился Черненко. — Для торгу! Пушнину за водку легче всего купить!
— Значит, вы тут торгуете? — строго спросил Драбкин.
— Якая тут торговля! — махнул рукой Черненко. — Дитям на молочишко.
К ужину Черненко принес бутылку виски. Опрокинув в рот полкружки огненного напитка, он ударился в откровенность.
Его эпопея могла бы составить сюжет неплохого приключенческого романа. Парень с детства был одержим идеей наживы. Сначала он подался в Южную Америку. Оттуда в Северную, потом перебрался на Аляску, прослышав про тамошнее золото. Но к его приходу на Аляску золото поистощилось, а лучшие места были захвачены куда более расторопными и хорошо оснащенными крупными компаниями.
Кто-то сказал, что золото есть на чукотском берегу. Черненко со своим старательским лотком и кайлом не долго думая перебрался на эскимосской байдаре через Берингов пролив. Он мыл песок на всех речках от мыса Дежнева до реки Ванкарем. Кое-где ему попадались обнадеживающие знаки драгоценного металла, но большое золото ускользало от него, прячась под толщу вечной мерзлоты. Он тонул в тундровых топких речках, голодал, замерзал. А раз чуть не лишился правой ноги. Пришлось отнять отмершие фаланги пальцев и перебраться в чукотское селение. Пока выздоравливал и заново учился ходить, многое передумал. Стало ясно: большое золото Чукотки можно взять только с помощью машин, которые снимут торфяной покров и оттают вечную мерзлоту. Для этого нужны деньги.
Сидя в теплом пологе своего чукотского друга Тэнау, который вынес его из тундры, Черненко понял, что есть другое богатство, которое само плывет к нему в руки — это чукотская пушнина.
Для начала Черненко женился на сестре Тэнау и построил себе ярангу, справедливо рассудив, что такого рода жилище наиболее приспособлено к суровым условиям Арктики. Он научился бить нерпу, гарпунить моржа, ставить капканы на песца и огненную лисицу. В глазах своих односельчан он слыл справедливым, заботливым тангитаном, посланным им самой судьбой. Он давал за шкуры настоящую, справедливую цену. Но это только в родном селении, где все были связаны узами кровного родства. Зато в тундре и в соседних селениях Черненко был безжалостен. Большинство охотников, находящихся на расстоянии пяти дней езды на собаках, были его должниками.
Разумеется, всего Черненко не рассказал милиционеру Драбкину. Он сразу догадался, что этот рыжий парень представляет для него самую большую опасность, какая когда-либо грозила ему на Чукотке.
На следующее утро Драбкин решительно отказался от спиртного и настрого запретил пить своему каюру, который вчера набрался так, что женщинам пришлось раздевать его.
— Так как вы торгуете без разрешения Советской власти, — торжественно заявил Драбкин ошеломленному Черненко, — то я конфискую пушнину, а запас спиртного уничтожаю: вот мой мандат.
— Помилуй! — голос Черненко задрожал. — Що же это такое? Грабеж средь бела дня! Яко разрешение, минкы я мог его взять…
От волнения Черненко путал чукотские, русские и украинские слова.
— Все необходимое, чтобы прокормить семью, я вам оставлю, — объяснил Драбкин. — Я конфискую лишь незаконно нажитое, полученное от местных жителей путем обмана и эксплуатации.
— Яка эксплуатация? — забормотал Черненко, отталкивая мандат. — И грамоты не разумею я…
— Можете мне тогда на слово поверить — эта бумага верная, — сказал Драбкин. — Открой кладовые.
— Не буду открывать! — выкрикнул Черненко. — Сами ломайте!
Собравшиеся в чоттагине чукчи с интересом наблюдали за ссорой двух тангитанов. Когда Драбкин сбил рукояткой нагана один из замков, на него хотел было кинуться Тэнау, но властный окрик седого старика остановил его:
— Пусть тангитаны сами разбираются!
По лицу Черненко текли слезы, и он громко всхлипывал. Во весь голос заревели дети, которых Драбкин так и не сумел пересчитать: их было много, все погодки и все на одно лицо.
Драбкин выволок из кладовой канистры со спиртным, попросил Каляча:
— Помоги мне.
Каляч услужливо подскочил и помог милиционеру вынести канистры за порог яранги. Драбкин отвинтил крышку и принялся выливать огненную воду в снег. Селение застонало.
Не успели последние капли стечь в подтаявший снег, как в дверях показался сам Черненко с канистрой. Струя била из открытого горла, и люди бежали за ним, подставляя ладони, рукавицы, шапки.
— Нехай все пропадает! — орал захмелевший Черненко. — Нехай!
— Назад! — Драбкин выхватил наган и выстрелил вверх.
Черненко выронил канистру.
Пока Драбкин ходил за следующей канистрой, собравшиеся аккуратно вырезали охотничьими ножами пропитанный огненной водой снег и съедали его.
— Давай наливай! — кричал опьяневший от снега старичок. — Хорошо делаешь. У-ух, никогда такого снега не ел!
Стиснув зубы, Драбкин таскал одну за другой канистры. Помогавший ему Каляч все больше и больше
