— А что собака лаяла? — спросил Михаил Куркутский.
— Тренев с женой и Маша бежали! — ответил Волтер.
Безруков подумал и спросил:
— А как насчет Милюнэ? Она бы нам очень подошла. Живет в доме у Тренева, а к нему, похоже, сходятся многие нити. Знает чукотский и русский и сама представительница местного населения. — Он оглядел присутствующих. — Что ты скажешь, Куркутский?
— Все же она баба!
— Ну что вы, товарищ Куркутский! — укоризненно заметил Безруков. — В революции для нас нет ни баб, ни мужиков — товарищи.
— В том и загвоздка, что товарищем ее не назовешь. Больно красива, — вздохнул Куркутский.
Безруков засмеялся:
— А что в этом плохого? Революция приветствует красоту. Тебе, Куркутский, подпольная большевистская группа дает задание — выявить политическое лицо и пригодность для нашего дела чукчи Тымнэро и служанки Треневых Маши… Задача ясна, товарищ Куркутский?
— Ясна, — вздохнул Михаил.
— Второе, — продолжал Безруков. — Оружие и боеприпасы. Как насчет этого, товарищ Волтер?
— Мы имеем шесть револьверов системы «браунинг» с комплектом патронов, — перечислял Арене, — пять винтовок русских тоже с патронами, три охотничьих ружья.
— Если возникнет необходимость, где еще можно достать оружие?
— У Бессекерского склад полон оружия, — сказал Михаил Куркутский.
— Ближайшая задача — выявить людей, которые могут войти в нашу боевую подпольную группу, — сказал Безруков. — Для этого надо побывать на угольных копях, в ярангах местных жителей…
Кто-то завозился у дверей.
В комнату вошел Александр Булатов.
— Что сидите в табачном дыму? На улице такая благодать!
— И верно! — весело ответил Дмитрий Хваан. — Чего мы тут киснем?
Гурьбой потянулись из домика и спустились к лиману, где в ровном свете белой ночи рыбаки возились возле ставных сетей.
— Благодатная река, — задумчиво произнес Сергей Безруков, глядя, как старик тащил короткую ставную сеть.
— Я тут услыхал — ждут японский пароход.
Жена Громова на нем едет, — сказал Булатов. — Может, на этом пароходе удастся перемахнуть на тот берег?
— Ну что же, — подумав, ответил Безруков. — Вольному воля… Только сомневаюсь, что ты доберешься до родной Смоленщины.
— Почему? — вскинулся Булатов.
— Все же через чужую землю без денег, без знакомых…
— Но добрался же я сюда, — возразил Булатов.
— Сюда-то добрался, — согласно кивнул Безруков. — А что собираешься делать у себя в деревне?
— Работать, — твердо ответил Булатов. — Говорят, землю дали… А у меня вон — видите мои руки? Уж сколько лет я не брал теплой, весенней земли. Соскучился.
— А ты уверен, что землю дали? — спросил Безруков, свертывая самокрутку.
— Так по всей же России! — ответил с жаром Булатов.
— А вот и нет, — сухо заметил Безруков. — Адмирал Колчак, верховный правитель Сибири, с помощью своих союзников возвращает власть помещиков и капиталистов. Никаких раздач земли и фабрик крестьянам и рабочим.
Булатов растерянно посмотрел на Безрукова и забормотал:
— Нет, нет, не может такого быть… Разве можно? За что же боролись, кровь проливали? Не-ет, да разве мужик запросто отдаст землю, если он ее получил?
— Его и спрашивать не будут, — вступил в разговор молчавший до этого Хваан, — силой возьмут, и все.
— Так и силой можно не отдать! — сердито сказал Булатов.
— Как это? — с интересом спросил Безруков.
— А так! — убежденно произнес Булатов. — Не позволят. Не может быть. Да я слышал еще в Германии в плену, во Владивостоке: есть такая партия — большевики. Во главе с Лениным. Они за бедного человека, за простого рабочего.
Хваан с Безруковым переглянулись.
Старик выпростал пойманную рыбу из ячей, (сложил добычу в жестяной таз и длинной палкой снова вытолкнул снасть в спокойную гладь Анадырского лимана.
— А почему бы нам не купить рыбы да не попробовать здешней ухи? — предложил Хваан.
Он подошел к старику и выторговал у него две большие рыбины.
Вернувшись домой, затопили печь и занялись стряпней.
Булатов с видимым удовольствием разделывал рыбу. Он вывалил на чистую доску икру и спросил:
— А с этим что будем делать?
— А мы ее мигом засолим, — весело отозвался Михаил Куркутский. — Через пять минут икра будет готова.
Безруков внимательно наблюдал, как ел Булатов. Он черпал ложкой неспешно, глубоко, а потом, подставив кусок хлеба под ложку, осторожно нес ее ко рту, стараясь не уронить ни капли. Ложка у Булатова по солдатской привычке была своя, и он носил ее всегда за голенищем сапога. После еды Булатов аккуратно обтер ложку и засунул на место.
Милюнэ пришла в ярангу Тымнэро и уселась у горящего костра. Выпростала из узелка гостинцы для девочки и обломок кирпичного чая.
— Кыкэ — русский чай! — с радостью заметила Тынатваль.
— На пароходе привезли, — ответила Милюнэ. — Товар мой хозяин получил.
— На шкурки менять будет? — поинтересовался Тымнэро.
— Не до шкурок ему, — ответила Милюнэ. — Такое случилось! Не хочет отдавать свою жену новому начальству.
Милюнэ для Тымнэро стала как бы окошком в мир тангитанов. Оттуда нескончаемым потоком шли самые причудливые новости.
— Хотел, что ль, взять начальник твою хозяйку? — спросил Тымнэро.
— Хотел, еще как хотел, даже глаза закрывал, — с жаром произнесла Милюнэ. — Прильнул к ней, будто вдруг детенышем стал, закрыл глаза… Танцевал с ней. Ну, Архипыч и заметил это. Взял за руку жену и оторвал от начальника.
— Кыкэ вынэ вай! — с ужасом произнесла Тынатваль. — Как же он посмел? Говорят, у него золотые наплечники, как у Армагир-гина?
— Ии, — кивнула в знак согласия Милюнэ. — Оторвал и потащил. И меня заодно прихватил. Пришли домой, и тут вся смелость его и покинула. Встал он перед своей женой, а та вся красная. Внутри бурлила, вот-вот лопнет…
Милюнэ замолкла, еще раз хлебнула чаю.
— Мне поначалу и показалось, что она лопнула, — продолжала она. — Такой был звук. Это она так ударила своего мужа. Большой своей жирной ладонью по щеке. Да так сильно, что вся рука отпечаталась на лице Архипыча…
— А что он? — нетерпеливо спросил Тымнэро,
— Он-то? Он ничего. Слегка пошатнулся, но ничего не сказал. Повернулся и пошел в комнату. И там рухнул на постель.
— Какая безжалостная она! — заметила Ты-натваль.
— Ии, — согласилась Милюнэ. — Села она в своем красивом платье на стул поодаль от постели и в
