стало легче, а тут еще приспела с деревянным корытцем, наполненным свежим оленьим мясом, Раулена.
Гости принялись за еду.
Некоторое время в чоттагине слышалось только чавканье, хруст разгрызаемых костей. Подошли каюры, присоединились к трапезе. В чоттагине было холодно, но понемногу, по мере того как люди насыщались, становилось теплее. Pay-, лена подала в чашках горячий олений бульон, с огорчением сказала:
— Чаем не можем угостить — нету его у нас уже с год. Сами соскучились по нему.
Ваня Куркутский быстро поднялся и, выходя из яранги, весело сказал хозяйке:
— Ставь большой чайник! Заварка у нас есть. За чаепитием Михаил Куркутский рассказал о переменах в центре Чукотского уезда, о советской власти.
Теневиль слушал и не верил своим ушам. Неужели это и впрямь могло случиться?
— Милюнэ научилась писать и читать по-тан-гитански, — сообщил в заключение Михаил Куркутский.
— Какомэй! — только и могли произнести изумленные Раулена и Теневиль.
Большой сход стойбища Теневиля собрали в старой яранге Армагиргина.
— Товарищи! — начал Берзин и подождал, пока Михаил Куркутский произнес уже ставшее знакомым «тумгытури». 'Надо бы в следующий раз самому произнести это слово — 'тумгытури', — подумал Август и продолжал: — Заря новой жизни взошла над Чукоткой. Советская власть установилась в Анадыре. Власть перешла к тем, кто работает, кто пасет стада, добывает уголь, кто охотится. Что такое советская власть? Это власть народа. Она идет от мудрости всех людей. Советская власть сегодня — главная власть на всем протяжении от Петрограда до Дальнего Востока. Нас послал ревком, чтобы помочь вам избрать новую, справедливую форму правления… Товарищи, у кого какие будут предложения в состав нового Совета?
Поднялся старый пастух Номо. Опершись на гнутый отросток оленьего рога, используемого как снеговыбивалка, он начал медленно:
— Мы рады, что наступило время новой жизни на всей земле, где живут люди… Такое мы слышали только в древних сказаниях как несбыточное, невозможное. И вот оно случилось. Значит, не одни мы думали об этом! Когда нам сказал наш Теневиль, что стадо будет общее, мы поначалу не поверили ему… Ты, Теневиль, не обижайся. Наверное, он чуял, что жизнь идет к этому… У нас нет другого человека, который мог бы быть во главе новой власти, кроме Тене-виля…
— Кэйвэ! Кэйвэ! — раздались одобрительные голоса.
Берзин повернулся к Теневилю и сильно сжал его правую руку в своем кулаке.
— Ну вот — ты, теперь законно избранный председатель кочевого Совета!
Разглядывая кухлянку Берзина, Раулена сказала:
— Похоже, что Милюнэ шила.
Берзин подтвердил ее догадку, и она так обрадовалась, будто письмо получила от подруги.
— Покажи нам, как ты пишешь, — попросил Теиевиля Михаил Куркутский.
— Отчего не показать, — с готовностью ответил Теневиль и полез в кладовку.
Он разложил перед гбстями несколько отполированных дощечек, на поверхности которых чем-то острым были нацарапаны различные значки.
— А можешь нам прочитать, что здесь напи-еано? — попросил Михаил Куркутский.
— Можно. — Теневиль взял доску. — 'Приезжал Черепак… С нарты не мог слезть. Думали, замерзший, а оказался пьяный. Торговал у меня красную лисицу'.
Теневиль «читал» легко, быстро, едва только взглянув на значки.
— Здорово! — пробормотал Берзин. — Надо же такое! Послушай, товарищ Теневиль, тумгытум, — произнес он наконец чукотское слово, сам удивившись этому. — Скоро откроем школы, много школ по всей Чукотке! Может, твою грамоту распространим на весь народ, а?
— Не знаю, — нерешительно ответил Теневиль. — Может, тангитанская лучше будет?
— Надо будет с учеными посоветоваться, — сказал Берзин. — Я чую — у тебя то, что надо здешним людям!
Берзин впервые ночевал в чукотском пологе, теплом, хорошо выбитом Рауленой на чистом снегу тундры.
Спали крепко и сладко. Можно было высунуть голову в чоттагин, что и сделал Берзин, последовав примеру Теневиля. Все тело было в мягком тепле — постелью служила оленья шкура, а одеялом несколько сшитых вместе пыжиковых шкурок, — а голова на холоде, на свежем воздухе.
На следующее утро после утренней трапезы Берзин поехал в оленье стадо на гоночной нар-;те Теневиля. Нарта казалась игрушечной, ребенок мог поднять ее одной рукой. Но она выдержала тяжесть двух людей, лишь как-то жалобно скрипнув ремнями. На другой поехал с пастухом Номо Михаил Куркутский.
Остановили упряжки поодаль и подошли к пасущимся оленям. Берзин, проваливаясь в мягком снегу, следовал за Теневилем. Стадо было огромное. Оно занимало всю лощину и поднималось за склон соседних холмов. Слышалось приглушенное хорканье, от стада шел какой-то незнакомый густой запах. Весь снег был истоптан оленьими копытами, разрыхлен до самой земли. Лежали сухие травинки, веточки и олений помет.
— Что же они тут едят? — растерянно спросил Берзин, нагнувшись и разглядывая почти что пустую землю.
— Мох, — ответил Теневиль. — Тут хорошее пастбище.
Берзин вырвал из своего дневника листок бумаги и выписал удостоверение Теневилю:
'Дано сие удостоверение от имени Совета рабочих депутатов Анадырского края товарищу Теневилю, не имеющему ни имени, ни отчества, в том, что он избран на законном основании, согласно Революции пролетариата России, Председателем Кочевого Совета стойбища Теневиль. Комиссар охраны Ревкома Август Берзин'.
Попрощавшись с обитателями стойбища, цепочка нарт двинулась дальше, вверх по великой чукотской реке.
К концу дня достигли стойбища Кымыта. Три ветхие яранги стояли на возвышении почти у самого берега реки. Два пастуха вышли и безмолвно уставились на приезжих. Они выглядели крайне изнуренными: вяло отвечали на вопросы и не проявили никакого интереса к путникам.
Оживились лишь во время чаепития.
Старший, невероятно грязный, в рваной кухлянке, рассказал:
— С осени нас преследует беда. Сначала болели олени, а потом волки нагрянули.
Берзин в сопровождении Михаила Куркутского обошел все яранги. Люди нуждались в немедленной помощи.
Вернувшись в первую ярангу, Берзин спросил Ваню Куркутского:
— Сколько нам осталось ехать до Белой? — Часов десять, мольч, не более… Погода доспелась, хорошая.
— Вот что: оставим здесь всю юколу и ко-пальхен, который взяли. И пельменей второй мешок. Чаю, сахару…
— Так таких стойбищ на чукотской землице вона сколько! — протянул Куркутский. — Ежели кажное кормить да одаривать — нициво не хватит.
— Надо помочь, — решительно сказал Берзин. — Отдать все, что можем. Это мой приказ! А к ночи выедем дальше. Луна полная — все видать.
— А митинг? — спросил Михаил. — Советскую власть выбирать не будем?
— Да ты погляди на них! — осуждающе сказал Берзин. — Им не до митинга! Их накормить надо! Понимаешь — накормить!
10 января рано утром упряжки пришли в Усть-Белую.
Нарты направили к домику вахтера продовольственного склада, знакомого Галицкого.
Щуплый молодой человек вышел на стук и удивился, увидев столько народу. Галицкий в двух словах объяснил, в чем дело. Вахтер молча провел людей в жарко натопленную комнату, где убирала кровать молодая чукчанка. Она довольно хорошо говорила по-русски.
