заработать миллионы на Юге после войны. Уже тогда он знал, что Конфедерация погибнет и появится множество возможностей. В родной город Вернон вернулся состоятельным человеком. Он воспользовался деньгами Хирама Джеймисона, чтобы скупить все земли и все предприятия, которые смог прибрать к рукам. И теперь он определял жизнь тех людей, которые некогда смотрели на него сверху вниз. Не проходило и дня, чтобы он не испытывал удовольствия от этого.
Но у Вернона были более серьезные планы. Они с Хирамом скупили почти все земли, так как собирались построить собственную железную дорогу, проложить ветку от Монро до Шривпорта. Топографы и инженеры уже сказали ему, что по геологическим причинам невозможно провести дорогу через Каллерсвилл, но Вернон не обратил на это внимания. Он хотел построить совершенно новый город и уже выбрал место – в шести милях к северу, прямо у края персикового сада Оливии Мейленд. И теперь ему мешало лишь упрямство Оливии. Проклятие! Она могла все испортить.
Вернон вспомнил тот день одиннадцать лет назад, когда ее отец высмеял его, отказавшись выдать за него Оливию. И ее папочка даже пообещал его пристрелить, если он отважится ухаживать за ней. Спустя столько лет Вернон все еще слышал пьяный смех Сэмюела Мейтленда.
– Что вы собираетесь сказать мистеру Джеймисону? – спросил Джошуа.
– Правду, – ответил Вернон. – Скажу, что у меня все здесь под контролем. – Он откусил кончик сигары и сплюнул в медную пепельницу, стоящую рядом с креслом. – Я как-нибудь заставлю Оливию продать мне землю.
– Но как?
– Я поговорю с ней у церкви в воскресенье. И подниму цену, посмотрим, убедит ли это ее, – сказал Вернон, раскуривая сигару. – Если она и тогда не захочет продавать, придется применить более жесткие методы убеждения.
Джошуа поднял на собеседника свои выцветшие серые глаза.
– Если дело дойдет до этого, мне понадобится много денег.
– Если дойдет до этого, ты их получишь, – пообещал Вернон. – Непременно получишь.
Глава 6
Конору надоело лежать в постели. Бесконечно лежать, ничего не делая, только спать или думать, уставившись на стены, – это сводило его с ума.
Ему хотелось побыстрее покинуть этот дом. Ужасно, что про его страдания и позорные секреты узнали три невинные девочки и их пуританка-мать. Он не знал, как много поведал о своих переживаниях в Маунтджое, но в любом случае они услышали вполне достаточно.
И если наступает один из тяжелых периодов в его жизни, то он хотел бы преодолеть его по-своему. Один. А тут не боксерский ринг, где можно выпустить пар. Тут не безликий номер в гостинице, где он мог бы обрести пристанище. К тому же тут не было виски, которым он мог бы затуманить свой мозг.
Единственным развлечением была она – Оливия Мейтленд, приносившая ему подносы с супом, выносившая его ночной горшок и ничего больше не говорившая – про его кошмары, которые не давали ему уснуть в первые несколько дней. Она пыталась кормить его, а он протестовал, отказывался, не желал, чтобы его баловали, как грудного младенца. И теперь он ел сам, хоть это и стоило ему огромных усилий.
Его удивили слова хозяйки о том, что она никогда не была замужем. Конор пытался представить себе чопорную Оливию Мейтленд в роли «женщины с алой буквой»,[3] но ему это никак не удавалось. Девочки были приемными детьми – в том не было никаких сомнений.
Чтобы хоть чем-то занять его, Оливия принесла ему несколько книг. Но Конор не стал говорить, что не умеет читать, что никогда не ходил в школу. Школы и книги – это для детей богатых протестантов, у которых были наставники. О чтении он никогда не задумывался, но, перелистывая страницы одной из книг и разглядывая непонятные слова, вдруг подумал: хорошо бы научиться читать. Хотя, конечно же, чтение – это не для мужчины, зарабатывающего себе на жизнь на боксерском ринге.
Не желая постоянно спать и не имея других занятий, Конор пытался чем-нибудь отвлечься. И вот как-то раз, на седьмой день его пребывания в постели, дверь отворилась и в комнату вошла Кэрри. Увидев девочку, он очень обрадовался обществу.
– Доброе утро, мистер Конор, – проговорила она. Прислонившись к дверному косяку, девочка бросила взгляд в коридор, потом вошла в комнату и закрыла за собой дверь.
– Мне не полагается заходить сюда. – Теперь она говорила погромче. – Мама так сказала.
– Мне не хотелось бы, чтобы у тебя были неприятности из-за меня, – сказал Конор с улыбкой.
– Ничего страшного. – Малышка махнула рукой. – У меня и так сплошные неприятности.
Конор невольно рассмеялся. Девочка же приблизилась к кровати и, перегнувшись через спинку, внимательно посмотрела на него.
– Я подумала, что вам тут очень одиноко.
«Одиноко – слишком слабо сказано», – подумал Конор.
– Да, пожалуй, – кивнул он.
– Ужасно не люблю болеть, – сообщила малышка. – Нечем заняться. Когда болеешь – всегда очень скучно.
«Особенно здесь, где даже виски не выпьешь», – со вздохом подумал Конор.
– Вы любите рыбалку? – неожиданно спросила Кэрри.
Он тотчас же вспомнил про рыбу, выловленную из реки землевладельца, – там, дома. Тем, кого заставали за этим занятием, полагались разные наказания, но его ни разу не поймали. И им с Майклом доставляло огромное удовольствие воровать великолепную форель лорда Эверсли.
– Да, люблю.
Девочка радостно улыбнулась.
– А лазить на деревья? Когда-нибудь пробовали?
– В свое время я часто лазил на деревья, малышка.
– А свистеть умеете?
Он вытянул губы трубочкой и засвистел что-то веселое.
Кэрри засмеялась.
– Вы мне нравитесь, мистер Конор, – сообщила она. – У вас замечательно все получится.
Что именно получится, он не понял. Тут девочка вдруг нахмурилась и, склонив голову к плечу, проговорила:
– А вот маме вы не нравитесь. Она говорит, что вы нехороший, потому что были в тюрьме. И еще она говорит, что у вас мерзкий характер. Это правда?
– Иногда действительно мерзкий, – ответил Конор с ухмылкой.
Девочка внимательно посмотрела на него, потом сказала:
– Но мерзкий – это означает плохой. А я не думаю, что вы плохой. Хотя ругались вы ужасно громко. В первую ночь вы кричали, что тут всюду… оранжевые мужчины. – Девочка наморщила лоб. – Но ведь мужчины не бывают оранжевыми, мистер Конор. Если только они не раскрашенные, как индейцы? Вы говорили про индейцев?
– Нет, про британцев, – ответил Конор.
Десятилетняя американская девочка, конечно, ничего не знала о британских протестантах- оранжистах и ирландских католиках-зеленых, но казалось, что его краткое объяснение вполне удовлетворило ее.
– Кэрри! – Со стороны открытого окна раздался голос Оливии Мейтленд.
Девочка на мгновение замерла, потом отошла от кровати.
– Ах, мистер Конор, мне нужно идти.
Она направилась к двери. Уже взявшись за ручку, оглянулась и спросила:
– У вас есть маленькие девочки?
– Нет. – Конор покачал головой.
– А мальчики?
– Нет, у меня нет детей.
– И жены нет?
– Нет.
Девочка улыбнулась ему и открыла дверь.
– Это хорошо. Мужчина ведь не может завести жену, если у него уже есть одна, правда?
Конор не сразу понял, что она имела в виду. Дверь закрылась, и тут его осенило. Откинувшись на подушки, он в ужасе пробормотал:
– О Господи, так я и знал. Пора убираться из этого дома.
После полудня Конор попытался встать с постели. Ему удалось спустить ноги с кровати, но не более того. Слабость и боль заставили его отказаться от своего намерения.
На следующий день Конор снова предпринял попытку подняться. На сей раз ему удалось встать, но тотчас же ноги у него подкосились, и он рухнул обратно на кровать. Хотя матрас был довольно мягкий, ребра после такого падения опять заболели.
– Черт бы побрал этого Вернона Тайлера, – проворчал Конор. – Да и я, конечно же, сглупил.
А потом он вспомнил про Дэна. Интересно, куда отправился старик? Наверное, вернулся в Бостон и сейчас обшаривает доки в поисках какого-нибудь ирландского парня, только что без денег сошедшего с корабля. Что ж, ему не придется долго искать.
Конор прижал руку к ребрам и тяжко вздохнул. Даже если ему удастся встать с постели, то все равно он не сможет уйти отсюда. И уж тем более он не сможет драться. Так что нет смысла торопить события. Но тут ему вспомнились слова Кэрри о женах, и он решил, что выхода нет – все равно придется уйти.
На следующее утро Конор предпринял очередную попытку встать. Теперь ему удалось подняться на ноги, и он, преодолевая боль в ребрах, все же сделал несколько шагов. Но боль с каждым мгновением усиливалась, и он, не выдержав, со стоном уселся на кровать.
– Ох, черт, как больно, – пробормотал он, задыхаясь.
Дождавшись, когда боль немного утихнет, Конор снова поднялся на ноги – поднялся впервые за девять дней, прошедших с тех пор, как его избили. Отчаянно вцепившись в столбик кровати, он стоял совершенно голый в лучах утреннего солнца.
– О Боже! – раздался тихий возглас.
Он повернул голову и увидел Оливию, стоявшую в дверях с подносом в руках. Она замерла на несколько секунд, а потом, густо покраснев, попятилась к двери.
– Простите, я поищу вам какую-нибудь одежду. – И тут же вышла из комнаты, поспешно закрыв за собой дверь.
Конор невольно усмехнулся. Он мог бы остаться на месте и дождаться ее, но очень уж устал. Опустившись на край кровати, он прикрылся простыней, чтобы не оскорбить девичью чувствительность хозяйки.
Через
