И тут впервые Скедони проявил признаки волнения.
Судьи в напряженном молчании наблюдали за этой сценой. На лицах их было тревожное ожидание.
Винченцо едва ли не крикнул, что это и есть его загадочный осведомитель, но голос монаха остановил его.
— Вы узнаете меня? — спросил он, обращаясь к Скедони, и остановил на нем свой горящий взор.
Скедони молчал.
Монах медленно и громко повторил свой вопрос.
— Узнаю ли я вас? — странным, еле слышным голосом переспросил Скедони.
— А узнаете ли вы это? — еще более повысив голос, произнес монах, вынув из своих одежд кинжал. — Вам знакомы эти зловещие пятна на нем? — Монах протянул кинжал Скедони.
Тот тут же отвернул лицо и, казалось, едва удержался на ногах.
— Этим кинжалом был убит ваш брат, — продолжал монах-призрак. — Вы желаете, чтобы я назвал свое имя?
Силы изменили Скедони, и он, чтобы не упасть, прислонился к одной из колонн.
Замешательство охватило судей. Вид и поведение незнакомца произвели впечатление на суд инквизиции. Несколько судей вскочило со своих мест, другие громко приказали страже запереть все двери. Третьи шумно переговаривались между собой, бросали взгляд то на таинственного монаха, то на потрясенного Скедони. Монах продолжал стоять с кинжалом в руке и пригвоздил своим взглядом Скедони к колонне. А тот так и не повернул к нему лица.
Наконец главный инквизитор призвал судей успокоиться и сесть на свои места.
— Святые братья! — наконец произнес он. — Прошу вас в этот ответственный момент соблюдать тишину и порядок и не терять достоинства. Суд продолжает свою работу. Сейчас мы выслушаем того, кто выдвигает обвинения, а затем зададим вопросы отцу Скедони.
— Да будет так, — торжественно повторили судьи, склонив головы в знак согласия.
Меж тем Винченцо, среди общего шума и сумятицы тщетно пытавшийся быть услышанным, смог воспользоваться наступившей паузой и попросил у суда слова для заявления. После недолгих препирательств между членами суда ему это было разрешено.
— Святые отцы, этот человек и есть тот, кто посетил меня ночью. Он тоже показал мне этот кинжал и потребовал от меня, чтобы я вызвал на суд отца Ансальдо и отца Скедони. Я доказал свою невиновность, святые отцы, и не имею никакого отношения к этой истории.
Это заявление снова привело к тому, что среди судей возникли разногласия, и они шумно переговаривались. Тем временем Скедони пришел в себя. Выпрямившись во весь рост, он наклонился в сторону судей и, казалось, готов был что-то сказать, когда наступит тишина.
Такая возможность наконец была ему предоставлена.
— Святые отцы, незнакомец, которого вы видите здесь, — мошенник и лжец! Когда-то он был моим другом, мне нелегко в этом признаться. Его обвинения против меня — ложь!
— Да, я был когда-то твоим другом! — воскликнул незнакомец. — Но что сделало меня твоим врагом? Взгляни на эти пятна крови. — Он указал на клинок. — Разве они — ложь? Не они ли также пятна на твоей совести?
— Я ничего о них не знаю, — возразил Скедони. — А совесть моя чиста.
— Это кровь твоего брата! — глухим голосом произнес незнакомец.
— Святые отцы! Позвольте мне защитить себя, — обратился к суду Скедони.
— Выслушайте, святые отцы, все то, что я расскажу вам, — громко и торжественно произнес незнакомец.
Скедони, которому, казалось, трудно было говорить, снова обратился к судьям:
— Я докажу вам, что эти обвинения не заслуживают доверия.
— Я докажу обратное! — воскликнул незнакомец. — А он, — тут он указал на отца Ансальдо, — подтвердит, что граф ди Бруно сам признался в том, что он убийца.
Главный инквизитор призвал к порядку зашумевших было судей и спросил у Ансальдо, знает ли он незнакомца. Тот ответил, что не знает его.
— Вспомните, святой отец, это очень важно. Вы должны быть предельно точны в своих ответах.
Исповедник внимательно посмотрел на монаха и снова ответил отрицательно.
— Вы никогда не видели его прежде?
— Никогда, насколько я помню.
Судьи переглянулись.
— Он говорит правду, — сказал незнакомец.
Это заявление повергло в недоумение судей. Задумался над ним и Винченцо. Если отец Ансальдо и таинственный монах не были знакомы, то как монах мог узнать о преступлениях Скедони, известных только его исповеднику? О них он впервые рассказал только здесь, на суде. Но долго ломать голову над разгадкой ему не пришлось, потому что главный судья возобновил свой допрос прямо с него.
— Винченцо ди Вивальди, отвечайте на вопросы суда! — объявил он.
Все заданные ему после этого вопросы касались незнакомца, посетившего его в темнице. Юноша постарался отвечать на них точно и исчерпывающе и еще раз подтвердил, что человек, обвинивший только что Скедони, является тем монахом, который побывал накануне ночью у него.
Незнакомец, отвечая на вопрос судьи, не колеблясь, подтвердил это. На вопрос, почему он сделал это, тот ответил:
— Для того, чтобы привлечь убийцу к ответу.
— Но, — заметил главный судья, — это можно было сделать вполне официально и открыто. Если вы были уверены, что ваши обвинения справедливы, почему вы не обратились в суд, а прибегли к обходным путям, пытаясь заставить заключенного ди Вивальди сделать это за вас?
— Я не бежал от ответственности, — ответил монах. — Я добровольно явился в суд.
Эти слова привели Скедони в сильное волнение, и он низко надвинул капюшон на глаза.
— Да, это верно, — согласился главный судья, обращаясь к монаху. — Но вы не назвали своего имени, не сказали, кто вы и откуда родом.
На это монах ничего не ответил. Этим воспользовался Скедони, чтобы обвинить его в обмане и злонамеренных действиях.
— Вы готовы вынудить меня привести неопровержимые доказательства? — спросил монах. — Вы осмелитесь пойти на это?
Суд снова прервал свое заседание и удалился на совещание.
До того момента, как сам монах сделал это заявление, Скедони все время хранил молчание. Винченцо заметил, что во время последнего диалога судьи с монахом Скедони боялся смотреть на своего обвинителя. На основании этого и некоторых других особенностей его поведения Винченцо заключил, что Скедони знает свою вину. Но сознание вины не могло быть причиной того необъяснимого волнения, в которое приводил Скедони один вид монаха. Что, если он видел перед собой своего бывшего сообщника, более того — истинного убийцу? В этом случае даже сдержанный и решительный Скедони может потерять рассудок от страха, тем более когда он видит оружие, которым было совершено убийство. С другой стороны, гнал от себя эту мысль Винченцо, какой убийца добровольно явится в суд, чтобы обличать того, кто нанял его сделать это? Ведь вина наемного убийцы куда тяжелее, чем вина того, кто его нанял.
А как объяснить то, что обвинитель Скедони прибег к обходным маневрам, избегал сам появиться на суде, прибег к помощи Винченцо, чтобы вызвать на суд отца Ансальдо и Скедони, вместо того чтобы действовать открыто? Все это казалось Винченцо продиктованным не только коварством, злобой и жаждой мести. Если бы обвинитель искал правосудия, он действовал бы по закону, не избирая тайных путей. В пользу невиновности Скедони можно также привести тот факт, что его обвинитель не пожелал назвать свое имя. С другой стороны, странным было поведение того, кто обвинял, ибо ставило его самого в невыгодное положение и свидетельствовало против него. Винченцо не верил, что суд обвинит Скедони на основании показаний человека, который отказался назвать свое имя. Однако все это не мог не знать монах, и все же он решился.
